Но она не сдавалась.
– Это твой ответ. Это твой всегдашний ответ, – прокричала она сквозь рыдания, злясь и в то же время жалея себя.
– Заткнись! Я кому сказал? Заткнись, сука! – Он просто задыхался от злости.
– А что ты сделаешь?
– Ах, ты сучара… – Он уже собрался вломить ей ещё раз.
– Ну всё, хватит, чувак. Обломайся. Ты сбрендил, – сказал ему Томми.
– Это не твоё собачье дело, блядь! Не суй свой нос, куда не просят! – парень ткнул пальцем в Томми.
– Хватит. Угомонитесь! – Закричал бармен. Патлатый улыбнулся, и несколько игроков в «дартс» оглянулись.
– Нет, это моё дело, бля. Что ты собрался, на хуй, сделать? А? – Томми наклонился вперёд.
– Ёб твою мать, Томми. Попустись, браток, – я робко схватил его за руку, подумав о бармене. Он резко стряхнул мою руку.
– Хочешь, чтоб я начистил тебе рыло? – заорал парень.
– А ты думаешь, что я не отвечу? Ёбаный пиздабол! Пошли выйдем, сука. Даввва‑а‑а‑ай! – Сказал Томми нараспев, издеваясь над ним.
Парень обосрался со страху. И то. Томми – чувак крутой.
– Не твоё дело, – сказал он, но уже не так нагло.
И тогда на Томми набросилась его тётка.
– Это мой мужик! Ты говоришь с моим мужиком, ёб твою мать! – Томми настолько опешил, что не успел увернуться, когда она наклонилась к нему и запустила ногти ему в лицо.
Ну, а потом пошло‑поехало. Томми встал и захуярил парню в морду. Он свалился со стула на пол. Я тоже вскочил и подбежал к патлатому. Сначала заехал ему в челюсть, потом схватил за патлы, блядь, наклонил чердак и несколько раз захерячил с носока по фейсу.
Один раз он поставил блок, а второй удар был несильным, потому что я был в кроссах. Он замахал руками и вырвался. Попятился назад: рожа вся красная, ни фига не догоняет. Он мог бы навалять мне, на раз, а он просто стоял, расставив руки.
– Что за хуйня?
– Шутка! – сказал я.
– Шутка? – чувак совершенно охуел.
– Я звоню в полицию! Все вышли отсюда, или я звоню в полицию! – закричал бармен и для пущего эффекта снял трубку.
– Никаких разборок, пацаны, – грозно приказал жирный урел из команды игроков в «дартс». У него была полная пригоршня стрелок.
– Я тут ни при чём, брат, – сказал мне патлатый.
– Значит, я типа как обознался, – ответил я.
Тётка с мужиком, которые заварили, на хуй, всю эту кашу, – мы ж просто хотели спокойно выпить, – украдкой прошмыгнули в дверь.
– Суки ёбаные! Это мой мужик, – крикнула она нам напоследок.
Томми опустил руку мне на плечо.
– Пошли отсюда, Сэкс, – сказал он.
Жирный мудак из команды игроков в «дартс», он был в красной майке с названием бара, мишенью и надписью «Стью» внизу, ещё не всё сказал.
– Больше не приходите сюда и не устраивайте бузы. Это не ваш бар. Я вас видел. Вы корешитесь с тем рыжим и с Уильямсоном, который с косичкой. Они конченые наркоманы. Нам тут не надо этой швали.
– Мы не принимаем наркотиков, браток, – сказал Томми.
– Угу. Только не в этом баре, – продолжал жирный.
– Ладно, Стью. Ребята не виноваты. Это всё тот мудак Алан Вентерс со своей чувихой. Уж они‑то точно сидят на игле. Ты же знаешь, – сказал другой чувак с редкими светлыми волосами.
– Пускай выясняют отношения у себя дома, а не в баре, – сказал первый.
– Семейная ссора. Только и всего. Не надо напрягать людей, которые просто пришли выпить, и всё такое, – согласился белобрысый.
Худшее осталось позади. Я боялся, что они пойдут за нами, и поэтому шёл быстро, а Томми отставал.
– Куда тебя несёт?
– Отъебись. Пошли скорее.
Мы выползли на улицу. Я оглянулся: из бара никто не вышел. Впереди мы увидели эту чокнутую парочку.
– Надо бы расквитаться с этим козлом, – сказал Томми, уже готовый бежать за ними. Я заметил, что подошёл автобус. 22‑й. Нам катит.
– Брось, Томми. Наш автобус. Поехали. – Мы побежали на остановку и сели на автобус. Поднялись на второй этаж и прошли в самый конец салона, хотя нам всего несколько остановок.
– Что у меня с лицом? – спросил Томми, когда мы сели.
– Как обычно. Полный пиздец. Даже лучше стало, – сказал я ему.
Он посмотрел на своё отражение в окне.
– Ёбаная тварь, – выругался он.
– Пара ёбаных тварей, – поправил его я.
Томми был прав, что ударил чувака, а не чувиху, хотя его ударила она, а не он. В своё время я натворил кучу вещей, за которые мне теперь стыдно, но я никогда в жизни не бил чувих. А всё, что говорит Кэрол, это пиздёж. Она говорит, что я применяю к ней насилие, но я никогда её не бил. Я просто держал её, чтобы можно было поговорить. Она говорит, что удерживать – это всё равно, что бить, и что это тоже насилие. Я так не думаю. Я просто хотел придержать её, чтобы поговорить.
Когда я рассказал об этом Рентсу, он сказал, что Кэрол права. Я сказал, что она может приходить и уходить, когда ей угодно. Я, конечно, спиздел. Просто я хотел поговорить с ней. Франко со мной согласился. «Ты просто никогда не жил с тёткой», – сказали мы ему.
В автобусе мне стало тошно и муторно. Наверно, Томми тоже, потому что мы больше не разговаривали. Но утром мы забуримся вместе с Рентсом, Попрошайкой, Картошкой, Дохлым и всей толпой в какой‑нибудь кабак и будем дружно заливать о своих подвигах.
– Надо сделать вид, будто ты хочешь работать, и в то же время сорвать на хуй собеседование. Если не будешь лохом, они не сумеют ни хера с тобой сделать. Надо быть самим собой и честно обо всём рассказать – тогда они никогда не дадут тебе никакой ебучей работы. Но если ты будешь сидеть и молчать, то эти ублюдки сразу пошлют тебя на биржу. Они скажут: этого чувака нельзя трогать.
– Для меня это трудно, чувак… Врубаешься? Трудно всё это провернуть… это самое. Я типа могу перетрухать, врубаешься?
– Томми принесёт «спида». Когда у тебя собеседование?
– Аж в полтретьего.
– Классно, у меня в час. Встретимся тут в два. Я дам тебе свой галстук и «спида».