Каждый вдох - полные легкие земли, или пепла, или золы...
Много-много времени прошло с тех пор, как его погребловзоле.Когда
именно - он не помнил: недели, дни или месяцыназад.Крэйнсталруками
расчищать себе путь наверх из пепельной горы,которуюнасыпалветер,и
вскоре снова вылез на свет. Ветер стих. Пора опять ползти к морю.
Яркиевоспоминаниярассеялись;впередиоткрывалисьзловещие
перспективы. Крэйн нахмурился. Он смутно надеялся, что, если все тщательно
вспомнить, можно изменить хотя бы частицу содеянного, какую-томелочь,и
тогда все это окажется неправдой. Он думал: если все вспомнятипожелают
чего-тоодновременно...Ноникаких"всех"нет.Яодин-единственный.
Последняя память на Земле. Последняя жизнь.
Он ползет. Локти, колено, локти, колено... Рядом с ним ползет Холмиер и
очень веселится - хихикает и ныряет в серые хлопья, как счастливый морской
лев.
- А зачем нам нужно к морю? - спрашивает Крэйн.
Холмиер отдувает пепельную пену.
- У нее спроси, - говорит он, вытягивая руку.
С другой стороны рядом с Крэйном ползет Эвелин - серьезно,решительно,
подражая каждому его движению.
- Потому что там наш домик. Любимый,помнишьнашдомик?Навысокой
скале. Мы поселимся тамнавсегда.Янаходиласьименнотам,когдаты
улетел. Теперь ты возвратишься в домик наберегуморя.Твойпрекрасный
полет закончен, мой дорогой, и ты вернулся ко мне. Мы будемжитьвместе,
вдвоем, как Адам и Ева...
- Здорово, - говорит Крэйн.
Потом Эвелин оборачивается и кричит:
- Ах, Стивен! Осторожно!
И он чувствует, как его вновь окружает опасность. Он ползет,приэтом
оборачивается назад на широкие серые пепельные поля - и ничегоневидит.
Когда он снова смотрит на Эвелин, то замечаеттолькособственнуючеткую
черную тень. Потом и она бледнеет: по Земле проходит световой луч.
Но ужас остался. Эвелин дваждыпредупредилаего,аонаникогдане
ошибалась. Крэйн остановился, обернулся и устроился так, чтобынаблюдать.
Если его действительно преследуют, он увидит, кто или что крадется сзади.
Наступила болезненная минута просветления. "Я сошел с ума, -пробилось
сквозь жар и сумбур в голове. - Разложение в ногеперекинулосьнамозг.
Нет ни Эвелин, ни Холмиера, ни угрозы. На всем этом пространстве ниодной
живой души, кроме меня;наверное,дажепривиденияидухипреисподней
погибли в аду, окружившем планету. Нет, ничего кроме меня имоейболезни
не существует. Я умираю - и когда это случится,погибнетвсе.Останутся
только кучи безжизненного пепла".
Но он почувствовал какое-то движение. Снова повинуясь инстинкту,Крэйн
опустил голову и затаился. Он смотрел на серыеравнинысквозьраспухшие
веки и думал, не смерть ли играет с его глазами дурную шутку.Надвигалась
новая дождевая стена, и он надеялся проверить сомнения дотого,каквсе
исчезнет в дожде.
Да. Вон там. Позади, в четверти милиотнего,посеройповерхности
легко передвигалось что-то серо-коричневое.
Позади, в четверти милиотнего,посеройповерхности
легко передвигалось что-то серо-коричневое. Сквозь далекий гулдождябыл
слышен шорох пепла и видны вздымающиеся маленькие облачка. Крэйнукрадкой
нащупал в рюкзаке револьвер, а его мозг, объятый ужасом, искалобъяснение
происходящему.
Нечто подобралось ближе, и Крэйн, прищурившись,вдругвсепонял.Он
вспомнил, как при посадке на покрытую золой Землю Юмб бился и вырывался от
страха из рук.
-Нуконечно,этоЮмб,-пробормоталКрэйнивстал.Собака
остановилась. - Сюда, малыш, сюда! - радостно прохрипел хозяин.
Он был безумно рад - его давило одиночество,жуткоечувство,чтоты
один в пустоте. Теперь одиночество кончилось, кроме него есть ещекто-то.
Друг, который будет его любить, общатьсясним.Сновавспыхнулогонек
надежды.
- Сюда, малыш. Давай же...
Мастиф пятился от него, обнажив клыки, высунув язык. Собака отощала; ее
глаза в темноте светились красным. Крэйн позвал ее еще раз, и пес зарычал,
из его ноздрей вылетели клубы пепла.
"Голодный, бедняга", - подумал Крэйн. Он сунул рукуврюкзак,ипес
опять зарычал. Его хозяин вытащил плитку шоколада, с трудом снял обертку и
фольгу, потом слабой рукой кинул шоколадку Юмбу. Она упала, не долетевдо
него. Минутное замешательство; затем собака медленноподошлаисхватила
пищу.Еемордабылабудтопосыпанапеплом.Животноенепрерывно
облизывалось и продолжало приближаться к Крэйну.
Он вдруг запаниковал. Внутренний голос настаивал: "Это не друг.Онне
будет тебя любить и общаться с тобой. Любовьиобщениеисчезлислица
Земли вместе с жизнью. Не осталось ничего, кроме голода".
- Нет, - прошептал Крэйн. - Это несправедливо, что нам нужновцепиться
друг в друга и сожрать...
Но Юмб подкрадывался все ближе, обнажив острые белые клыки. Когда Крэйн
в упор посмотрел на пса, тот зарычал и сделал молниеносный прыжок.
Крэйн рукой стукнул собаку в морду, ноповалилсяназадподтяжестью
такого груза. Он закричал от страшной боли в распухшей ноге,которуюпес
придавил своим весом. Свободной рукой он продолжал наносить слабыеудары,
едва чувствуя, как зубы размалывают его левую руку. Потом он наткнулсяна
что-то металлическое и понял, чтолежитнавыпавшемревольвере.Крэйн
нащупал оружие и теперь молился, чтобы ононеоказалосьзабитопеплом.
Когда Юмб отпустил руку и рванул его за горло, Крэйнподнялревольвери
вслепую ткнул дулом в тело собаки. Он все нажимал на курок, поканестих
шум выстрелов, и были слышны лишь щелчки. Перед ним в золе содрогался Юмб,
почти разорванный пополам. Серое обагрилось темно-алым.
Эвелин и Холмиер грустно смотрят на убитое животное. Эвелинплачет,а
Холмиер своим привычным жестом нервно запускает пальцы в волосы.
- Это конец, Стивен, - говорит он. - Ты убил часть самого себя.Ода,
ты будешь жить дальше, но не весь. Похорони тело, Стивен. Этотруптвоей
души.
- Не могу. Ветер развеет пепел.
- Тогда сожги его, - приказывает Холмиер.