Но я буду чувствовать себя лучше, если загляну на несколько минут домой и проверю Алексис.
- Тогда ступай, дорогая. Это тебя успокоит. Тебе сейчас только больного ребенка и не хватает. После гибели Марка и вообще.
Когда Чарли подошел к ним со счетом, Луиза достала из сумочки десятицентовик и положила его на кленовый столик.
- Извините меня, миссис Маринго. - Чарли в смущении перевел взгляд с одной женщины на другую. - Я только что услышал о мистере Маринго. Просто не нахожу слов. Позвольте принести вам обеим мои глубочайшие соболезнования.
- Спасибо, - ответила Джулиана.
Значит, слух уже начал распространяться. Луиза не удивилась этому.
- Кто вам сказал? - спросила она.
- Почтальон. Помните, когда вы вошли, он пил кофе возле прилавка?
- Да, помню. - Луиза встала и машинально расправила свой мешковатый синий трикотажный костюм. - Вы не видели сегодня моего сына, Чарли?
- Нет, мэм. Не видел. Это странно - ну, то, что он не пришел сюда. Чарли нервно засмеялся. - Возможно, он нашел более дешевое кафе.
- Например? Отель "Виндзор?"
Чарли покраснел.
- Извините меня. - Он ушел, чтобы обслужить других посетителей.
- Тебе не стоило отвечать ему так сурово, - сказала Джулиана. - Он лишь позволил себе безобидную маленькую шутку.
- Сегодня мне не до шуток.
- Может быть, Харри тоже заболел? - Джулиана побледнела. - Ты скрываешь от меня что-то плохое, Луиза.
- Харри здоров. Успокойтесь. Наверно, он решил подольше потренироваться на баскетбольной площадке, только и всего. Вы знаете этих мальчишек. А теперь выпейте кофе и доешьте десерт. Мы поговорим позже.
- Если Алексис стало хуже, немедленно позвони миссис Финнеган - я буду там. Я, её единственная бабушка, имею право быть в курсе таких вещей.
Нетерпение Луизы возрастало с каждой минутой.
- Если состояние Алексис ухудшится, я обязательно позвоню вам. Не беспокойтесь.
- Хорошо. Спасибо, что пригласила меня на ленч, дорогая. Это большая щедрость с твоей стороны.
- Это вы доставили мне удовольствие.
Мысли Луизы метались из стороны в сторону, уносились вдаль. Она не могла дождаться мгновения, когда выйдет из аптеки и сядет в машину. Слава Богу, она не оставила её в гараже Бака, не то пикап уже был сейчас бы, вероятно, в полуразобранном состоянии.
- Не изнуряйте себя, Джулиана, слышите?
Женщины поцеловали друг друга в щеки.
- Я просто выполняю мою работу. - Джулиана уставилась серыми глазами на кофе. - И рассчитываю на то, что другие тоже выполнят свою. Надеюсь, эта ленивая миссис Финнеган не забудет сегодня спустить за собой воду в туалете. Всему есть предел, ты ведь это знаешь?
Луиза ничего уже не знала. Ничего не слышала. Ее сердце билось так сильно, что она с трудом думала. Она не испытывала такого страха с того времени, когда на втором месяце беременности услышала от Марка, что они должны усыновить Харри. Алексис и Харри. Алексис и Харри. Алексис. Харри. В течение трехмильной дороги домой эта мелодия снова и снова звучала в её голове.
Лишь одна посторонняя мысль вторглась в сознание женщины: Джулиана превратилась в старуху.
8
На медвежьей шкуре осталось лишь небольшое пятнышко крови - я ждала сильного кровотечения. Также меня удивила безболезненность первых движений, разорвавших плеву или как она там называется.
Наслушавшись в школе девчоночьих рассказов, я полагала, что потеря девственности сопряжена с ужасной, невыносимой болью и кровотечением. Помню, Салли-Энн однажды сказала, что в первый раз девушка кричит, как раненый зверь - так велики физические страдания. Поскольку Салли-Энн призналась в том, что сама она ещё была девственницей, я спросила её, где она почерпнула такую захватывающую информацию.
- Конечно, я услышала это от матери. А ты что думала? Уж она-то должна знать.
Теперь я поняла, что мать Салли-Энн не смогла бы отличить жареную кукурузу от пареной репы, даже если бы её ткнули лицом в тарелку. Или же отец Салли-Энн (местный сантехник) был безжалостным садистом. По правде говоря, он производил впечатление мягкотелого человека, находящегося под каблуком у собственной жены. Я видела его вблизи, когда он пришел прочищать сток нашей кухонной раковины, забившийся жиром и отходами. Но говорит ли о чем-то внешность? Теперь я знаю, какой обманчивой она может быть.
Высказывания моей матери на запретную тему были типичным примером её поразительной замкнутости.
- Ты слишком молода, чтобы задавать такие вопросы.
- Мне уже двенадцать лет. У меня в любой миг могут начаться месячные. Как только это произойдет, я стану женщиной.
- Может быть, так написано в медицинских книгах, но даже если они начнутся завтра, ты все равно останешься ребенком.
- Я знаю некоторых девочек, которые уже не девственницы.
- Кто это? Как их зовут? Ты с ними дружишь?
- Нет, но я слышала, как они разговаривали возле школы.
- Это ужасно!
- Что ужасно? То, что они разговаривали или то, чем занимались?
- Все. И то, и другое. Это отвратительно. Постыдно. Я не хочу, чтобы ты их слушала. Уходи. Держись подальше от этих шлюх.
- Я ухожу от них. Именно поэтому я спрашиваю тебя - потому что не хочу спрашивать их.
- О чем?
- Как это было в первый раз.
Мать сжала свои узкие губы, накрашенные помадой "Алая роза", так плотно, что они практически исчезли с её лица.
- Когда придет время и ты станешь взрослой, ты сама все узнаешь.
- Больше ничего не скажешь, мама?
- Это тебе не пикник. Мне больше нечего сказать.
- Это действительно так неприятно?
- Веди себя, как подобает леди, Алексис.
- Леди носят белые перчатки и выглядят, как Оливия де Хэвиленд.
- Ты чересчур остроумная.
Наша беседа состоялась всего несколько месяцев тому назад. Больше мы не разговаривали на эту тему. Мать сама поставила точку на нашем общении. Довольно, больше не приставай ко мне и веди себя, как леди.
- Что тут забавного? - спросил Харри.
Я не заметила, что рассмеялась перед тем, как Харри задал мне вопрос. Он лежал на медвежьей шкуре возле меня с обнаженным торсом. Должно быть, он в какой-то момент снял свитер, но я не помню, когда. Все происшедшее было ярким, ослепляющим сном - коротким и столь насыщенным, что я не могла разделить его на отдельные части.
- На самом деле это пикник - вот почему я смеюсь.
Я пересказала ему то, что услышала от мамы.
- Не хватает только жареного цыпленка, картофельного салата и пива. Я все ещё смеялась. - Подожди, я забыла муравьев.
Я чувствовала, что Харри смотрел на меня пристально, внимательно, с нежностью. Он перекатился на бок и обнял меня своими красивыми нежными руками. Мы всего несколько минут тому назад перестали заниматься любовью, и он, вероятно, понял, что я ещё не пришла в себя окончательно. Он выглядел так, словно тоже парил в воздухе.
- С тобой все в порядке, Алексис?
- Я чувствую себя прекрасно. Никогда ещё не чувствовала себя лучше. Это было правдой, я ощущала себя взрослой женщиной, и меня переполняла гордость. Я наконец это совершила! - Это было замечательно!
- Надеюсь, я не причинил тебе боли. Я старался.
- Мне совсем не было больно. - Я поцеловала его темные ресницы, столь похожие на мои. - Честное слово, не было.
- Но ты ощущаешь внутри жжение?
- Небольшое. Оно меня не беспокоит, мне даже приятно. Ведь это сделал ты.
Он посмотрел на темно-красное пятно, образовавшееся на шкуре, коснулся его пальцем и слизнул кровь. Теперь вы понимаете, почему я люблю Харри, почему буду любить его всегда, что бы он ни делал? Потому что я это он, а он - это я.
Упоминание о матери оттолкнуло нас друг от друга.