Даже отсутствуя, она оказывала плохое влияние, разделяла нас, убивала теплоту наших отношений. Возможно, когда-нибудь я обрету способность любить мать, но сейчас я ненавидела её сильнее, чем когда-либо. Я стыдилась моей ненависти, это чувство было нехорошим. Потом я внезапно заплакала.
Харри приблизился ко мне, крепко обнял меня.
- Что с тобой, Алексис? В чем дело? Пожалуйста, скажи мне.
- Я не знаю. - Я всхлипывала, хотя это было непохоже на меня. Просто я подумала о папе. Мы уже никогда его не увидим.
- Никогда.
- С этим трудно смириться. Со словом "никогда". Оно чем-то похоже на "невозможно".
Мои слезы падали на обнаженное плечо Харри. Его кожа была такой красивой и теплой. Я помню, как ещё маленькой девочкой прикасалась к отцу до его ухода на войну. Вечерами меня обычно укладывал в постель именно он, а не мать. Однажды, когда меня мучил кошмар (на улице грохотал гром и сверкали молнии), папа зашел в мою спальню и обнял меня, как это делал сейчас Харри.
Отец и Харри даже пахли одинаково. Этот свежий, чистый аромат напоминал запах сосен. Вокруг Пилгрим-Лейка много сосен. Вероятно, он проник в нашу кровь. Вероятно, я тоже пахну сосной. Никогда прежде не думала об этом. Сам человек не может понять, как он пахнет. Узнать это можно только от других.
- Как я пахну? - спросила я Харри.
- Ты не пахнешь.
- Нет, я говорю не о плохом запахе. Как пахнет моя кожа? Она должна как-то пахнут. Твоя же пахнет.
- Ну и как?
- Сосной.
- Правда?
- Да, мне нравится, как ты пахнешь.
- Наверно, ты пахнешь маргаритками, - сказал Харри, немного подумав. - Это - самое точное сравнение.
- Маргаритки - мои любимые цветы.
- Я не знал.
- А я думала, что ты знал. Я всегда любила маргаритки. Хочу, чтобы ты знал обо мне все, Харри.
- Я тоже хочу знать о тебе все. - Он поцеловал мои ресницы, и я перестала плакать. - Что ты чувствовала, когда я...?
- Это было замечательно. Не могу описать.
- Попытайся.
- Мне показалось, что по моему телу прокатилась мощная горячая волна. Но это ощущение было очень естественным. Я хочу снова его испытать. Я ответила на твой вопрос?
- Да.
- А что чувствовал ты?
- Я нервничал, - признался Харри. - Я был недостаточно твердым. Но Уилл сказал, что очень скоро я буду твердым, как камень.
- Кто такой Уилл?
- Уилл Уэлчман. Новый тренер по баскетболу. Он заканчивает школу.
- Ты не расскажешь ему о нас, нет, Харри?
- Я не расскажу никому. Это никого не касается.
- Честное индейское?
- Честное индейское.
Это была наша старая тайная шутка. Теперь нас связывала новая тайна, гораздо более серьезная.
- Господи! - Харри сел так внезапно, что я ударилась плечами о пол. Интересно, который час? Должно быть, мне уже давно следовало вернуться в школу. Я так ничего и не съел.
В нашей гостиной не было часов - они стояли только на кухне. Я сама понятия не имела о том, который сейчас час, но в отличие от Харри мне не было до этого дела.
- Что подумает мама? - сказал Харри. - Я не заглянул в магазин после ленча. Должно быть, она уже запаниковала.
Он начал вставать, но я потянула его вниз.
- Какая разница? Ты прогулял дневные уроки. Что касается мамы, то ты её знаешь. Она так занята своей распродажей, что забыла про нас. Для неё важны только деньги.
Я коснулась его практически безволосого паха. У меня уже появились волосы. Я хотела знать, в чем тут причина. Хотела сделать так, чтобы Харри снова отвердел и смог все повторить. Надеялась, что теперь он не будет спешить и продержится дольше. Словно прочитав мои мысли, он сказал:
- Из меня что-то вырвалось. Это произошло очень быстро. Я не мог сдержаться. Ты это почувствовала, Алексис?
- Да, в меня что-то втекло.
- Я не хочу, чтобы это текло. - Он нахмурился. - Я хочу, чтобы это стремительно вырывалось.
Он принялся целовать и нежно покусывать мои соски. Он снова стал моим.
Книга о южной Испании по-прежнему лежала возле нас. Я коснулась её свободной рукой. При этом я наблюдала за тем, что Харри делает со мной, а я - с ним.
- Помнишь замок в Аликанте? - сказала я.
Он не мог говорить. Он взял две мои плоские груди в рот, словно они были единым целым, и я почувствовала, как в моем животе затрепетали бабочки.
- Скоро у меня будут груди, Харри. Я хочу иметь их ради тебя.
Он приподнялся и впился в мои губы.
- Мы будем летними людьми. Верно?
- Да. Возможно, через пять-шесть лет.
Потом он снова отвердел и смог овладеть мной. На этот раз он сделал это медленно, потому что уже не волновался так сильно. Я не стала закрывать глаза, как прежде. Я хотела все видеть. Глаза Харри были открыты, он наблюдал за тем, как входит в меня.
- Тебе больно?
- Нет, приятно, - сказала я.
Наконец он полностью проник в меня, и мы замерли на несколько мгновений, слившись в единое целое. Харри начал двигаться. Я хотела двигаться вместе с ним, но не знала, в каком направлении и как это надо делать. Возможно, он не хотел, чтобы я двигалась. Возможно, он хотел, чтобы я лежала абсолютно неподвижно. Все это было таким таинственным, в моей голове возникало множество вопросов. Мои глаза оставались широко раскрытыми, в комнату проникал солнечный свет, я начала слегка ерзать. Харри улыбнулся мне, как бы говоря, что я поступаю правильно. И вдруг я увидела мать.
Она стояла не далее двух метров от нас. Смотрела на нас. Мы не слышали, как старый "шевроле" подъехал к дому. Харри не знал о её присутствии, пока он не заметил выражение, появившееся на моем лице в тот миг, когда мои глаза и глаза матери сцепились в безмолвной схватке. Харри перестал двигаться, словно почуявший опасность дикий зверь. Он открыл рот, чтобы произнести что-то, но мать опередила его. Из её горла вырвался неистовый крик:
- Господи милостивый!
Мне почему-то ударил в нос проникший в комнату сильный запах тушеных бычьих хвостов.
9
Услышав голос матери, Харри запаниковал. Я никогда не забуду появившийся на его лице откровенный ужас - даже если проживу миллион лет. Его член обмяк внутри меня. Харри вытащил его и медленно повернулся, осознавая реальность.
- Мама, - еле слышно прохрипел он. - Что ты здесь делаешь?
Потрясенная, остолбеневшая мать все же сумела произнести:
- Оденьтесь, вы оба. Немедленно!
Я решила послать её к черту. Не двигаться. Если она хочет, чтобы я оделась и выглядела прилично (как леди), ей придется самой одевать меня. Но Харри встал и мгновенно оделся.
- Бесстыдник! - закричала она на него. - Ты ничем не лучше твоего отца. Нет, даже хуже. Как ты мог совершить такое? Да ещё со своей сестрой! Ты знаешь, что такое грех?
Харри пробормотал что-то. Он сожалеет, что расстроил её. Может быть, он действительно сожалел о случившемся, хотя я в этом сомневаюсь. Однако я определенно ни о чем не сожалела. Я была рада. Рада тому, что мы с Харри сделали это, и тому, что мать застала нас на месте преступления.
- Я сказала - оденься, Алексис!
Она села в старое кресло-качалку и покачалась в нем. Казалось, она хотела успокоить себя таким образом. Но этот способ не сработал.
- Вот, Алексис.
Харри протянул мне мою пижаму с розовыми кроликами, которую я отбросила в сторону.
- Возможно, твой брат - распутник, однако даже у него остался какой-то стыд. Он хотя бы прикрылся в присутствии матери.
- Ты его родила, - сказала я. - Ты уже видела его обнаженным. Я не вижу необходимости вечно прикрываться.
Ярость матери представляла из себя забавное зрелище. Можно подумать, что если я раздета, то это просто конец света. Ее глаза были готовы выскочить из орбит, словно она никогда не видела меня нагой. Бедный Харри. Он не знал, что ему сделать, он казался попавшим в ловушку между двумя рассерженными женщинами. Загнанным и виноватым.