Когда она опустилась на колени, чтобы помолиться, я тихо заговорил через длинную трубу высоким монотонным голосом: "Элла Сирс! Элла Сирс! Слышишь меня?" Она слышала. Она замерла на середине молитвы. Наступила долгая тишина. Элла начала молитву снова - тихо и неуверенно. "Элла Сирс!" Она замолчала. "Ты слышишь меня?" Ее голос был робким писком. "Да-а-а". "Я слежу за тобой! Мои глаза смотрят сквозь потолок. С небес. Ты хорошая девочка?" Она отвечала так, словно собиралась заплакать. "Я, я не знаю". "Если нет - я приду, чтобы забрать тебя". Для Эллы это было чересчур. Если бы кто-то появился, она бы не хотела с ним встретиться. Она вскочила, выбежала из комнаты и бросилась вниз по лестнице. Отец с матерью еще спорили о том, где откалывать лед, когда в кухню ворвалась Элла с воплем: "Бог кричит из-за стены! Бог кричит из-за стены!" Она подбежала к матери, и обе заскользили к стене. "Сделай что-нибудь!" закричала мать отцу. Они наткнулись на него и потащили за собой. Они скользили к стене, и отец выставил ладони, чтобы их остановить. Мать повисла на отце, Элла повисла на матери, и все трое мчались так быстро, как только возможно - не делая при этом никаких движений. Звук был такой, будто они сбивали масло. Мэри, Фрэнсис и я, все побежали к вентилятору и выглянули на кухню. Мы увидели, что случилась авария, и начали громко хихикать. Отец протаранил одну из ножек кухонного стола, мать - другую. Ножки стола обломились, и столешница упала и ударила их обоих по головам. Хихиканье прекратилось. В тишине отец произнес: "Первый, кто засмеется, неделю не сможет сесть". Угадайте, кто это был. Через несколько дней, бездельничая, я провел еще один эксперимент со своей трубой, вызывающей духов. Я находился под арестом в комнате за что-то, чего уже не помню, а Элла читала в своей комнате. Я сосчитал все трещины на потолке, представил себя птицей и погонялся за мухой по всей комнате, а потом уставился на ястреба. Он парил более плавно, чем пух с одуванчика, когда дунешь на него; и я вспомнил, как мечтал про себя: "Парень, если бы ты мог парить, как он, ты не валял бы дурака из-за каких-то старых цыплят. Я бы ястребом полетел прочь из города, и прямиком - в дедушкин амбар". Я услышал, как Элла хихикает над своей книгой в соседней комнате. Почему она может быть так счастлива, спросил я себя и задумался, как бы исправить эту несправедливость. Я залез под кровать, просунул голову в длинную трубу и обратился к ней. "Элла Сирс!" - горестно завыл я. Ее хихиканье прекратилось. "Пришел твой конец, - предупредил я ее. - Это Святой Павел явился за тобой". Элла не отвечала, поэтому я добавил замечательную деталь: "Элла Гертруда Хелен Сирс! Твое время истекло! Приготовься к путешествию!" Тогда Элла Сирс ответила мне низким мужским голосом. "Эллы Сирс здесь нет. Здесь ее отец, Святой Петр". Отец! Теперь я уже действительно хотел превратиться в ястреба. Я быстро завопил в трубу: "Я никогда не явлюсь к тебе больше, Элла Сирс! Я возвращаюсь на небеса - прощай!" "О, нет, подожди! прокричал отец. - Явись-ка сюда бегом, пока я не пришел туда и не привел тебя за крылья". Я вздохнул, выполз из трубы и медленно пошел являться на скамью подсудимых перед Святым Петром.
Г Л А В А 8. ДЯДЯ ДАФФИ И ЕГО УДИВИТЕЛЬНЫЙ ВИСКЕРС
Я узнал многое о Боге и людях в то лето, когда дядя Даффи возвратился домой с войны. Дядя Даффи служил за морем, в Канадском полку, и отец обо всем нас предупредил перед его приездом. "Вы должны быть очень терпеливы с моим младшим братом, - сказал он матери. - Он отравлен газами и контужен во Франции". Я думаю, мы могли бы быть терпеливы с дядей Даффи, сумей мы хотя бы познакомиться с ним, но почти все свое время он проводил в пабе МакМартри. Он брал свою шляпу, галантно кланялся матери и говорил: "Пойду-ка я в город, полечусь немного от контузии". Отец старался изо всех сил помочь дяде Даффи.
Частенько он отправлялся за ним к МакМартри и торчал с ним там до тех пор, пока Даффи не обретал способность идти домой, хотя бывало, что никто из них не оказывался на это способен. Дядя Даффи был очень нервный. Он запрыгнул отцу на руки в тот вечер, когда я впервые выпалил из своего капсюльного пистолета. А один раз, когда Мэри неожиданно надула бумажный пакет и взорвала его, дядя Даффи выбежал из дома в одних носках с криком: "Они идут!" Он спрятался за домом на кукурузном поле. У дяди Даффи был друг Вискерс, который пугал матушку больше всего. Вискерс испытывал непонятную неприязнь к дяде Даффи и гонялся за ним по всему дому. Дядя Даффи прорывался через парадный вход, глаза его были похожи на две половинки дыни. Он прятался за матерью, отцом и за угольной печкой. Он показывал пальцем на дверь и шептал паническим голосом: "Вискерс идет за мной. Я должен спрятаться от Вискерса! У него штык!" Одним прыжком дядя Даффи прыгал в шкаф для одежды, захлопывал дверцу, сбивая со стены портрет бабушки Вагнер. Вискерс не был реальным человеком. Никто из нас его не видел, кроме дяди Даффи, хотя Элла и утверждала, что однажды ночью она тоже видела. Она сказала, что Вискерс сидел на яблоне напротив окна ее спальни и строил ей рожи. Но Элла постоянно что-нибудь видела, с тех пор, как я рассказал ей свой сон о сияющем человеке. Однажды Элла рассказала, что видела призрак Артура Конан Дойля, прогуливающийся по крыше железнодорожного вокзала Нортерн-Пасифик. В тот же вечер отец вымыл ей рот с мылом. Отец говорил, что дядя Даффи ходит к МакМартри, чтобы избавиться от Вискерса. Мать заметила, что Вискерс преследует Даффи как раз тогда, когда он возвращается от МакМартри. Я любил Вискерса. Он делал мир необыкновенным. Все мы привыкли к нему. Мы говорили о нем так, будто он был членом семьи. Однажды, когда дама на собрании Общества Алтаря спросила мать, что это за Вискерс, о котором мы все говорим, мать ответила ей: "О, этой друг Даффи". Впервые я встретился с дядей Даффи в лето большого лесного пожара. Это было в день, когда отец Хоган и члены Общества Алтаря собрались в нашем доме, чтобы обсудить открытие новой школы. Элла, я и многие из наших друзей перешли туда из школы имени Бенджамина Франклина, и мы были совсем не уверены, что нам понравится эта. Мать готовилась подать на стол в гостиной чай и печенье, когда Элла, как сумасшедшая, пробежала по всему дому, вереща: "У меня было видение! У меня было видение!" Миссис МакКаллистер так разволновалась, что размешала чай собственными очками. "Видение! - вопила Элла. - Я говорила с ангелом! Гони их, сказал мне ангел. Всех. В море!" Элла радостно прокудахтала это и вылетела в парадную дверь. Отец Хоган подавился кусочком пирожного, и его лицо стало такого же цвета, как у дедушки в ту ночь, когда он проглотил цыплячью кость. Все были встревожены, кроме матери. Она знала, что Элла то "видит видения", то "разговаривает с ангелами". Ничего от этого не бывает. "Она переняла это от Уильяма", - объяснила матушка гостям. "Он очень интересуется Богом и прочими делами, верно, отец Хоган?" - У отца Хогана глаза вылезли из орбит при воспоминании о наших встречах. "Уильям сказал, что однажды он пойдет по свету, чтобы рассказать людям о Боге. Ну, а пока он рассказал одной Элле. Она все это преувеличивает. Еще торта, миссис Уилкокс?" Чего хотела миссис Уилкокс, так это уйти домой. Однако на этот раз Элла была совсем невинна. Она просто играла роль Жанны Д'Арк. Элла стала мешать нашей замечательной игре в "ковбоев и индейцев", болтая о книге про Орлеанскую деву, которую она читала. Никто из нас, мальчишек, не заинтересовался этой историей, пока она не дошла до той части, где Жанну д'Арк, привязанную к столбу, сжигают на костре. "Вот теперь ты дело рассказываешь", - сказал Сэм Льюис.