Майк Раффодил согласился: "Самый смак!" Элла сказала, что будет прекрасной и смелой героиней Жанной д'Арк, если мы хотим участвовать в этой игре. Мы согласились и с криками побежали за ней. Я пробился сквозь собрание Обшества Алтаря, в горячке погони не обращая внимания на дам и отца Хогана. "За старой ведьмой!" - кричал я, когда галопом мчался через гостиную. Мать задержала меня. "Почему ты так обзываешь свою сестру?" - спросила она. "Она - ведьма. Мы предадим ее огню", - бодро сказал я матери. "Сожжем ее живьем. До скоро свидания. Привет, отец". Я проскакал вокруг холмов швейной машинки и направил своего великолепного гнедого жеребца с грохотом в долину дровяного сарая. Я поймал д'Арк, прячущуюся на кукурузном поле и поедающую бутерброд с джемом. Мы привязали ее к старой помпе на заднем дворе и набросали вокруг нее мятой бумаги и щепы для растопки. Сафид Филлипс, который отвечал за британские войска, пошел домой и украл спички, пока его мать выходила развешивать белье. Поскольку Жанна д'Арк была моей собственной сестрой, мне была предоставлена привилегия разжечь огонь. Чем я и воспользовался. Мы договорились освободить Жанну сразу, как только ей станет жарко, но именно в этот момент по переулку проехал старший брат Майка Раффодила на новом красном мотоцикле. Мы все помчались за ним, упрашивая прокатить, и бросили Жанну на произвол судьбы. Отец Хоган подбежал к помпе, когда Жанна д'Арк воплями начала звать маму. Отец Хоган накачал несколько ведер воды и затушил огонь. Две другие мои сестры, Мэри и Фрэнсис, немедленно были отправлены в экспедицию, с целью доставить меня живого или мертвого. Огонь Эллу не задел, но когда мать объяснила отцу, какую ужасную муку должна была испытывать Элла, и как она могла сгореть насмерть, отец отправил меня срезать прут. Я никак не мог найти подходящего размера - тогда отец вышел и помог мне. Он отверг мой выбор и срезал молодое деревце. "Я получил хороший урок", - сказал я ему по пути к дому. Отец проворчал: "Отлично! Теперь мне хотелось бы закрепить его". И в этот самый момент вернулся домой дядя Даффи из Франции, в которой после войны располагалось его часть. Разумеется, я навсегда сохранил к нему нежность в своем сердце. Мать уже почти смирилась с тем, что приходится жить с Вискерсом и дядей Даффи, когда в Миннесоте случился большой лесной пожар. Он был самым страшным за всю историю. Много людей погибло в огне. Несколько городов к северу и востоку от нас полностью выгорели. И днем и ночью у нас першило в глотке и было больно дышать. Кругом стояла серо-голубая мгла, а по ночам небо к северо-востоку было мрачного багрового цвета. Возбуждение сквозило во всех беседах. Соседи, годами не разговаривавшие друг с другом, стали вдруг закадычными приятелями, так сплотил их огонь. Они бросали оценивающие взгляды в сторону Дулута. "Плохо дело". "Очень". Каждый день мы видели, как уезжают машины, груженные пожарным оборудованием и набитые людьми. И другие машины, которые возвращались с измотанными, грязными, мрачными бойцами. Я был заточен в своей спальне в тот вечер, когда меня поймал начальник полиции - я покидал поселок, направляясь на фронт, волоча за собой тележку. Я погрузил на нее лопату, две лучших материных наволочки, чтобы сбивать огонь, и мешок яблок. Теперь я лежал на полу своей комнаты, приклеившись к вентилятору и наблюдал, как мать, отец, мистер и миссис МакКаллистер играют в карты. Мать зажгла церковную свечу. Когдамистер МакКаллистер наклонился и прикурил от нее сигарету, миссис МакКаллистер дала ему хорошенько по шее. Мать заметила, что он слишком бесчувственный. "Если вы имеете в виду, что я напуган до смерти, то вы правы, - сказал мистер МакКаллистер.
- Похоже на то, что мы можем играть в карты на собственные дома. Их у нас скоро все равно не будет, если не переменится ветер". Чуть позже, когда мать объявила "три без ветра", мистер МакКаллистер сказал, что пора идти домой. Утром стало полегче. Сменился ветер. Около трех часов я почувствовал, как холодный свежий воздух ворвался в окно спальни. Все складывалось так удачно, что отец и другие мужчины решили отправиться на Фергюс-Фоллс, чтобы сыграть свой воскресный бейсбольный матч. Но вечером ветер опять переменился на северо-восточный и задул еще сильнее. Небо со стороны Дулута мерцало как северное сияние, только вместо ледяной голубизны оно горело жарким оранжевым светом и выглядело зловеще. Все мужчины отправились на борьбу с огнем. Женщины собирались на верандах сплоченными группами, обмениваясь такими секретами, какие только общее несчастье могло из них вытянуть. Все дети в округе лазили по перилам веранд, шастали туда-сюда через заборы и игнорировали бесконечные материнские инструкции не уходить никуда "чтобы быть у матери на глазах". Сафид Филипс и я попытались вообразить, как огонь прокрадется в город и спалит все школы, а потом уйдет, не причинив больше никакого вреда. Потом мы оставили это и начали искать место для игры в "утенка на скале". Миссис Филипс окликнула Сафида: "Джеймс, пожалуйста, не кричи так громко. Мама не слышит сама себя. И перестань толкать свою сестру". "Хорошо, тогда скажи, чтобы она тоже перестала меня толкать, или, когда мы поплывем на середину Змеиного Озера спасать свои шкуры, она может оставаться и умирать на берегу как собака". Его сестра начала плакать. Его мать закричала: "Сафид Филлипс!" Сафид сказал: "Раз, два, три, четыре, пять - я иду искать, кто не спрятался - я не виноват". Это произошло в ту минуту, когда состоялось историческое появление дяди Даффи на Мэйпл-Стрит. Он прогуливался по улице, но можно было подумать, что он стоит на верхушке стога сена, который галопом мчат лошади. Соседки подталкивали друг друга в предвкушении. Дядя Даффи пел военную песню, как говорила мать, "никаким" баритоном. Мне кажется, он и песню выбрал такую, чтобы все тут же на него разозлились. Во всю глотку он орал:
И пусть в доме родимом горят огоньки
Пока ваши томятся сердца от тоски,
И пусть черные тучи улетят далеко,
И парни вернутся домой.
Дядя Даффи уцепился за перила у самых ступенек и поднялся, перехватывая их руками. Мать от стыда сбежала. Миссис Раффодил наклонилась к миссис МакКаллистер и прошептала: "Если огонь подберется поближе, его дыхание взорвется у самых его губ". "Добрый вечер, леди", - сказал дядя Даффи, грациозно срывая шляпу с головы таким элегантным жестом, что она вырвалась из его руки и улетела с веранды. Миссис Раффодил дала миссис МакКаллистер локтем под ребро: не пропусти, мол. Даффи она спросила: "Как поживает ваш дорогой друг Вискерс?" Дядя Даффи собрал все свое достоинство. Он приблизил к миссис Раффодил свое лицо - прямо под ее большую соломенную шляпу. "Миссис Раффодил, - сказал он. - Не угодно ли Вам держать свой любопытный длинный нос подальше от моих друзей?" Той ночью уже в половине второго мы все были разбужены громким стуком в заднюю дверь. Я вскочил на кровати. "Миссис Сирс! Миссис Сирс!" Это был голос мистера МакКаллистера. Я слышал, как мать неуверенно ответила: "Да?" "Вставайте. Огонь не удержать. Он прорвется в город до рассвета. Все должны уходить. Немедленно!" Я был в ботинках и брюках прежде чем мистер МакКаллистер спустился с крыльца. Мать была в панике. Она начала бегать по кругу. Я позвал сестер и постучался в дверь дяди Даффи. Его не было. Мать уже вышла из своей комнаты, но все еще была в ночной рубашке.