Боттичелли". Вот такая история, Игорь Владимирович, получается! - И к Верке Косой: - В первый раз с этим Боттичелли вы где встретились?
- Ой, миленький, участковенький, да я его так ни разу и не встренула! Все через записку, родненький, ладненький, добренький...
- Так... А шестнадцатого июля в ноль-ноль часов с кем возле хлева во дворе гражданина Неганова вела шепотом беседу?
Верка замахала руками, точно ветряная мельница:
- Ой, да это выдумки, родненький, ни с кем я беседу не поимела, участковенький, и кто это только придумал честных людей порочить...
Участковый встал, официально подтянулся.
- Вы пока свободны, гражданка Косая...
- Правильно, Федор Иванович, пусть гражданка подумает на досуге о забытой встрече с неизвестным на дворе Неганова.
Как только Косая, шаркая подошвами, по-монашески сутулясь и чахоточно покашливая, с благолепным лицом и опущенными постно глазами вышла из комнаты, Анискин облегченно вздохнул и освобожденно произнес:
- Через пять минут потерпевший придет, директор Яков Власович...
Качушин перебрал несколько бумаг, что-то записал в большой и блестящий блокнот, переменил свободную позу на рабочую. Он был молод, красив, интеллигентен, одним словом, принадлежал к новой, современной формации работников МВД.
- Гражданин Григорьев Иван Макарович, - начал он спокойно, вежливо и в меру строго. - Возьмете чемодан, набитый для веса тяжестями, сойдете с "Пролетария" на ромской пристани, будете дожидаться встречи со связным... Вести предлагаю себя обычно, как раньше при встрече со связным, молчать и не привлекать внимания окружающих, когда связного будут задерживать работники Ромского уголовного розыска...
- Как же я на "Пролетарий"-то попаду? - мрачно, но веселее прежнего спросил матрос.
- Об этом не заботьтесь... Все ли поняли, гражданин Григорьев?
- Понял! Сделаю, как велите...
- Превосходно! Однако учтите, что вы... Вас тоже задержат.
Матрос поник, посерел.
- Ждите дальнейших распоряжений на улице, возле дома. Посидите на скамейке...
Матрос не успел дойти до дверей, как в них постучали. Получив разрешение, вошел директор школы Яков Власович - несчастный, согбенный, даже, ей-ей, постаревший, так как забыл побриться.
- Садитесь, Яков Власович, садитесь, мил человек! - подставляя удобный стул, заторопился Анискин. - Сядьте, сядьте, найдем ваши иконочки!
Качушин, встав и подойдя к директору, крепко и дружески пожал ему руку.
- Здравствуйте, Яков Власович!
- Рад приветствовать вас, Игорь Владимирович! Варвару-великомученицу тоже украли...
Капитан райотдела подошел к выложенным и взгроможденным на подоконник иконам, взглядом попросил Якова Власовича приблизиться. Тот быстро вскочил, подбежал, но еще на бегу Анискин его оберег от разочарования.
- Это еще пока не ваши иконы, Яков Власович, - ласково сказал он. Это пока поповские, а ваши мы со дня на день найдем...
Качушин сказал:
- Нуждаемся в вашей компетентном консультации, Яков Власович... Посмотрите на иконы и скажите, лучшие ли, самые ли ценные неизвестный преступник отобрал для отправки в Ромск? Правда ли, что неизвестный большой ценитель древнерусского искусства? Наденьте перчатки...
Глаза директора школы мгновенно прояснились, лицо помолодело; он такими бережными и волнующимися руками начал перебирать иконы, какими убеленный сединами профессор-филателист пинцетом кладет редкую марку в альбом.
- "Борис и Глеб"! - благоговейно произнес директор. - Третьяковская галерея сочтет за праздник акт получения такой иконы. - Охо-хо! Спаситель в терновом венце... Божья матерь, примерно семнадцатого века! Что? Девять икон из четырнадцати украденных? Две подброшены, три... Да, да! Отсутствуют иконы сомнительного достоинства...
Преступник непременно и категорически знаток. Мать моя, иконы проложены тонким поролоном и специальной влаго- и воздухозащитной пленкой! Он - коллекционер, и коллекционер громадного размаха! Игорь Владимирович, пишите уверенно: знаток.
По Оби - широкой и солнечной - мчался корабль на подводных крыльях, "Метеор". На палубе стоял матрос Григорьев. С берега на него смотрели Качушин, Анискин и Яков Власович. Скоро, то есть почти в считанные секунды, "Метеор" превратился в точку, потом - еще быстрее - исчез из поля зрения.
- Иконы и вещественные доказательства я передал с капитаном "Метеора", - сказал Качушин. - Будет произведено всестороннее исследование...
- Изотопами? - живо заинтересовался Анискин. - Или лучами, которые рентгеновски?
- Всесторонне, Федор Иванович, - ответил следователь. - Думаю, надо скорее возвращаться. Следует произвести официальный запрос на всех четверых подозреваемых - образование, истинное место рождения, связи с коллекционерами икон и нумизматами.
Яков Власович внезапно сделал догоняющее движение в сторону исчезнувшего "Метеора", забеспокоился чрезвычайно.
- Как бы у матроса иконы не украли! - воскликнул он.
- Вам-то что? - удивился Анискин. - Иконы-то - поповские!
- Как что? - всплеснул руками директор. - Может пропасть народное достояние.
Анискин примолк, глядя в пустой купол безоблачного неба, наконец пробормотал огорченно:
- Народное достояние? Эх, еще не все понимаю...
Анискин ввел Качушина в комнату, в которой когда-то жила дочь Зинаида, и все здесь напоминало о ней - портрет на стене, стеллаж с отлично подобранными книгами, большое зеркало-трюмо. Пышная кровать была расстелена, горел зеленый торшер для чтения, и Анискин сразу же показал на стеллаж.
- Ты, Игорь Владимирович, книги-то без спросу бери, - сказал он. - Ты без книги, я уж знаю, не заснешь!
Следователь благодарно улыбнулся.
- Спасибо, Федор Иванович! Но у меня - другое чтение... - Он вынул из своего крошечного чемодана книгу, положил ее на тумбочку возле кровати. Надо по делу почитать, Федор Иванович.
Анискин взял книгу, посмотрел на обложку и прочел:
- Владимир Солоухин. "Черные доски"... Про иконы?
- Да, Федор Иванович...
Участковый поскреб в затылке, покосился на Качушина.
- Может быть, и мне почитать, что ли, как вы закончите.
- О чем речь, Федор Иванович, завтра получите книгу...
- Ну, спокойной ночи!
- Спокойной ночи, Федор Иванович!
Ночь. Своей скрытой тропой к тайнику пробирается человек, высокий, с бородой, в перчатках, черных очках, поднятых на лоб. Шагает осторожно, на ногах - чехлы, конечно, надеты, одной рукой бережно прижимает к себе две упакованные иконы, в другой руке - палка, сучковатая, толстая. Неизвестный едва-едва прикасается ею к земле. У него вид предельно счастливого человека,
Открывается тайник, неизвестный сидит к нам спиной, хорошо освещенный лунным светом. Руки в перчатках - руки искуснейшего хирурга. Вот он закрывает тайник, поднимается, пятясь уходит... О, ужас! Сучковатая палка остается прислоненной к могучему дереву, отполированная до блеска временем и руками, светится золотой загогулистой линией.
- Старик, старик, - пятясь от сокровищницы, шепчет неизвестный. Знал бы ты, дед, что продал за пятерку!
Ночь постепенно переходит в утро. Сладко спят на полу, на толстых матрацах Евгений Молочков и Юрий Буровских. Под подушкой у второго стопка из шести икон. Оба сладко и смачно посапывают.
Быстро, как зверина, просыпается бригадир. Открыв глаза, сразу делается свежим, бодрым, готовым к немедленному действию. Не думая и не заботясь о сне соседей, гремит чем попало, скрипит половицами, бренчит дужкой ведра, из которого жадно пьет воду.
- Четыре! - отрываясь от ведра, прокричал бригадир.