Нет, Браун. Я так не думаю.
Сегодня вечером рассказал Леоноре Де-Витт историю своей семьи. Трагическая повесть об отторжении и отчуждении — Леонора же просто сидела и собирала катышки пуха со своего свитера, что приковало мое внимание к форме ее привлекательных грудей. Было очевидно, что бюстгальтера на ней нет. Мне хотелось покинуть стул и зарыться головой в ее грудь. Я пустился в какие-то подробности отклонений в поведении моих родителей, но Леонора проявила интерес всего один раз — когда я упомянул о смерти дедушки, Альберта Моула, которого должен благодарить за свое второе имя.
— Вы видели труп? — спросила она.
— Нет, — ответил я. — Гробовщик из кооператива привинтил крышку гроба шурупами, а в доме у бабушки никто не мог найти отвертку, поэтому…
— Продолжайте, — скомандовала Леонора.
И я продолжил. Заливаясь обильными горячими слезами, я рассказал ей о своих ощущениях выключенности из «нормальной» жизни; о том, как стремился я быть рядом со своими человеческими собратьями, делить их печали, петь с ними хором в пабах.
Леонора заметила:
— В пабах распевают ужасные песни. Почему вы испытываете потребность петь с ними эти слезливые стихи на банальные мелодии?
— Ребенком я стоял у этих пабов, — ответил я. — Там все казались такими счастливыми.
Тут зазвенел будильник — пришла пора раскошеливаться на тридцатку и отваливать.
По пути домой зашел в паб и взял выпить. Завязал с каким-то стариком разговор о погоде. Хором в пабе никто не пел, поэтому я пошел домой.
Меган очень хотелось поговорить о своем романе. Очевидно, Браун поклялся уйти от миссис Браун в 1980 году, но до сих пор этого не сделал. Мне становится жаль миссис Браун всякий раз, когда она приходит в контору. Она же не виновата в том, что выглядит так, как выглядит. У некоторых женщин есть чувство стиля в одежде, у некоторых — нет. Миссис Браун по-видимому не знает, что гольфы следует носить только под брюками или длинными юбками. Кроме этого, кто-то должен ей сообщить, что бородавки сейчас излечиваются.
— Думаю, вы обнаружите искомую информацию у Меган.
Господи, шантаж — некрасивое слово. Надеюсь, Браун не вынудит меня прибегнуть к нему.
Выбросил презерватив. У него истек срок хранения.
— У тебя кошмарно колючая борода.
Но в бороде ли все дело?
Может быть, у меня воняет изо рта? Может быть, от меня вообще воняет?
Кто же скажет мне всю правду?
Мне совершенно понятно, что Браун видит в Меган, но и за миллиард лет мне не понять, что она нашла в нем. Ему сорок два, худой, носит жуткую одежду из отдела мужского готового платья в «К-энд-А». Меган утверждает, что он хорош в постели. Кого она пытается надуть? Хорош в постели в чем? Головоломки разгадывает? Качественно спит? Наверное, Меган имеет в виду, что он делится с нею пуховым одеялом. Если Браун хорош в постели, то я — колесо от трактора.
Не могу вообразить ничего омерзительнее, чем Браун в состоянии оргазмического удовольствия. Если, конечно, не считать того, чтобы находиться с Брауном в состоянии оргазмического удовольствия.
Купил новый презерватив — с мятным ароматом.
Еще купил гроздь бананов. Меган говорит, они очень полезны для тех, кто, подобно мне, страдает от желудочных расстройств.
Кавендиш ведет себя скорее как удачливый игрок в бильярд, чем как профессор лингвистики из древней цитадели знания.
Оставшись в одиночестве, я безыскусно отужинал хлебом, тунцом и огурчиком и лег пораньше. Сейчас я читаю «Английскую любовную лирику» под редакцией Джона Бетжемена. День Святого Валентина — абсурдный фарс: компании, выпускающие поздравительные открытки, манипулируют невежественными массами, и те выкладывают миллионы — и за что? За иллюзию того, что вас любят.
День Святого Валентина — абсурдный фарс: компании, выпускающие поздравительные открытки, манипулируют невежественными массами, и те выкладывают миллионы — и за что? За иллюзию того, что вас любят.
Леонора сегодня подобрала и заколола волосы; на ней — серебряные серьги, такие длинные, что касаются изящных плеч. Одета в черный топ с круглым вырезом. Выглядывала бретелька от лифчика. Черная, с кружевом. То и дело Леонора заталкивала ее обратно. И всякий раз ее блестящий браслет скользил по руке до самого локтя. Я не влюблен в Леонору Де-Витт, но одержим ею. Она вторгается в мои сновидения. Она заставила меня разговаривать со стулом и притворяться, что он — моя мать. Я сообщил стулу, что он слишком много пьет и носит чересчур короткие юбки.
После того, как я выписал и вручил ей чек, она спросила:
— А банковская карточка у вас есть?
— Да. — ответил я. — Только она дома.
— Тогда, боюсь, я не смогу принять у вас этот чек.
— Но вы же меня знаете. Я сюда раз в неделю прихожу вот уже полтора года.
— Боюсь, я вас совершенно не узнаю, — ответила она и вернула мне чек.
— Борода у меня — недавно, — холодно промолвил я. — Возможно, вам имеет смысл попытаться меня визуализовать без оной.
— У меня нет времени на визуализацию, — сказала библиотекарша. — Особенно после сокращений.
Я показал ей свой маленький снимок, который ношу в бумажнике. Еще с до-бородных времен.
— Нет, — упорствовала она, скользнув по нему взглядом. — Я не узнаю этого человека.
— Но этот человек — я! — заорал я. За мной уже выстроилась целая очередь, и все жадно прислушивались к нашему диалогу. Очки библиотекарши гневно блеснули.
— С тех пор, как начались сокращения, я здесь работаю за троих. А вы мне работу только усложняете. Пожалуйста, ступайте домой и найдите свою банковскую карточку.
— На часах уже 5.25, библиотека закрывается через пять минут, — сказал я. — Даже Супермен не успел бы за это время слетать туда и обратно, заплатить штраф, выбрать четыре книги и выйти до закрытия.
Кто-то из очереди пробормотал у меня за спиной:
— Шевели мослами, Супермен.
Поэтому я сказал очкастой:
— Я приду завтра.
— Не придете, — ответила она с легкой улыбкой. — Ввиду сокращений, библиотека будет закрыта до среды.
Всю дорогу домой я внутренне митинговал против правительства, лишающего меня новой пищи для ума. Пандора запретила мне прикасаться к своим книгам после того, как я забыл в ее коллекционном томе «Николаса Никльби» галету; все книги Джулиана — на китайском; а последнюю сотню страниц «Войны и мира» читать довольно тяжело. Покупку новой книги я позволить себе никак не могу. Даже томик в мягкой обложке стоит по меньшей мере пятерку.
На Леонору приходится выкладывать тридцать фунтов в неделю. Вынужден сократить даже потребление бананов. Дошел до одного в сутки.
Осталось читать свои старые дневники. Некоторые записи невероятно проницательны. А стихи и вообще выдержали испытание временем.
— Я хочу, чтобы ты уехал. Ты делаешь из меня посмешище. В детстве у нас был роман, но теперь мы оба взрослые: мы развиваемся в совершенно разных направлениях, и нам пора расстаться. — И добавила, как я считаю, довольно жестоко: — А эта проклятая бороденка делает тебя совершенно абсурдным. Бога ради, сбрей ее.
Лег в постель уничтоженным. Читал 977-ю страницу «Войны и мира», потом лежал без сна, смотрел в темноту.
Сдается большая солнечная комната — в семейном доме.