С искренним уважением,
Ричард Блайт-Самсон (№ 19).
2 отделение,
9 апреля 1987 г.
Дорогой Башковитый,
Синди написала мне говорит это все вранье про нее и Гэри Фуллбрайта говорит что вовсе не залетела просто немного поправилась потому што стряпает бургеры с картошкой в одной забегаловке клянется жызьнью своей собаки что по-прежнему любит меня и ждет. А не приежжает ко мне потому што у нее разыгралась мигрень из-за твоих слов тебе бы не ее критиковать а на себя в зеркало глянуть а я слыхал всякое про Пандору она шляется с кем ни попадя даже с китайцами и югославами тут есть один охранник так у него сын в Оксфорде он знает Пандору и говорит што она шлюха че ты мне про молочника наплел такая фигня я чуть не рехнулся рассказал бы лучче как дела у ребят на воле приговорили ли спига и вышел ли марвин под чессное слово и лучче воще мне не пиши чем такую фигню и если ты опять ко мне приедеш приоденься мне было стыдно прошлый раз и парни меня доставали я сказал што ты маленько тронутый а еще меня достает мой сокамерник жирная свинья зовут его Клифтон он как встанет так в камере не повернуться я прошу перевести меня он чемпион тюрьмы по пердежу а Гэри Фуллбрайт разыскивает тебя.
Не дергайся.
Баз.
Дорогой Баз,
Пандора не шлюха, и не смей даже мысли такой допускать! Она общается с китайцами, русскими и югославами, потому что учит русский, сербохорватский и китайский в Оксфорде. Несомненно, она развлекает их в своей комнате до позднего вечера, но поверь, Баз, в сексуальный контакт с ними она не вступает. Я точнознаю, что Пандора девственница. В отличие от вас с Синди, у нас с Пандорой абсолютно честные отношения. Если бы она утратила девственность, я бы первым об этом узнал. Ситуацию Синди/Гэри я не намерен более комментировать, замечу лишь, что видел их вместе в магазине “Материнство”, они покупали детскую ванночку и два бюстгальтера для кормящих грудью, но отныне на моих устах лежит печать. Жаль, что некоторые пассажи из моего письма ты счел фигней. Я думал, что записка к молочнику развеселит тебя и отвлечет от грустных мыслей о твоем нынешнем положении. Но я не обижаюсь на твои едкие высказывания: два года тюрьмы за сломанную частную изгородь – это чересчур сурово. Я теперь боюсь даже кашлятьна улице – а вдруг нарушу новый закон об общественном порядке.
Давненько ты не присылал мне стихов, Баз. Надеюсь, ты не перестал изводить бумагу. В тебе есть поэтический мускул, так зачем зарывать талант в землю? Когда-то ты с успехом и с прибылью выступал в поэтических клубах в качестве База, поэта скинхедов. Почему бы не воспользоваться обстоятельствами и не написать новый сборник?
Твой Адриан “Башковитый” Моул.
Дорогой Башковитый
(поэт скинхедов)
Дорогой Баз,
Знаю, прошло уже несколько месяцев с моего последнего письма, но я был очень занят, трудился над новым опусом “Головастик”, который, надеюсь, опубликуют либо в “Литературном обозрении”, либо в “Лестерском вестнике”, смотря где больше заплатят. “Головастик” – это рифмованная повесть о трудностях головастика на пути к лягушачьей зрелости. Уже написано 10 000 слов, а мой герой все еще бултыхается в тихой заводи. Ты, Баз, как поэт и коллега, должен понимать мои проблемы. Все свое время, когда не сплю (и кроме часов, проводимых в долбаной библиотеке, где я вынужден зарабатывать на жизнь), посвящаю творчеству. Мне плевать на еду и на отдых, горячую ванну тоже не принимаю. Не меняю одежду месяцами (за исключением трусов и носков); какое мне дело до внешнего лоска мелкобуржуазного общества?
На работе жалуются на мой внешний вид. Мистер Наггет, замдиректора, сказал вчера:
– Моул, даю тебе выходной. Ступай домой, прими ванну, вымой голову и переоденься в чистую одежду!
– Мистер Наггет, – ответил я, – Байрону, Теду Хьюзу или Ларкину вы бы такого не сказали, правда?
Он отпал.
Ступай домой, прими ванну, вымой голову и переоденься в чистую одежду!
– Мистер Наггет, – ответил я, – Байрону, Теду Хьюзу или Ларкину вы бы такого не сказали, правда?
Он отпал. Но потом нашелся:
– Байрону и Ларкину уже ничего не скажешь, но с мистером Хьюзом – если, конечно, не произошла трагическая катастрофа или его не сразила внезапная болезнь, – насколько мне известно, еще можно побеседовать.
Какой педант!
“За решеткой” неплохой стих. Но мне пора заканчивать, “Головастик” зовет.
Привет!
А. Моул.
P.S. Синди назвала ребенка Карлсбургером.
Итак, в зеркале я увидел себя таким, каков я есть. Я темноволос, но недостаточно темен, чтобы быть интересным, – ни намека на кельтскую кровь. Глаза серые. Ресницы средней длины, то есть ничем не примечательны. Нос с горбинкой, но это скорее нос римского центуриона, а не сенатора. Губы тонкие, но, увы, намек на жестокость в них не просматривается, а уголки рта даже немного провисают. Зато у меня есть подбородок. Немалое достижение, учитывая мои чисто английские гены.
Со времен моей желторотой юности я потратил целое состояние на лечение кожи и возмутительно угреватого эпидермиса. Я втер и намазал на себя сотни химикалий и лосьонов – увы, безрезультатно. Шарон Боттс, моя нынешняя девушка, однажды заметила, что мое лицо похоже на “пузырчатую пеленку, которую люди с недержанием подкладывают под себя, чтобы ихнии матрасы не промокли”.
Как явствует из вышеприведенного высказывания, познания Шарон в английской грамматике минимальны, посему я взял на себя труд обучать ее. Я как Генри Хиггинс для этой Элизы Дулиттл.
Шарон стоит затраченных на нее усилий. Ее размеры 106-75-95. Она – крупная девушка. К несчастью, ее ляжки в окружности 75 сантиметров, а лодыжки – 38. Но ведь жизнь так устроена, правда? Например, самые красивые и экзотические места на земле привлекают тучи комаров. И ничто, и никто не совершенен. За исключением Мадонны, конечно.
Тем не менее я сказал Шарон, что она будет потрясающе выглядеть в длинных юбках до полу.
– Сдурел? Да за кого ты меня держишь? Я ведь не мымра какая-нибудь вроде королевы Виктории! – ответила она.
Скоро наступит лето, и мне постоянно снится один и тот же кошмар: Шарон покупает и надевает мини-юбку. В моем сне она берет меня под руку и мы идем по шумной главной улице. Люди останавливаются и глазеют, раздается грубый гогот. Трехлетний мальчуган показывает пальцем на Шарон и говорит: “Какие у тети толстые ноги!” Тут я просыпаюсь в поту и с сильно бьющимся сердцем.
Вы, вероятно, задаетесь вопросом, что объединяет меня, Адриана Моула, провинциального интеллектуала и сотрудника библиотеки, и Шарон Боттс, провинциальную дурынду и сотрудницу прачечной. Ответ: секс. Мне все больше и больше нравится заниматься сексом, и я обнаружил, что если уж начал, то остановиться трудно.
Мы с Шарон оба были девственниками – столь редкую удачу грех упустить. Ведь СПИД и герпес косят людей, как траву. Итак, наши отношения с секса начинаются и на нем заканчиваются. Шарон так же скучно разговаривать со мной, как и мне с ней, посему за общением мы отправляемся в другие места. Она к матери и пяти сестрам, а я к Пандоре Брейтуэйт – истинной любви всей моей жизни.
Я люблю Пандору с 1980 года. Два года назад наши пути разошлись. Пандора уехала в Оксфорд изучать русский, китайский и сербохорватский, я же ставлю штампы на книги в библиотеке городка, где родился. Я пошел работать в библиотеку, ибо жаждал погрузиться в литературу. Ха! Да это не библиотека, а штаб партии жалких обывателей. На работе я ни разу ни с кем не побеседовал о литературе. Ни с коллегами, ни с читателями.
В рабочее время я занят тем, что снимаю книги с полок и ставлю их обратно.