(Квини с родней поругалась из-за Берта: не хотели они, чтобы старики женились.)
Когда похоронные машины приехали, мы (я и еще два мужика из морга) посадили Берта на переднее сиденье. В другую машину набились не такие важные гости, после чего мы медленно двинули к крематорию Гилмора. Когда проезжали через ворота, какой-то незнакомый дедуля снял шляпу и поклонился. Берт сказал, что знать не знает этого старика. Меня до глубины души тронуло такое внимание к чужому горю.
Мои предки в церкви при крематории рядом сели. Даже их на время объединила смерть Квини. Мы с Пандорой сели по бокам от Берта. Он сказал, что ему рядом со “шпингалетами” веселее.
Служба прошла быстро; спели хором любимый гимн Квини – про ясли, где Христос родился, и еще одну песню из ее любимых, “Если бы я правил миром”.
А потом уже только один орган играл, и гроб поплыл к темно-красным бархатным шторам у алтаря. Когда гроб у самых штор оказался, Пандора за спиной Берта ко мне наклонилась и на ухо прошептала:
– Боже, какое варварство! Прямо как дикари!
Берт прохрипел:
– Вот и нет больше моей девочки.
И все. Квини сгорела в печке.
У меня ноги так тряслись, что чуть в проходе не свалился. Когда вышли, мы с Пандорой разом вверх посмотрели. А там серый дым из трубы поднимается, и его ветерок уносит. Квини всегда говорила, что ей летать хочется.
Лично я считаю, что в жизни и смерти есть какой-то смысл. Вот Рози у нас родилась, – значит, Квини место для нее должна освободить. Поминки отмечали у Пандоры, здорово весело было. Берт был в порядке; даже пару шуточек отпустил. Но я заметил, что о Квини никому вспоминать не хотелось. Когда я ее имя произносил, все глаза отводили и притворялись глухими. Ни черта себе. Это что ж получается? Берт опять один и никому не нужен, кроме меня?
А у меня, между прочим, в июне экзамены!
Я вынул Рози из кроватки и показал ей, с чего начинается Рождество. Кажется, она была не в восторге. Даже наоборот, зевать начала. Зато у пса случился один из его приступов бешеной радости, так что пришлось его от елки оттаскивать и воспитывать скрученным в трубку “Гардианом”.
Завтра же узнаю, кто из первоклашек сегодня эльфом-почтальоном работал, и пропесочу как следует.
Звонил отец, спрашивал, чем собираемся на Рождество заниматься. Мама ответила с сарказмом в голосе:
– Ничем особенным, Джордж. Обожремся индюшатиной, налакаемся до поросячьего визга и будем менять перегоревшие лампочки на гирляндах.
– А мы, – сказал папа, – хотим встретить это Рождество тихо, по-домашнему. Только я и мама. Вдали от наших родных и любимых.
– Звучит божественно. Пардон, Джордж, мне некогда. Нужно бежать. У дверей толпа ухажеров с ящиком шампанского.
Наглое и бессовестное вранье! Толпа ухажеров – это я, а ящик шампанского – чашка какао, которую я маме принес.
Сам я никому открытки не послал. Жду – пришлет мне кто-нибудь или нет.
Завтра школьный концерт. Я всегда участвовал, а в этом году пролетел. Зато мама довольна, потому что эти концерты не выносит, а теперь ей и идти не надо.
Последний день в школе.
– Ну и удружил ты мне, Адриан. Дезертировал, можно сказать, и теперь Эрнеста лилипут играет!
Это он о коротышке Питере Брауне, у которого мать всю беременность дымила как паровоз!
Все равно я рад, что от роли отказался, потому что спектакль с треском провалился. Леди Брэкнелл забыла свою главную реплику: “Что? Саквояж?!” – а Питер Браун (Эрнест то есть) все время стоял за креслом, одна макушка торчала.
Симона Бейтс здорово играла Гвендолен. Вот только татуировками своими все сверкала. Ну а про остальных и писать неохота.
Зато декорации были что надо! Я поздравил мистера Анимбу, нашего учителя труда, и сказал, что он внес большой вклад в спектакль. Мистер Анимба глаза выпучил и прошептал, как в шпионском фильме:
– Как ты думаешь, никто не заметил, что я воспользовался декорациями из “Питера Пэна” трехлетней давности?
Я его убедил, что зрителям не до того было, чтобы глазеть в окна на сцене, за которыми пальмы дыбились.
Мистер Голайти после спектакля будто растворился. Вроде бы перед самым концом вспомнил про свою мать в больнице и слинял по-тихому.
А вообще-то самым классным был антракт, когда Пандора в комнате отдыха на виоле играла.
Многовато, конечно, сам знаю, но у меня же теперь лишние расходы на Рози!
21.30.Совсем забыл, что Квини больше нет. Мог бы и не шиковать. Вот башка дырявая!
2. Пандора – толстенная золотая цепь – 2.00
3. Мама – таймер для варки яиц – 1.59
4. Рози – шоколадный Санта-Клаус – 0.79
5. Берт – пачка его любимых сигарет “Вудбайнз” – 1.09
6. Найджел – фиг он что получит от меня в этом году. Теперь у него Клайв Барнс в лучших друзьях!
7. Папа – антифриз в подарочной бутылке – 1.39
8. Бабушка – подарочные салфетки для пыли – 1.29
9. Тетя Сьюзан – парадные носовые платки – 0.99
10. Штык – собачья расческа – 1.29
После “Вулворта” сходили с Пандорой в молодежный клуб на вечеринку. Найджел там целый скандал учинил. Танцевал в обнимку с Клайвом Барнсом, а тот наштукатурился, как девчонка, даже губы намалевал!
Слух прошел, что Найджел гомик. Я на всякий пожарный всем сообщил, что он мне больше не лучший друг. Барри Кент втихаря протащил через аварийный выход две банки джин-тоника. Его банда раздавила джин-тоник на шестерых, надрались как сапожники. В конце Рик Лемон поставил пластинку “Белое Рождество”. Клевый медляк! Все на пары разбились, и я воспользовался романтической обстановкой, чтобы сказать Пандоре, как я ее обожаю, а она прошептала:
– Ах, Адриан, котик мой! Долго ли продлится наше безмерное счастье?
Вот это да! В этом Пандора спец. Всегда ложку дегтя в бочку меда подпустит. Проводил ее домой. Поцеловал два раза. Вернулся к себе. Накормил пса. Проверил дыхание и пульс у Рози. Лег спать.
Канун Рождества.
7.30.Уже торчал в мясной лавке в очереди за свежей индюшкой, свиной лопаткой и колбасным фаршем.
9.00.Стоял в очереди за овощами и твердил про себя все, что мама мне вдогонку орала. Купил: 3 фунта брюссельской капусты, 24 мандарина, 2 фунта смеси из разных орехов, 2 пучка остролиста (“сначала рассмотри как следует, чтобы с ягодками”), пучок салата (“и перца зеленого не забудь”), 2 коробки фиников (“непременно с верблюдом на картинке”), 3 фунта яблок (“если сорта “Кокс” не будет, бери “Джи Смит”), 6 фунтов картошки (“каждую проверь, они проросшую подсовывают”).
11.15.Пулей залетел в прачечную; в доме ни одной чистой праздничной салфетки, чтобы на стол постелить, не осталось. Постирал и погладил три.
14.00.Приковылял к гастроному с гигантским списком и коляской Рози, которую мама велела взять, “иначе ноги протяну, пока буду как ишак навьюченный всю эту жратву на горбу переть”. Почти три фунта угрохал на сыр (“возьми “Стилтон”, но только настоящий, голубой с зеленцой, плотный и упругий”), две коробки бисквита “Дамские пальчики”… слоеный мармелад… банку консервированного компота… Список на тысячу миль растянулся.