– Прелюбодейка!
Мама в слезы:
– Сам такой!
– Раскошелилась на колпачок, так и носила бы! – рявкнул папа.
– Так я и носила, Джордж! – в полном отчаянии простонала мама.
Гад Лукас руки протянул, маму облапить намылился, а она как врежет ему своим фирменным каратешным ударом.
Про меня они забыли, конечно же. Вспомнили, что у них сын имеется, только когда я из гостиной рванул наверх. На лестнице обернулся и проорал:
– Не жизнь, а сплошной катаклизм! Я скоро спячу с вами!
По пути заскочил проверить Рози. Она пальцы правой ноги в рот засовывала. Счастливая, ни сном ни духом не ведала, что в гостиной решается вопрос всей ее жизни: чья она дочь?
Интересно, что жена Джека-потрошителя писала в дневнике, пока ее муженек свои грязные делишки обстряпывал? Наверное, что-нибудь в таком вот духе:
“22.20. Джека все еще нет. Бедняжка задержался на работе.
00.10. Джек вернулся весь в крови. Попал под телегу мусорщика”.
Слава богу, хоть Пандора в тяжелую годину подставила мне дружеское плечо. Вот уж воистину соляной столб ().
Она спросила, не стряслось ли чего дома, а я не выдержал и разревелся:
– Еще как стряслось. Все кувырком!
– Думаешь, если взрослые могут возвращаться когда захотят, то у них и проблем никаких нет? Ошибаешься, Адриан, взрослым тоже несладко приходится.
– Но как же родители! – всхлипнул я. – Уж они-то ведь должны держать себя в нравственных рамках и соблюдать хоть какие-то принципы.
– Э-э, дружок, уж слишком многого ты от них требуешь.
Я заставил завуча пообещать, что она никому не расскажет про мой рев. Она пообещала и даже разрешила мне посидеть у нее, чтобы я с красными глазами в коридор не вылезал.
Сегодня пришло письмо от его адвоката. Если не разрешим Лукасу встречаться с Рози, то он подаст в суд.
Кортни Эллиот предложил и нам адвокатом обзавестись. Сказал, найдет нам человека поопытнее, чтобы написал ответное письмо и пригрозил Лукасу каким-то там предписанием.
Что за предписание такое, я понятия не имею, но звучит нормально, так что Лукасу явно не поздоровится.
Пока мы с ней в ссоре были, она какую-то пичугу купила. Зовут Расселом, в честь Рассела Харти () – самого любимого человека бабули после меня.
– Этот комочек перьев, – говорит бабушка, – мне радости приносит больше, чем все мои родственнички, вместе взятые, а самое главное, что он меня слушает и помалкивает.
Про гада Лукаса с его идиотскими письмами я рассказывать не стал. Еще один удар ее прикончит. Бабушка сказала, что после истории со Стрекозой Сушеной и Тревором Роупером, папашей сопляка Максвелла, у нее волосы клоками полезли.
Я только тогда и врубился, почему она дома в шляпе расхаживает.
В нашей семье та же история. Отец напрочь отказался встречаться с Пандориной матерью. Ясное дело, она же спец по вопросам семьи и брака.
У Рози режутся зубы; десяток слюнявчиков в день меняем, и то не хватает. Все время слюни текут, совсем как у бешеной собаки, которых я жуть как боюсь.
Прикидываюсь, будто это конъюнктивит, но надолго меня не хватит!
Сегодня в нашем семействе последний день испытательного срока.
01.00.Стороны договорились продлить действие соглашения!
– А тебе не кажется, Пандора, что ты видишь мир в ложном свете?
– Нет, дорогой. Малыш Шергар – породистый скакун, у него очень чувствительная натура. Как он, должно быть, страдает, бедняжка!
Терплю муки в одиночку, даже за помощью обратиться не к кому.
Подумываю о том, чтобы податься в Лондон.
“Гардиан” пишет, что у лондонских кокни от свинцовых дождей крыша едет.
За письмо выложили 20 фунтов.
Там Барри Кент со своей бандой ошивался (узлы вязали на веревках от детских качелей, сволочи!), но со Штыком на поводке я мимо них запросто прошел и даже рискнул по катку прокатиться.
На обратном пути нам несколько овчарок попалось. Странное дело. Может, это и случайно вышло, только хозяева у овчарок все как один коротышки. Собаки этим лилипутам по грудь были. Понятия не имею, что это значит, но ведь что-тоже точно должно значить.
День св. Валентина.
Большое дело! Скачу от радости!
Пандоре вручил открытку и маленькую коробку мятной помадки. Гад Лукас прислал открытку Рози. Предки тратиться на поздравления не стали – копят на адвоката, чтобы за письмо заплатить.
Последний день масленицы.
– Это первый симптом увядания нашей любви, Адриан!
В этом что-то есть. Мне тоже кажется, что мы постепенно друг от друга отдаляемся. Уж больно Пандора умная, не подступись.
Мама с Рози зашивалась, поэтому блины мне самому печь пришлось. Понятия не имею, с чего это вдруг папа разъярился, – потолок-то на кухне все равно давно пора красить.
Пепельная среда.
Они по три пачки сигарет на двоих в день высаживают. Настрочить бы кляузу в собес, чтоб их пособий лишили!
Моим дебильным однокашникам немножко политического самосознания не помешает.
Адриан Моул
– Ты же сам и подписался, дуралей!
– В город топаем, хочешь с нами? – спросил Кент.
Меня что-то на нигилизм потянуло, я и согласился.
Барри любезно разрешил мне звать его Базом.
День рождения Джорджа Вашингтона.
– Так это ты, что ли, – спросила миссис Кент, – тот парень, про которого в газетах писали?
– Ну я. И что дальше?
– Ты как это со взрослыми разговариваешь?
Мистер Кент тоже встрял:
– Попридержи-ка язык, малец, когда с моей женой разговариваешь!
Я, конечно, сразу извинился и стал вести себя прилично. Даже поднялся и предложил миссис Кент стул, не поленился, ножкой шаркнул.
Весь Кентов детский сад в гостиной ящик смотрел, передачу про перенаселение планеты. Я заметил на магнитофоне цветную фотку Клайва Кента, всю в жирных пятнах. Спросил, как у Клайва дела. Миссис Кент ответила, что он в госпитале.
– После Фолклендов у него совсем нервы сдали.
Потом поужинали по-семейному – поджаренными тостами с кетчупом. Привыкнув к чудному запаху у них в доме, я впервые за последние сто лет почувствовал себя в своей тарелке.
Раз ты связался с отбросами общества и отщепенцами, нам лучше расстаться. Ты выбрал свою дорогу в жизни, но нам с тобой не по пути.
Благодарю за те замечательные минуты, которые ты мне подарил.
Пандора Брейтуэйт.
Я в них на целый дюйм выше.
Миссис Кент обрадовалась нашему улову до жути:
– Нет, вы только поглядите! Какие прекрасные вещи люди на помойку выбрасывают!
Два месяца назад молочную ферму прикрыли, и мистер Кент без работы остался. Кажется, ему немножко стыдно было, что мы мебель с помойки приволокли. Я случайно подслушал, как он жене шептал:
– В горе и радости, бедности и богатстве, верно, Ида?
Слава богу, сестрица вела себя прилично, ни разу не заревела.