– Еще когда мы были совсем маленькими, я учил его не причинять вреда тому, что красиво.
– Квинн! – Лестат старался привести меня в чувство. – Очнись! Я с тобой разговариваю! Квинн!
– Ты не видел его, – прошептал я.
Дрожь во всем теле не утихала. Крошечные ранки на руках и лице начали затягиваться. Я провел рукой по щеке. На пальцах остались едва заметные следы крови.
– Я видел кровь, – сказал Лестат.
– Каким образом? – поинтересовался я.
Силы постепенно возвращались, но наваждение, затуманившее голову, стряхнуть пока не удавалось.
– В облике человека, – пояснил Лестат. – Будто кто-то сделал кровью набросок человече-ской фигуры. Она зависла в воздухе на мгновение, а потом превратилась в водоворот крошечных капель и прямо у меня на глазах исчезла в открытой двери – молниеносно, словно подхваченная вихрем.
– Тогда ты знаешь, зачем я тебя искал, – вздохнул я. Однако Лестат на самом деле не мог видеть Гоблина. Да, действительно, он разглядел кровь, потому что кровь материальна, но дух, всю жизнь являвшийся ко мне, оставался для него невидимым.
– Он для тебя не опасен, поверь, – с нежностью успокаивал меня Лестат. – Ибо не способен отнять у тебя много крови. Он лишь попробовал то, что ты взял у женщины.
– Но он снова вернется, когда захочет, и я не в силах дать ему отпор. Могу поклясться, что каждый раз он забирает у меня чуть-чуть больше, чем в предыдущий.
Я перестал шататься, Лестат отпустил меня и погладил по голове. Эта простая ласка в со-четании с его ослепительной внешностью – пронзительным взглядом фиалковых глаз и точены-ми чертами лица – околдовала меня, хотя чары Гоблина рассеялись еще не доконца.
– Он нашел меня здесь, – удрученно произнес я. – А ведь я сам не знаю, где нахожусь. Он нашел меня здесь, как находит повсюду, и с каждым разом, как я уже говорил, крадет у меня все больше крови.
– Уверен, ты можешь с ним справиться, – ободряюще заметил Лестат.
Его лицо выражало сочувствие и внимание, и я едва не расплакался от переполнявшей ме-ня любви.
– Возможно, когда-нибудь я научусь противостоять его нападкам, – сдерживая слезы, ска-зал я. – Но разве этого достаточно?
– Пошли, пора покинуть это кладбище, – сказал Лестат. – Тебе придется все о нем расска-зать. С самого начала.
– Не знаю, сумею ли объяснить все. Но постараюсь. – Вслед за Лестатом я вышел на терра-су, на свежий воздух. – Отправимся в Блэквуд-Мэнор. Я не знаю другого места, где мы могли бы спокойно поговорить. Там будет только моя тетушка со своими милыми компаньонками и, может быть, еще моя матушка, но они давно привыкли к моим странностям и не станут нас беспокоить.
– А Гоблин? – спросил он. – Не будет ли он чувствовать себя там сильнее, если решит вер-нуться?
– Пик его силы миновал несколько секунд тому назад, – ответил я. – Думаю, что преиму-щество будет все-таки на моей стороне.
– Тогда решено: отправляемся в Блэквуд-Мэнор, – подвел итог Лестат.
Он вновь крепко обнял меня, и мы взмыли в вышину. Облака, заполнявшие все небо, рас-ступились, пропуская нас прямо к звездам.
5
Через несколько секунд мы оказались перед огромным домом, и при виде двухэтажной га-лереи с колоннами, от которой тянулись в разные стороны два крыла здания, я отчего-то испы-тал мимолетное смущение.
Разумеется, фонари в саду горели, освещая во всю высоту рифленую колоннаду, и все мно-гочисленные комнаты сияли огнями. Я сам установил это правило еще мальчишкой: в четыре часа дня все люстры в главном доме должны быть зажжены. И хотя я давно перерос детскую бо-язнь темноты, люстры в доме по-прежнему вспыхивали в одно и то же время.
Короткий смешок Лестата вывел меня из задумчивости.
– Ну и чего ты так смущаешься? – весело поинтересовался он, с легкостью прочитав мои мысли. – Америка избавляется от больших домов. Некоторые из них не простояли и столетия. – Акцент его стал менее заметным, а тон доверительнее. – Это место великолепно, – продолжил он небрежно. – Мне нравятся массивные колонны. Галерея, фронтон – все просто потрясающе! Настоящий греческий ренессанс. Как ты можешь стыдиться таких вещей? Ты странное существо – очень нежное, как мне кажется, и совсем несовременное.
– А как может быть иначе? – спросил я. – Разве могу я быть современным теперь, когда об-рел Темный дар со всеми вытекающими из этого последствиями. Что ты на это скажешь?
Меня испугала собственная прямолинейность, но Лестат не посчитал вопрос дерзким.
– Я имел в виду другое, – пояснил он просто, по-дружески. – Полагаю, ты не принадлежал этому времени еще до того, как обрел Темный дар. Нити твоей жизни не были вплетены ни в одну ткань.
– Наверное, ты прав, – отозвался я. – То есть, не наверное, а совершенно точно. Ты абсо-лютно прав.
– Ты ведь мне расскажешь все подробно? – спросил Лестат.
Его золотистые брови четко выделялись на фоне загорелого лба, и, даже улыбаясь, он слег-ка их хмурил, что странным образом придавало ему хитроватый вид и в то же время делало не-вероятно привлекательным.
– Ты действительно этого хочешь? – спросил я.
– Разумеется. Ведь таково и твое желание, а кроме того, и твой долг. – На его лице вновь появилось загадочное сочетание улыбки и нахмуренных бровей. – Может, мы наконец войдем в дом?
– Да, конечно.
Его слова и дружеское обращение доставили мне огромное облегчение. Я до сих пор не до конца осознавал, что Лестат вот он, рядом со мной, что я не только отыскал его, но и привел в свой дом, и теперь он согласен выслушать мою историю.
Преодолев шесть ступенек, мы поднялись на мраморное крыльцо, и я распахнул дверь. Она, как обычно принято в деревенских домах, никогда не запиралась.
Перед нами раскинулся широкий центральный холл, вымощенный черно-белой ромбовид-ной мраморной плиткой. В конце его виднелась задняя дверь, ничем не отличавшаяся от парад-ной, через которую мы только что вошли.
Обзор нам частично закрывала одна из величайших достопримечательностей Блэквуд-Мэнор – изогнутая дугой лестница. Лестат сразу обратил на нее внимание, и во взгляде его читалось восхищение.
В холле работали кондиционеры и царила приятная прохлада.
– Как красиво... – произнес Лестат, стоя внизу, в пролете, и рассматривая изящные перила и искусно выточенные балясины. – Надо же, она тянется до третьего этажа и делает двойной ви-ток.
– Третий этаж – это чердак, – пояснил я. – Настоящая сокровищница, заполненная сунду-ками и старой мебелью. В свое время мне открылись некоторые ее маленькие тайны.
Лестат перевел взгляд на фреску, протянувшуюся по всем стенам холла. Это была солнеч-ная итальянская пастораль. Насыщенный цвет темно-голубого неба доминировал над всем про-странством.
– Что за прелесть! – воскликнул он, разглядывая высокий потолок. – Только посмотри на эту лепнину. Ручная работа?
Я кивнул.
– Мастера из Нового Орлеана. Ее создали в тысяча восемьсот восьмидесятом по указанию моего прапрапрадеда, а он был неисправимым романтиком и в какой-то степени сумасшедшим.
– А какая гостиная, – продолжал Лестат, заглянув в сводчатую дверь. – И чудесная старин-ная мебель. Как называется этот стиль, Квинн? Рококо? Я словно вернулся в прошлое. Как во сне.
Я снова кивнул. Неловкость быстро уступила место гордости, которая, впрочем, тоже по-вергла меня в смущение, Сколько я себя помнил, Блэквуд-Мэнор мгновенно очаровывал людей.