Честное слово, они от
этого не перестали бы быть в наших глазах Героями!
А они — настоящие Герои! Наталья Федоровна Кравцова пишет об этом
убежденно, хотя и с благородной сдержанностью. Особенно скромно говорит она о
себе — Герое Советского Союза, выполнившей девятьсот восемьдесят (980!)
боевых вылетов. Пусть читатель представит себе — хотя бы из книг Кравцовой,
она это описывает очень ярко, — что такое один, всего один боевой вылет. И
помножит на девятьсот восемьдесят. Впрочем, нет — тут арифметика не
годится: очень уж трудно выразить цифрами категории, о которых идет речь...
Накануне своего последнего вылета Женя Руднева читала Суркова:
Под старость на закате темном,
Когда сгустится будней тень,
Мы с нежностью особой вспомним
Наш нынешний солдатский день...
Наталье Федоровне Кравцовой до старости еще далеко. Тем более достойно
читательской признательности, что ода вспомнила солдатские дни свои и своих
подруг с нежностью, силой и какой-то собственной, очень искренней интонацией.
* * *
Ну, а как же все-таки насчет того, надо ли было пускать девушек на войну?
Когда я думаю о весомом — очень весомом! — вкладе этих отважных
девушек — и погибших в боях, и встретивших конец войны живыми — в дело
достижения Победы, мне представляется, что конечно же правильно сделали, что
дали им возможность так здорово бить врага!
Но когда я вспоминаю понесенные полком потери, вспоминаю девушек, сгоревших в
воздухе, разбившихся при посадках на поврежденных в бою самолетах, ползущих до
крылу в сотнях метров от земли, да, наконец, просто проведших неповторимые, один
раз на всю жизнь выданные природой годы девичества в тяжких условиях
кровопролитной войны, — когда я вспоминаю все это, не поворачивается у меня
язык взять и просто сказать: ну и очень хорошо, что они так здорово повоевали!..
Наверное, этот вопрос не имеет однозначного ответа — как и многие
другие, выдвинутые войной вопросы... Надо ли было пускать девушек на войну? Не
знаю...
Но восхищаюсь ими безмерно.
«Как боевое задание...»
В последние годы мы были свидетелями не одной горячей дискуссии о природе
художественно-документального жанра, о причинах его небывалой ранее популярности
у читателей, о присущих ему законах...
Документальная повесть Василия Емельяненко «В военном воздухе суровом...»относится к числу
книг, убедительно подкрепляющих позиции тех участников этих дискуссий, которые
утверждали, что строгая документальность и художественность — отнюдь не
антиподы, что факты реальной действительности (особенно факты истории Великой
Отечественной войны) не нуждаются в искусственной беллетризации или
драматизации, что беспредельна сила правды. Недаром первой же части книги
Емельяненко предпослан эпиграф — известные слова А. Т. Твардовского о
правде, «прямо в душу бьющей, да была б она погуще, как бы ни была горька».
Автор книги — ветеран нашей штурмовой авиации, Герой Советского Союза,
один из тех людей, которые своими руками добывали боевой опыт наших воздушных
сил и прошли с ними — вернее, в них — весь трудный путь к победе над
сильным, организованным, хорошо подготовленным противником.
Формально книга В. Емельяненко — нечто вроде хроники боевых действий
7-го гвардейского штурмового авиаполка. И, надо сказать, даже в таком только
качестве она представляла бы немалый интерес, потому что содержащийся в ней
фактический материал без преувеличения уникален, а самому полку, о котором идет
речь, досталась доля первым, еще в самом начале войны, испробовать наш
бронированный штурмовик Ил-2 в боях, оказавшись, таким образом, в роли лидера
всей советской штурмовой авиации — главной силы, бившей врага с воздуха.
Но не одной лишь фактической стороной своего содержания и не только тем, что
она интересно, хорошо написана, привлекает внимание читателя эта книга.
В ней
присутствует нечто еще более важное — проникновение в психологию человека
на войне, размышления автора о больших, драматических, жизненно важных для всех
нас событиях, свидетелем и активным участником которых он был.
В. Емельяненко пишет очень откровенно. Пишет, доверяя способности читателя
разобраться не только в главном, определяющем, но и в сложных, порой
противоречивых, не поддающихся однозначной оценке частностях реальной
действительности того времени.
Вот он заново переживает недоумение, охватившее летчиков от полученного
полком приказа — отправляться на фронт: «Ведь строем еще не летали, а из
пушек и пулеметов на полигоне никому и очереди выпустить не пришлось. Этих самых
«эрэсов» (реактивных снарядов. —М. Г. )... тоже не видели, и как
прицельно сбрасывать бомбы — никто представления не имел». Месяц спустя
стало ясно, что драматическое вынужденное решение бросить недоученную и не до
конца подготовленную часть в бой в сложившихся обстоятельствах (другой
вопрос — почему эти обстоятельства сложились именно так, а не иначе) было
единственно возможным — и в конечном счете оправдало себя!
Оправдало хотя бы по одному тому, что полк ценой тяжелых потерь выполнил
задачу, переоценить значение которой невозможно, — уничтожил девять
переправ на Березине и в течение трех суток препятствовал форсированию реки
противником. А чего стоили трое суток в первые недели войны, мы теперь хорошо
знаем!..
* * *
Особый интерес вызывает у читателя глава «Как воевать?». В ней автор
восстанавливает в своей памяти раздумья, охватившие летчиков после первых же
боевых вылетов, и поиски ответов на множество возникших в эти дни острых
вопросов — начиная с узко специальных, вроде того, почему присланные
кассеты для бомб не подходят к бомбовым отсекам самолета Ил-2 или почему так
часто отказывают пушки ШВАК, и кончая теми, которые в те месяцы не выходили из
головы, наверное, каждого из нас: «Как могло случиться, что за неделю войны мы
позволили противнику продвинуться не на какой-то вершок, а на триста пятьдесят
километров?..»
И все эти вопросы, оборачиваясь от прошлого (пусть самого недавнего) к
будущему, сливались в один: как воевать? Как использовать свои сильные стороны,
как нейтрализовать свои упущения и слабости, что сделать для увеличения боевого
эффекта каждого вылета? Словом — как воевать?!
Наверное, с таких раздумий и начинался тот сложный и жизненно необходимый для
всей нашей армии процесс, который мы называли «Учиться воевать». Неосмысленный
опыт — не опыт! Никуда от этого не уйдешь...
Читателю запоминается описанный очень точно — и по существу, и по
проникновению в психологию воина — первый боевой вылет летчика
Холобаева — он же одновременно и первый боевой вылет полка. Здесь автор
достигает предельной достоверности. Так описать мысли и ощущения человека,
впервые видящего разрывы своих, своей рукой выпущенных снарядов в мотоколонне
врага, впервые ощущающего удары пуль и осколков по фюзеляжу своего самолета,
впервые столкнувшегося с необходимостью мгновенно принимать новые решения,
продиктованные ежеминутно меняющимися обстоятельствами боя (сейчас, в нашу
кибернетическую эпоху, это назвали бы: корректировать программу), — так
описать все это мог только человек, переживший и навсегда запомнивший другой
первый боевой вылет — свой собственный. Сколь угодно добросовестное
«изучение материала» со стороны здесь вряд ли помогло бы...
И еще одно: автор обязательно должен был хорошо знать рассказчика, съесть с
ним, как говорится, не один пуд соли.