Ассортимент их еще расширился — наверно, благодаря Милице, привнесшей в дом новые рецепты.
Нагрянувшего Вадима, предваряемого оборванной, но чистенькой смуглянкой, встретили радостно. Даже угрюмый Михалыч пробурчал что-то одобрительное.
— Растет женское поголовье! — приветствовал Гризли его спутницу.— Да все такие славные!..
Все-таки не зря он считался первым росским витязем — первым по стажу и по силе. Гризли сделался еще массивней, уже едва умещаясь внутри доспехов. По росту запас оставался, но шириной богатырь доставал серков. Видимо, при захвате Гнезда он сцепился с Шершневым вожаком. Конечно, тот сумел отбиться, но ведь и Гризли выжил!.. Вот, теперь осваивает новую полку.
— Да уж, славы Уме не занимать,— подтвердил Вадим, вдвоем с “бирманкой” подсаживаясь к столу.— Но все преходяще, увы.
Радушная Оксана кинулась их обслуживать, шлепая по строганому полу босыми ногами. Быстро расставив чашки, наполнила их дымящимся кофе, придвинула к гостям вазы с печеньем. И сама подсела ближе к Вадиму, с удовольствием потчуя новыми сортами, беззастенчиво прижимаясь к его руке юной грудью. Кажется, она уже почитала Вадима за родича — то ли старшего брата, то ли любимого дядю. Или это в ней женственность пробуждается?
— Эк тебя привечают! — позавидовал Гризли.— Даже скандала не закатили… Не спать! — вдруг рявкнул он в сторону кабинета. И подмигнул Вадиму: — Ну, публика — перекуров больше, чем работы! А уж задницу лишний раз оторвать…
В его глазах мерцали горячечные огоньки, словно у начинающего безумца. И очень он напирал на бутерброды. Гризли всегда был не дурак поесть, а нынче и вовсе открылся жор. Как у прочих витязей, его сознание уже заполняло тело, жестко контролируя каждый орган, управляя, подхлестывая. И плотности в этом эфирном двойнике прибывало с каждым часом — будто подрастал младенец-богатырь. Эдак и своему прототипу Гризли вскоре на руках растолкует, кто тут царь зверей. По старой памяти Бэк попробовал было на него гавкнуть, но гигант рявкнул в ответ с такой силой, что бедный пес даже присел, будто от акустического удара. Зычностью и густотой это смахивало на львиный рык, а собаки, как известно, чтят громогласных.
— Лина доплюхала нормально? — спросил Вадим.— Никто не выпал по дороге?
— Все путем,— заверил крутарь.— Шлет приветы. Слава богу, Брон не ревнивый. Или ему не до того — столько суеты!.. Спим урывками и не хочется — на таком все подъеме.
— Ну, неделю вы на этом подъеме продержитесь… ну, две…
— Больше не надо,— уверенно сказал Гризли.— Все решится раньше.
В самом деле, через пару недель можно спокойно впадать в спячку — “поезд ушел”.
— А ты сам — как? — поинтересовался Вадим.
— В смысле?
— Растет моща-то?
— “Сама пошла”,— похвастал Гризли, ухмыляясь во всю ширь мясистого лица.— Будто на дрожжах. А помнишь, как мы вкалывали, чтобы сдвинуться на чуть? Голову кружит, сердце екает, суставы трещат, самого шатает. И прикидываешь: то ли прорвешься к новой силе, то ли окочуришься.
— Чаще заканчивалось компромиссом,— вставил Вадим.— Болячка или травма — и начинай разбег снова.
— Зато теперь только успевай считать килограммы!..
— И много набрал?
— Да ну, о чем говорить! — ответил гигант, явно кокетничая.— Разве это вес?
Действительно, даже кресло пока выдерживает. Хотя не каждое.
— Ем теперь раз в день,— добавил Гризли.— Но уж с утра до вечера. И все равно не хватает. Где бы разжиться приличной кормежкой? Свежатинка — и то проблема.
— Свежатинка — это что?
— Мясо,— пояснил крутарь.— Пока оно свежее, сочное — оно живое. А завяло — все. Есть надо живую пищу.
— Живую им подавай! — проворчал Вадим.— Скоро и впрямь станете пожирать зверей, срезая ломти с живого.
— Николь, говорят, пробовал.
А я не могу — с души воротит.
— Твое счастье: душа есть. А за своим карлой приглядывайте — как бы не перевернулся.
— Это как?
— Как перевертыш. Повадки у него, точно у оборотня, и чем дальше, тем заметней.
— Ну, ты суров! — хмыкнул Гризли, однако задумался: видно, у самого копились подозрения. Правда, процесс этот давался ему трудно — другая специализация.
— А знаешь, какой продукт в природе самый белковый?
— Какой? — послушно спросил гигант.
— Саранча,— ответил Вадим.— Ну, еще пауки. Семьдесят процентов протеина!
— Ну да! — развеселился Гризли.— Это что ж мне, за каждым паучком гоняться? — Он даже фыркнул, представив картинку.— Хотя…
И здоровяк опять наморщил лоб, наверняка вспомнив про исполинских пауков подземелья, живущих колонией. Ну, твари, стерегитесь! Если крутари войдут во вкус…
— Старый, да ты параноик! — Вадим укоризненно покачал головой.— Нельзя зацикливаться на одной идее. Для равновесия нужна еще парочка, иначе крыша поедет. Может, живописью займешься?
— Ага, щас! — хохотнул Гризли.
— Я не шучу. Погонишься за одним зайцем — это ж какой прокол, если упустишь! А так: сменил направление — и ни обвала тебе, ни депрессии… Знаешь, когда кончается жизнь?
— Ну?
— Когда смысл теряется. Тогда рушится здоровье, опускаются руки и прочее… А то и сам головой в прорубь. Так лучше уж иметь их парочку.
— Рук? — с тем же смешком спросил Гризли.— Или прочего?
— Смыслов,— ответил Вадим серьезно. Он по себе знал, как затягивает гонка за силой. Для нормального мужика такой азарт покруче любой игры, сколько б ни было ему лет — 16 или 60. Когда начинается “путь в неведомое”, забываешь обо всем. Ночей не спишь, все повторяешь в уме объемы и веса, достижимые через месяц, два… через год. (Ну, через год ты уже Геракл!) Сравниваешь себя с признанными силачами. Подбираешь упражнения, планируешь комплексы, рисуешь таблицы, чуть ли не диаграммы. Мысленно прокручиваешь движения, невольно наливаясь жаром, будто и впрямь тужишься. Так нафантазируешься до тренинга, что, когда доберешься до “железа”, сил уже не хватает. Ну, ладно…
— Как поживает селянка? — спросил Вадим у хозяина.— Не тоскует по своим?
— У нас, поди, не хуже,— повел плечами тот.— А тосковать ей, в общем, и нечем.
В его взгляде, брошенном на Милицу, Вадиму почудилась нежность. А что, в самом деле? — подумал он. Молодуха справная, в самом соку. К тому ж покорная, несуетная, слова лишнего не проронит. И связывает их смерть да воскрешение — прочнее уз нет. А что без души — так сколько их!.. Может, такая и нужна затворнику, “чтобы спокойно встретить старость”? Дочка-то скоро упорхнет, судя по всему. Ей уж тесно тут.
Из кабинета выскочил Тим, распаренный руганью с подчиненными.
— Ага, и ты здесь,— отрывисто сказал он, увидев Вадима.— Ну дык!.. А твои бабы где?
— Вот, она взамен,— кивнул тот на Уму.— Рекомендую.
— Господи, везет некоторым! — воскликнул щупляк.— Ведь постоянно вокруг вьются, как над дерьмом!..
— Это ты — муха навозная,— возразил Вадим.— А бабочек тянет к нектару. Сюда-то зачем приперся?
— Так в Замке скукота! Девочки уж разобраны, вы с Кирой запропастились. У творцов крыши вразлет, а Власий к вечеру и вовсе наклюкался — где только раскопал?
Подтащив стул, спец втиснулся между Вадимом и Умой и налил себе кофе, сперев у Михалыча освободившуюся чашку. Притянул поближе вазу с печеньем.
— И не страшно было ехать?
— Полдня боролся с собой,— признался Тим.— Потом кто-то из нас победил, и вот я тут!
— Победитель! — фыркнул Гризли.— Видели б его, когда мы подстрелили кикимору! Забился в угол, глазки закатил, окутал себя какой-то мерцающей дрянью — сам чуть не задохнулся…
— А на кой ляд было затаскивать ее в кабину? — Огрызнулся коротыш.