Ближе к полудню он чуточку развеялся, устраняя неисправность одного из кассовых аппаратов. Но едва отвернувшись от кассы, он заметно вздрогнул, обнаружив, что тяжеловес стоит в каком-то футе от него.
- Ваш кабинет, - лаконично бросил тот, и Хоукин в молчании пошел первым, чуть ли не радуясь, что этот момент наконец-то настал.
- Сигарету? - спросил он в кабинете, пододвигая пачку через стол. Собеседник мрачно покачал головой, так что Хоукин вернул пачку, извлек сиагрету и закурил сам. - Итак, чем могу служить?
- Мое удостоверение. - Незнакомец вытянул руку и откинул клапан кожаного портмоне точным, отработанным движением, знакомым любому человеку, хоть раз смотревшему телевизор, продемонстрировал сверкающую бляху и почти тотчас же захлопнул портмоне. - Дэвидсон, Федеральное Бюро Расследований. Нахожусь здесь по делу величайшей важности.
Несмотря на внешнее спокойствие Хоукина, его подсознание тут же выдало на-гора целый ряд потенциальных преступлений - нарушения правил дорожного движения, проезды на красный свет, бездумные плевки на тротуары. Да нет, что за глупости, агент не мог заявиться сюда ради подобных пустяков. Ведь ФБР занимается только серьезными правонарушениями, а? Но эта мысль лишь пополнила мысленный вернисаж злодеяний стремительно несущейся вереницей ужасающих видений: похищенные дети, взорванные самолеты, угнанные автомобили, мчащиеся из штата в штат. В чем же таком он повинен?
- Вы не против, если я взгляну на значок еще раз? - осведомился Хоукин. Ближайшее рассмотрение бляхи из тяжелого золотистого металла, с глубоко выгравированными словами "ФЕДЕРАЛЬНОЕ БЮРО РАССЛЕДОВАНИЙ" и цифрами "32786" не помогло ни в малейшей мере, и провожая ее взглядом во второй раз, он не продвинулся вперед ни на шаг. - Позвольте поинтересоваться, что привело вас ко мне, мистер Дэвидсон? Быть может, это касается кого-то из персонала? - Хоукин просто уповал на это.
Не придав этому слабому гамбиту ни малейшего значения, фэбээровец извлек из внутренного кармана стопку бумаг, поднес к свету и принялся читать ледяным тоном, будто на суде.
- Хоукин, Антонио. Родился двадцать пятого декабря одна тысяча девятьсот сорокового года в резервации апачей Койотеро, Белая гора, штат Аризона. Отцовское имя Брат Ястреба* в официальном порядке изменено на Хуан Хоукин в одна тысяча девятьсот сорок четвертом в Палм-сити, штат Калифорния. Посещал начальную школу Саннислоуп, Государственный колледж Сан-Диего, каковой окончил в звании бакалавра искусств, специализация - история изобразительного искусства. Служба в армии Соединенных Штатов с шестьдесят второго по шестьдесят четвертый, демобилизован в звании техника пятого класса, федеральный служащий с одна тысяча девятьсот шестьдесят пятого до текущего момента, в настоящее время менеджер книжного киоска в Национальной галерее, Вашингтон, округ Колумбия, холост, ближайший родственник тетя с материнской стороны Мэгги Светлячок, группа крови первая, резус-фактор отрицательный.
____________________
* Hawk Brother - откуда и фамилия Хоукин (haw, kin - родственник, ястреб). - Здесь и далее: прим. перев.
Агент внезапно смолк, и Тони, подавив желание выкрикнуть "Невиновен!", просто поинтересовался:
- Стоят ли за этим какие-нибудь конкретные основания?
Дэвидсон угрюмо кивнул.
- Вы были избраны для задания.
- Что вы имеете в виду?!
- Возможность послужить отчизне посредством служения своему Федеральному Бюро Расследований. Вам наверняка будет приятно услышать, что в окончательном сокращенном списке было семь фамилий, а Он… - это слово агент возгласил с благоговейным придыханием. -… Он избрал вас Сам, тотчас же, как человека, наиболее квалифицированного для служения на этом посту.
Не только лояльного американца, а американского американца, одного из коренных жителей, а также представителя национальных меньшинств.
Пока агент говорил, тревога почти покинула Тони. Итак, ни о каких преступлениях не было речи, нечего было драпать, когда никто не преследует, в биографии не было ничего бросающего на него тень, все это дело перешло из разряда пугающих в таинственные и мало-помалу облекается в одежды абсурдных.
- Вы все еще не сказали мне, на какое задание меня прочат.
- Вовсе не прочат, а утвердили. Он утвердил вас Самолично.
- Но я-то ничего не утверждал и определенно ни на что не пойду, пока не узнаю хотя бы, о чем идет речь.
Тут агент убрал бумаги, предпочел пропустить мимо ушей предложение свободы выбора и заговорил, выбирая слова с безупречной точностью:
- Вы избраны в качестве генерального директора книжно-сувенирного киоска, каковой будет открыт в вестибюле здания Федерального Бюро Расследований.
- Спасибо за предложение, но, боюсь, я вынужден его отклонить.
- Неприемлемо. Бумаги о переводе уже подготовлены…
- Как это неприемлемо?! Я совершеннолетний американец и вы не можете принуждать меня к чему-либо против моей воли. Быть может, я и рожден индейцем, но мой отец покинул резервацию и позаботился о том, чтобы я получил хорошее образование и отслужил в армии, как и всякий американский юноша. Я свой долг выполнил. Мне нравится и тут. - В приступе велеречивости Хоукин дошел до полной опрометчивости. - Я ценю ваше предложение, но передайте Самому: большое спасибо, но все-таки нет, спасибо.
Дэвидсон медленно подался вперед. Его сжатые губы вытянулись в ниточку, пронзительно тяжкий взгляд источал арктический холод.
- Не находились ли вы под следствием? - Слова падали с его губ звенящими ледяными глыбами. - Вы на это напрашиваетесь. Человек, отвергающий подобную возможность, наверняка что-то скрывает, а мы, уверяю вас, специалисты по части извлечения на свет темных сторон жизни. Всех без исключения. Вы что-то скрываете, мистер Хоукин?
Сердце Тони всполошенно трепыхнулось, подкатив под горло, так что ни сглотнуть, ни вздохнуть, а перед мысленным взором в бешеном темпе снова замелькали картины правонарушений, допущенных им за свою жизнь. Похабная гостиничная комната в Номе с женой капитана, порванные квитанции на штраф за неправильную парковку, кое-какие преувеличения и любопытные умолчания в налоговых декларациях, неоплаченные и давно позабытые счета за коммунальные услуги, дыра в колючей проволоке ограды лагеря Аптон, весьма часто употребляемая после отбоя из-за близости к местной таверне; эти и им подобные прегрешения пронеслись у Тони перед глазами - пожалуй, пустяковые, и будь он католиком, отделался бы всего лишь одной-двумя "Богородице, Дево, радуйся" да небольшим постом, но его пуританской совести протестанта эти прегрешения представлялись грозными громадами, еще более разросшимися от сумрачной перспективы их обнародования и воздаяния.
- Я ничего не скрываю, - выдавил он из себя, с трудом проталкивая слова мимо своего окаменевшего коронарного насоса; слова звучали неубедительно даже для его собственного слуха, да и сам он являл жалкое зрелище для безмолвного стороннего наблюдателя. Графин с водой на миг избавил его от неловкости, но лишь на миг, потому что как только Тони начал наливать воду, горлышко графина забренчало по краю стакана, а верхняя губа намокла от пота еще до того, как вода достигла ее. "Вы не имеете права угрожать мне", - хотел сказать он, но вместо того попытался найти убежище в лицемерии. - Вы только поймите меня правильно, я весьма польщен столь выдающейся честью. Но, видите ли, я попросту не обладаю необходимой квалификацией.