На ней сейчас живет не больше пятидесяти миллионов человек, и переписное бюро находится на краю света. Так что моим родителям не составило труда скрыть от властей сам факт моего появления на свет.
– Почему у них возникло такое желание?
– Потому что они знали, что может прийти день, когда мне потребуется абсолютная свобода, в том числе, как они правильно предположили, свобода от ненавязчивого контроля государства.
– Зачем вам свобода от государственного контроля, если вы действуете в рамках закона?
Он помолчал, словно прикидывая, что можно мне сказать, а что – нет.
– Пока я не совершил никаких правонарушений, но без колебания переступлю через любой закон, который встанет между мною и бивнями.
– Путешествие по подложному паспорту – правонарушение, – заметил я.
– Для меня – нет, – отмахнулся он. Ожил компьютер.
– С Дунканом Роджасом хотят поговорить.
– Соединяй, – приказал я.
– Желаете визуальный контакт или только звуковой?
– Визуальный.
Над кофейным столиком появилась Хильда Дориан.
– Ты знаешь, который теперь час?
– Перевалило за полночь.
– Ты должен был связаться со мной, как только вернешься с обеда, – бросила она. – Я проверила твой компьютер, после того как мы с Гарольдом пришли из театра, и компьютер сообщил, что ты ушел домой. Почему ты не доложился?
– У меня гость. – Я указал на Мандаку. Она отдала своему компьютеру соответствующую команду, и ее образ чуть развернулся, чтобы она могла видеть масаи.
– Он тебе угрожает? – тут же вырвалось у нее.
– Отнюдь.
– Ты уверен?
– Абсолютно. Перестань опекать меня как ребенка.
– Перестану, если ты не будешь вести себя как ребенок. Тебе известно, что об этом человеке нет никаких сведений в архивах Содружества, однако ты пригласил его к себе домой.
– Не так уж я его и приглашал.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ничего, Хильда. Заверяю тебя, опасность мне не грозит, и я рад, что он у меня в гостях.
Она переводила взгляд с одного на другого, потом откашлялась.
– Мандака, я вас предупреждаю. Вам будет лучше, если завтра утром он придет на работу целым и невредимым.
И прежде чем масаи успел раскрыть рот, Хильда исчезла.
– Кто это? – наконец спросил он.
– Хильда Дориан. – Тут я понял, что имя и фамилия ничего ему не говорят. – Она руководит департаментом безопасности «Брэкстона».
– Та самая женщина, которую вы хотели привести с собой на обед?
– Да.
– Любопытная получилась бы трапеза. – На его губах заиграла ироничная улыбка.
– Извините, иногда она слишком уж опекает меня. Надеюсь, она вас не оскорбила.
– Нет. – Он покачал головой. – Наоборот, мне бы хотелось, чтобы был человек, питающий ко мне такие вот чувства.
– А я бы этого не хотел. – Я скорчил гримасу.
– Вы так говорите только потому, что сердитесь на нее. Если б вы оказались в одиночестве, по‑настоящему в одиночестве, вы бы ее боготворили.
– А вы по‑настоящему одиноки? Он кивнул.
– У вас нет жены?
– Нет.
– Детей?
Он покачал головой:
– Мне не разрешено их иметь.
– Друзья?
– Ни одного.
Я уже и не знал, что сказать.
– Знаете, бывает и хуже. Многие люди сознательно выбирают уединенную жизнь.
Многие люди сознательно выбирают уединенную жизнь.
– Я не выбирал такую жизнь, мистер Роджас, – с жаром заверил он меня. – Я бы с удовольствием наслаждался семейным счастьем, хотел, чтобы рядом был человек, который волновался бы обо мне точно так же, как ваш шеф безопасности волнуется о вас.
– Что препятствует вам обзавестись семьей?
– Мне предназначено судьбой жить и умереть в одиночестве. – Он посмотрел на меня. – Между прочим, наши жизни очень похожи, мистер Роджас: хладнокровие, минимум эмоций, уединение.
– Я не нахожу их похожими, – возразил я.
– Разница лишь в том, что вы добровольно избрали такой образ жизни.
– Вас послушать, так я отшельник, – запротестовал я. – А я постоянно общаюсь с людьми.
– Я тоже.
– И у меня есть работа, – добавил я.
– А у меня – миссия.
Не нравился мне этот разговор, поэтому я быстренько сменил тему:
– Обретение бивней – лишь первый этап вашей миссии, не так ли? Он кивнул.
– Но вы не искали их все пятьдесят три года, не так ли?
– Вы совершенно правы, мистер Роджас. На их поиски я затратил только семь лет.
– А что произошло семь лет тому назад?
Он долго смотрел на меня, потом пожал плечами.
– У меня не осталось уже никаких сомнений в том, что я – последний масаи.
– И последний масаи должен сделать то, что хотел сделать Лийо Нельон, когда разыскивал бивни?
– Сделать это мог любой масаи. – В голосе его слышались злые нотки. – А последний масаи просто обязан.
– Но вы не скажете мне, что именно.
– Вы подумаете, что я сумасшедший.
– Это деяние как‑то связано с потерей масаи могущества, не так ли?
– Могущество – понятие очень растяжимое, – ответил Мандака. – Вы знаете, сколько нас было, когда масаи боялись все племена Восточной Африки?
– Нет.
– Двадцать пять тысяч, мистер Роджас, в сравнении с двумя миллионами кикуйю.
– Двадцать пять тысяч? – недоверчиво переспросил я. – И вам удавалось держать под контролем треть страны?
– Никаких стран в Восточной Африке не было, пока их не создали. Были земли, на которых традиционно жили масаи, и мы не предпринимали попыток захвата земель, принадлежащих другим племенам. – Губы его искривила вымученная улыбка. – Но в тысяча восемьсот восьмидесятом году Нашей эры наш величайший колдун, мундумугу Мбатьян предсказал близкий приход трех несчастий с севера, которые поставят масаи на край гибели. В восемьдесят первом году на нас обрушилась эпидемия ветряной оспы, после которой погибло девяносто процентов масаи, в восемьдесят втором наши стада поразила чума, после которой осталось лишь несколько коров да бычков.
– А третье несчастье? – спросил я.
– В восемьдесят третьем в Масаиленд из Момбасы пришел двадцатилетний шотландец Джозеф Томсон.
– Томсон стал вашим третьим несчастьем? – хмурясь, спросил я.
– Не столько сам Томсон, сколько белый человек, который отнял наши земли и попытался растоптать нашу культуру. – Мандака вздохнул. – Все, что предсказал Мбатьян, сбылось, но мы выдержали и остались величайшими воинами Восточной Африки. Ни один юноша не становился elmoran, взрослым, не убив льва своим копьем. – Он нахмурился. – Но англичане отняли наши копья и запретили нам даже носить щиты. Мы не имели права убить льва, напавшего на наши стада. Из воинов они превратили нас в беззащитных пастухов.