И Петьке показалось, что этот туннель когда-то пробивали люди. Он поднял глаза и удивился. Прямо над аркой был высечен из камня сидящий человек с вывернутыми наружу пятками. Ребята внимательно рассмотрели его. У человека было несколько рук. Две показывали на небо, две на землю, и ещё две были изогнуты, как у танцора…
— Мальчишки, откуда он здесь?
— Ха, — сказал Шурка, — понятно откуда. Ранешные люди здесь молились. У нас, на Байкале, я в лесу видел такого же, только медного, в зимовье у бурята Зандры Бадаева. На полочке стоит. Он ему молится. А в идолов, как другие буряты, он не верит.
Ребята заметили на скалах давно поблекшие рисунки: люди, костры, покойники и большие собаки возле них. Из собачьих глаз текли слезы.
— Здесь не молились, — сказал Петька, — а людей хоронили. Сжигали мёртвых, а пепел закапывали. Некоторые народы и сейчас так делают, мне отец рассказывал.
Среди курчавой травы, как черепа, лежали рядами круглые белые шары. На одном из них Таня различила шестирукого человека, печально смотрящего в небо.
Ребята тихо вышли с давно забытого древнего кладбища. Шурка немного отстал и, оглянувшись на сидящего человека, незаметно перекрестился, по-видимому, на всякий случай.
У Тимки старинные захоронения никакой грусти не вызвали. Он, наоборот, стал деловитым, начал оглядываться по сторонам и полез прямо в гору.
— Тимка, зачем в гору-то, давай по распадку.
— Вы стойте, а я залезу, посмотрю. Избы здесь должны быть. Мёртвых издалека же не возили.
— Ты что, Тимка. Это же тыщу лет назад было.
— Там тумба одна, совсем как новая стоит, и слова на ней: «Регина Блажиевская и Ян Самборский».
Как угорелые, бросились в гору.
Тимка оказался прав. В конце распадка куполами белели холмы. Возле них несколько деревянных построек и дорога, заросшая травой. Может быть, это была деревня Жаргино. Опережая друг друга, пошли вдоль горы. И уже не обращали внимания ни на птиц, ни на горный чеснок, ни на бурундука, настойчиво мелькавшего между камней.
Поднялись на взлобок и поразились. Широченный распадок был весь перерыт. Пирамидами высились кучи белого песка, лежали лиственничные бревна, покрытые плесенью, крыша какого-то сарайчика. На уступе скалы стояла высокая четырехугольная будка, рубленная из толстых брёвен. Она походила на сторожевую башню с маленькими, как щели, окнами. Вокруг неё шёл деревянный балкончик.
Ребята спустились и стали рассматривать давно заброшенный карьер. Возле брёвен лежала аккуратная кучка чугунных заржавленных колёс от тачек. Стальные обломки кайл. Под цинковым листом, горячим от солнца, обнаружили шесть лопат и кувалду, красную от ржавчины. Доски в полбревна толщиной подпирали нависшую над песчаной кучей эстакаду. Шурка шарахнул заржавленной лопатой, и доски, и эстакада рухнули. Поднялась туча тяжёлой пыли. Доски, оказывается, закрывали вход в туннель. По скрипучему песку ребята подошли к провалу.
— Это забой, — сказал Тимка, — наверное, золото добывали, как у нас на Байкале.
Таня вместе с Петькой вошла в забой. Потолок его был укреплён брёвнами, но все это едва держалось. На каменистом полу валялись кайлы, колеса, какие-то тяжёлые обручи. У выхода стояла толстая, чугунная плита с круглыми дырочками, наподобие сита.
— Пойдёмте на ту сторону карьера, заберёмся в башню, — предложил Петька, — в ней можно и заночевать.
Шурка оживился:
— Пошаримся. В таких башнях всегда интересные штуки находят.
— Ничего там не найдёшь. Там охрана жила.
— Найду. На Байкале, в Сенной, такая же башня была. И на чердаке старик Башкурин бутылку с золотом нашёл. И наган нашёл, восьмизарядный. Помнишь, Тимка?
— Помню. Наган был только шестизарядный.
К башне вели едва заметные в скале ступеньки, заросшие зелёным мхом.
— Мальчишки, вы бы лучше не лазили, оборвётесь ещё.
— Не по таким вышинам ходили, — хвастаясь, заявил Шурка.
Положили вещи у скалы, сбросили лишнюю одежду и полезли вверх, цепляясь руками за скользкие камни. Петька докарабкался до уступа, схватился за деревянную балку и стал подтягиваться…
Таня посмотрела на башню и обомлела.
— Мальчишки, назад!
В крайнем окошечке показалось белое опухшее лицо. На Таню не мигая, посмотрели круглые зелёные глаза. Мальчишки горохом скатились вниз.
— Что, Таня?
— Глаза! Там, в окошечке. На меня смотрели.
— Человек глядел или зверь?
— Не знаю.
— В башне темно, может, тебе почудилось?
— Я видела, Петька, ясно вокруг глаз пухлое и белое.
— Может, рысь?
— Может, — неуверенно ответила Таня.
Тимка встал за четырехугольный камень, вложил стрелу. Натянул лук.
— Эй, кто там, выходи!
В башне как будто что-то зашуршало. Но никто не вышел. Шурка осмелел и что, было, мочи заорал: — Выходи, а то хуже тебе будет!
Прислушались. Но башня стояла молчаливая и угрюмая.
— Тебе, Таня, показалось. Никого там нет.
— Может, Петька и показалось, — нерешительно сказала Таня.
Петька взял в руки нож:
— Полезли, ребята. Надо посмотреть.
— Мальчишки, не лазьте! Я боюсь!
Но Петька уже залез на площадку. Затянул за руки Тимку с Шуркой и осторожно пошёл к башне. Тимка крался сзади и держал наготове лук. Шурка поднял острый камень, но с места не сдвинулся. Таня слышала, как под ногами Петьки и Тимки заскрипели старые доски балкона. Вниз посыпалась труха. На узкую дверь Тимка наставил лук, крикнул:
— Выходи, кто там есть!
Подождали. Тишина. Петька открыл скрипучую дверь и заскочил внутрь. Никого. Тимка кивнул головой Шурке и тоже исчез в темноте. Снизу Таня снова увидела в окне что-то белое.
— Беги, Шурка, туда! — закричала она. И сама полезла вверх к башне. Когда Таня забралась на площадку, Петька с Тимкой спокойно выходили из башни.
— Что там было, Петька? — спросила Таня.
— Пусто. Под стеной там дыра. Мы туда камень сбросили. Наверно, раньше это был колодец.
— Мальчишки, мне снизу опять показалось, что в окне мелькнуло, только в самом верхнем.
Тимка сразу же пошёл вокруг башни.
— Не может быть, — сказал Петька, — мы наверх заглядывали. — Он повернулся к Шурке: — А ты что стоял, как истукан? Со стороны кустов не мог зайти, что ли?
— Не кричи! Я нарочно тут стоял с камнем. Думаю, если кого вы шуранете оттудова, я его здесь каменюкой и прикончу за один раз. Я бы и один справился…
Что-то ударило внутри башни или вернее под ней, там, где примыкала скала. Шурка присел от страха. Из-за башни, держа наготове лук, вышел Тимка:
— Ничегошеньки нет, Таня. Тебе почудилось.
— А что там бухнуло?
— Это я… камень ногой спихнул.
Они спустились вниз. Страх у Шурки прошёл, и он стал насвистывать песню: «На границе тучи ходят хмуро, край суровый тишиной объят…»
Таня заметила, что Тимка очень взволнован. Он царапал лоб, беспрестанно оглядывался по сторонам и молчал. Он всегда делался таким, когда не мог разгадать какой-нибудь тайны.
— Ночевать здесь не будем, — сказал Петька, — пойдёмте дальше. Может, набредём на брошенные дома.
Шурка перестал свистеть.
— Откуда здесь избы?
— А рабочие, по-твоему, где жили, на небе?
— Я просто так сказал. Пойдёмте, если найдём, в них и заночуем. Петька вынул компас. КарьерТяниудь бараки, там заночевать, а оттуда пойти утром по компасу на юг.
Таня видела, что Тимка незаметно оборачивается и пристально смотрит на узкие окошки. Ребята взбирались на песчаные кручи, и с каждой кручи Тимка оглядывался на деревянную башню.
У штабеля заросших мхом брёвен увидели лужи воды. Заторопились. За брёвнами, прямо из скальной стенки, бил струйкой ключ и рассыпался лёгким дождичком.