«С детских лет Арчи воспитывался в монастыре, — начал читать он, наугад раскрыв ее на середине. — Родителей своих он не помнил, а когда спрашивал о них монахов, всегда получал неясный, уклончивый ответ.
Однажды, неся завтрак настоятелю монастыря, Арчи споткнулся о порог, и все блюда с подноса полетели на пол.
— Пиратское отродье, — проворчал под нос недовольный старик. Эти слова крепко запали в память десятилетнему юнцу, решившему, что в них, должно быть, есть кое-какой смысл.
Все свободное время Арчи проводил на конюшне, где помогал конюху, добродушному говорливому валлийцу, ухаживать за лошадьми. Они подружились. Как-то, когда они уселись на охапке соломы перекусить, Арчи спросил:
— А ты не знаешь, дядя, почему настоятель называет меня так?
Конюх смутился, но от ответа увиливать не стал:
— Только смотри, никому! Слышал я, парень, что отец твой был королевским пиратом и мать твоя плавала вместе с ним. Там на корабле ты и родился. Но недаром говорят, что женщины на борту не к добру. Твоему отцу долго везло. Но в конце концов и до него добралась беда. Испанский галеас настиг его и взял на абордаж. Когда подоспела подмога, твой отец, нуждался лишь в божьем заступничестве и больше ни в чьем. Через год мать твоя умерла от тоски, а тебя отдали в монастырь, чтоб воспитать угодным богу человеком. Вот, кажется, и все.
С тех пор Арчи не стало покоя. Из узкого оконца его кельи виднелась гавань. И когда, выходя из нее, корабли распускали паруса, Арчи всей душой тянулся за ними вслед. Он забывал молитвы. Стал замкнутым и нелюдимым. Печать тоски легла на его лицо.
Целых два года вот так смотрел он из своей кельи на море, а оно все не переставало его манить. И в одну из бессонных ночей Арчи твердо решил бежать из монастыря. Делу помог случай. Отправившись с поручением в город, Арчи ненароком подслушал разговор двух моряков. Оказывается, фрегат, стоявший в гавани, имел от правительства грамоту на приватирство, то есть ему разрешалось грабить любые корабли, за исключением своих. Кровь отца закипела в жилах у маленького монаха. Весь день он наблюдал за тем, как ломовые извозчики возили на фрегат хлеб, воду, солонину, ядра и порох. К вечеру „Пенитель моря“ закончил погрузку и вышел на внешний рейд. Бросил якорь. К тому времени стало совсем темно. Пробили склянки. На корме фрегата зажгли фонарь. Он, как маяк, светил мальчишке сквозь мрак.
Когда на городской ратуше часы пробили полночь, Арчи тихо соскользнул со своего ложа. Прячась в тень, он пробрался к воротам. Привратник бодрствовал. Оставался только один путь: по веревке спуститься с высокой стены. Когда ноги Арчи повисли в воздухе, сердце захолонуло у него в груди. Перебирая руками, он осторожно спускался вниз. До земли оставалось ярда три, когда веревка вдруг кончилась. Делать было нечего. Арчи зажмурил глаза, разжал пальцы и камнем полетел вниз. Когда он снова открыл глаза, первое, что он увидел, яркая желтая точка — фонарь у фрегата на корме.
Холодная вода обожгла тело, но Арчи не отступил. Вконец выдохшийся, он еле доплыл до корабля. По канату, свисавшему с бушприта, из последних сил вскарабкался наверх. Заглянул на палубу. Она была пуста. Дрожа от страха, он перевалился через борт и спрятался за бухтой троса. Но это было ненадежное убежище, и Арчи, крадучись, двинулся к корме, недоумевая, почему на корабле не видно людей. В капитанской каюте горела свеча. Оттуда доносились голоса:
— Боюсь, что завтра у нас будет неполная команда, — сказал кто-то и хрипло засмеялся.
— Известное дело, — ответил собеседник. — Теперь эти бездельники до самого утра будут пьянствовать по тавернам и кабакам.
Дослушивать разговор Арчи не стал. Он увидел люк и скользнул в него. В темноте после долгого блуждания его руки нащупали какие-то ящики, бочки и мешки.
Забравшись в самый угол, он отыскал себе место помягче и уснул как убитый.
Проснувшись, он почувствовал, что корабль сильно качает. Скрипели переборки. „Пенитель моря“, слегка накренившись, под всеми парусами летел вперед. Но Арчи об этом мог только догадываться. Что делать дальше, он не знал. Поэтому не мудрствуя лукаво он решил довериться судьбе. Еды вокруг было вдоволь. Когда хотелось пить, Арчи сосал моченые яблоки. Однако жажду они утоляли плохо, и это привело Арчи к решению выйти наверх. Однако события опередили его намерение.
Сидя в своем убежище, он вдруг услышал, как наверху началась суматоха, послышались крики, на палубе застучали десятки бегущих ног. Ударила одна пушка, другая, третья… Это „Пенитель моря“ повстречался с большим испанским галеоном. В штиль такой корабль шел под веслами, как только поднимался ветер — ставил паруса. Подойдя друг к другу на триста ярдов — расстояние пушечного выстрела, — корабли открыли огонь. Одно из ядер ударило в борт недалеко от того места, где прятался маленький монах. Парнишку охватил страх. Между тем корабли продолжали сближаться. Абордаж не входил в намерения испанцев. Чтобы не подпустить „Пенитель моря“ к своему борту, они подняли весла и уперлись ими в борт английского корабля, но деревянная махина поломала их, словно щепки. В убежище Арчи громко доносился треск. С „Пенителя моря“ на „испанца“ полетели крючья и кошки. Когда они зацепились за борт, матросы, ухая, как грузчики, стали подтягивать вражеский корабль к себе. Полоска воды между судами быстро сужалась. Самые смелые с пистолями и шпагами в руках полезли на палубу галеона. Испанцам не оставалось ничего другого, как принять бой.
Схватка была жестокой, но ни одной из сторон перевеса не давала. Поняв, что не все еще проиграно, испанцы приободрились. Некоторые из них сами полезли на английский корабль. Неизвестно, чем бы закончилась схватка, если бы всемогущий случай не рассудил врагов. В самом начале боя английское ядро пробило борт и влетело в кубрик испанского корабля. Там на столе горела забытая свеча. Потерявшее свою силу ядро слегка толкнуло ножку стола, свеча упала на пол и подожгла свисавшую до пола скатерть. Начался пожар.
На палубе звенело железо. Англичане и испанцы пытались склонить победу на свою сторону. Тем временем огонь быстро расползался по корме. Когда ревущие языки пламени пробились наружу, тушить пожар было уже поздно. Испанцы, поняв, что взрыв крюйт-камеры неизбежен, полезли на „Пенитель моря“, англичане — тоже. Моряки, в страхе оглядываясь назад, спешили оставить горящий галеон. Объединенные ужасом, они шестами упирались в борт, рубили канаты, соединявшие корабли. Медленно суда начали расходиться. Чем больше между ними становилось воды, тем ближе к пороховым бочкам подбирался огонь.
Наконец грохнул взрыв. На „Пенитель моря“ дохнуло горячим ветром. В тот же миг чей-то громкий крик заставил всех обернуться. Кричал испанец-капитан. Ярость моряка и фанатизм католика слились в нем в одно. Он был готов отдать жизнь, лишь бы отомстить проклятым еретикам. Опытным глазом быстро окинув фрегат, он схватил с палубы заброшенную взрывом пылающую головешку и бросился внутрь корабля. Прежде чем кто-нибудь успел сообразить, что к чему, капитан закрыл за собой дверь на крепкий засов. В дверь ударили топоры. Но мореный дуб, как на зло, был крепок.
Напуганный шумом, Арчи, покинул свой угол и, держась за стенку, узкими переходами пробирался наугад сквозь тьму. Внезапно опора исчезла у него из-под ног, и он по крутому трапу свалился вниз. Не успел он толком прийти в себя, как позади раздались чьи-то шаги. Багровый огонь высветил стены крюйт-камеры. Арчи нырнул за трап и затаил дыхание.