Но тот распоясался окончательно и не являлся в офис неделями.
— Так, может… может, на эту должность…
— Вы хотите сказать, что кто-то убрал Иннокентия из-за должности? — договорила умница Сэя. — Ну что вы! Должность, конечно, сказочная! Но ведь все прекрасно понимали: как только уйдет Иннокентий, вместе с ним исчезнет и должность — Вика только собственному сыну мог платить деньги ни за что, причем из своего кармана.
Дуся почесал нос.
— Давайте начистоту… — предложил он. — Вот вы говорите — не ходил в офис, не обращал внимания на работу, а между тем ведь парень был… так сказать, немного не в себе. Да прямо скажем, у него серьезные проблемы с головой были, если он даже в психдиспансере на учете стоял, чего ж от него ждать?
— Ну начнем с того, что Иннокентий уже мужчина, а не какой-то там юный парень — ему тридцать три… А в психдиспансере он лечился… от депрессии. В последнее время он был немного грустный.
Дуся снова обратил внимание на то, какие чудеса творит пластика — мать тридцатилетнего мужика выглядела весьма молодо.
— То есть… чуть парню взгрустнулось, и вы сразу же определили его в психушку, так? А не интересовались, может, у него имелись причины? Может, ему кто-то угрожал? Были крупные неприятности? Он чего-то боялся, от кого-то прятался, а?
— С нашими деньгами прятаться? Да бог с вами! Нет, я, конечно, понимаю — и посильнее нас люди имеются, да только кто же Иннокентия к ним допустит?! Неужели, вы думаете, его отец не понимал, что из себя представляет наш сын? Не-е-ет… а остальное… У него если и случались неприятности, то только из-за баб! — щелкнула по сигарете Сэя. — Их у него было немерено. И… потом, у него были какие-то суицидальные наклонности — говорил что попало, раза два пытался в окно сигануть… У нас правда собственный дом и под окном клумбы, вряд ли он разбился бы, но… сам факт! Конечно, Вика очень переживал и… и когда мы привезли Иннокентия в диспансер, нас похвалили, потому что оказался больным. Это нам уже врачи сказали.
— А вы сами с врачами разговаривали?
— Да что вы! Они же не здесь! Это где-то в Ростове!
— Кто в Ростове? — не понял Дуся.
— Ну диспансер этот! Это же не здесь!… Нет, конечно, Вика уже летал туда, разговаривал, тамошние милиционеры даже завели уголовное дело, однако ж…
Дуся совершенно отказывался понимать происходящее. Он прекрасно помнил Иннокентия — нормальный молодой мужик, и вовсе он не сумасшедший! И потом, он же был раздет до трусов! Это что же, он в таком виде из Ростова бежал?
— М-да… а почему он не был женат? — вдруг спросил Евдоким.
Дама дернулась, пожала плечиками и полезла за новой сигаретой.
— А кто б за него пошел? Он же… он же ни одной юбки не пропустит! Мы-то с Викой понимали — это последствие умственного заболевания, но… какая бы жена стала такое терпеть?
Дуся кивнул. И в самом деле, уж он-то по себе знает: ни одна женщина еще его не любила так искренне, как ему хотелось бы, все только на деньги зарятся. Вот за них они готовы терпеть что угодно!.. Да! Именно готовы! И пусть он бегает, и пусть он в психушке, — можно запросто стать его опекуном и пользоваться деньгами в свое удовольствие, такой лакомый кусок, и ведь на морду лица не страшный, и сам на любовь нарывается…
— И что же, у него даже подруги не было? — всерьез засомневался Дуся.
— Ну… если подругой можно считать каждую вторую жительницу нашего города, тогда…
Женщина теперь уже явно намекала, что беседу пора заканчивать, но Дуся не унимался:
— А друзья? У него были друзья?
— Ну какие друзья могут быть у неадекватного мужчины? Вы сами-то думайте, что спрашиваете! Не было у него никаких друзей!
— Хорошо… можно сказать, что он был раком-отшельником… А когда вы его видели в последний раз? С чего вы взяли, что он пропал? Может, нашлась какая-нибудь девица, которая, так сказать, окутала его своей любовью, и он… Молодой же мужик!
— Если бы она нашлась, эта дама, Иннокентий тут же прибежал бы к нам хвастаться — знакомить! — покривилась матушка убиенного. — А с чего я взяла, что пропал? Да с того, что он получал деньги каждый день! И через час у него уже ничего не оставалось. Поэтому звонил отцу на дню по десять раз. А тут… он не проявлялся неделю. Неделю! Этого просто не может быть! К тому же все его документы дома! Нет, он пропал.
— А вы друзьям не звонили, может, он у кого-то из них?
— С чего бы? С отцом они не ссорились, долгов у него не было, отец всегда гасит все его долги, разорился уже почти! Зачем же Иннокентию куда-то убегать?
Женщина отвечала с раздражением, даже не пытаясь его скрыть.
— Вы знаете, Сэя… у меня создается ощущение, что вы уверены в том, что вашего сына уже нет в живых, вы уж меня простите… — вдруг признался Дуся. — Вы настолько уверены, что он погиб, что даже друзьям не звонили!
— А я и не верю! — подтвердила Сэя. — Он погиб, иначе уже давно бы позвонил и попросил денег. И потом… я совершенно не знаю его друзей. У него их никогда не было.
Дуся понял, что больше эта женщина ничего нужного ему не сообщит.
— Как я могу встретиться с вашим мужем? — спросил он.
— Никак, — изумленно ответила Сэя. — А зачем вам с ним встречаться? Вы хотите поковыряться в горе несчастного мужчины?
— Позвольте… но откуда вы точно знаете, что это уже горе? — опять поймал ее на слове Дуся. — Это большая тревога, я согласен, так ведь я и хочу помочь! И потом… уж если горе стойко перенесла сама мать, то отец…
— Простите, мне пора. — Женщина стала подниматься.
— Хорошо, идите… только я немедленно доложу о нашем разговоре милиции. И о своих подозрениях тоже… — решился Дуся. — Мне, например, непонятно — отчего это маменька строит мне такие козни, в то время как я настроен отыскать ее сына? Живого или мертвого.
— Вот в том-то и дело, мертвого… — грустно усмехнулась Сэя и сдалась. — Ладно… записывайте номер Вики. Да! Не вздумайте его так назвать, это только мне позволительно! Для вас он Викентий Филиппович Глохов.
И пока Дуся спешно записывал номер телефона, дама поднялась и удалилась, оставив после себя лишь дурманящий аромат неизвестных духов.
Домой Дуся направился сразу же, даже не стал сидеть в кафе после беседы, хотя сначала думал поесть, ведь дома его не ждала даже манная каша.
Придя к себе в квартиру, он сразу же собрался в ванную, однако маленькая собачонка требовательно тявкнула и уселась возле миски.
— То есть тебя надо покормить, да? А чем, ты мне не хочешь сообщить?.. — ворчал Дуся, проверяя недра холодильника.
Недра обескуражили — на трех полках была грудой навалена собачья еда — и размороженные, и полуразмороженные пакетики, и совсем заледеневшие, — и только для Дуси, маменькиного сыночка, не нашлось ни крошки.
— Вот она — любовь материнская… — горько вздохнул Дуся, плюхнул собачонке в миску содержимое какого-то пакета и налил себе холодного чаю. — М-да… материнская любовь… И отчего же мне так не понравилась эта молодящаяся мамаша? А может, она и не мамаша ему вовсе? Сейчас ведь у богатых сплошь да рядом молоденькие, новенькие жены, а старые… а кто знает, где их старые жены… И эта наверняка не матушка этому Кеше, а мачеха. Отсюда и такое отношение и… кстати… слышишь, Дуська! Я кому тут рассказываю? Я говорю, вот она своего мужа при мне несколько раз Викой назвала.