– От вас требуются только добрая воля и готовность к сотрудничеству.
– Буду рад помочь, – ответил я, испытав внезапное чувство вины, столь хорошо знакомое всякому, кого без причины останавливает на улице служитель закона.
– Какой купюрой вы расплатились? – спросил он меня.
– Какой? Вы имеете в виду... Э... пятеркой.
Человек извлек из кармана пиджака мятую купюру и протянул мне.
– Этой?
Я посмотрел на бумажку, но, разумеется, никому еще не удавалось отличить один денежный знак от другого того же достоинства, так что в конце концов я был вынужден ответить:
– Полагаю, что да, но точно не знаю.
– Посмотри‑ка хорошенько, браток, – велел мне полицейский, речь которого тотчас сделалась заметно грубее.
Я посмотрел, но откуда мне было знать, что продавец принял у меня именно эту бумажку?
– Извините, – нервно ответил я, – но я ничего не могу сказать наверняка.
– Продавец говорит, что это вы всучили ему такую, – сообщил мне полицейский.
Я посмотрел на него, получил в ответ испепеляющий взгляд и переспросил:
– Всучил? Вы хотите сказать, что эта пятерка поддельная?
– Совершенно верно, – ответил полицейский.
– Ну вот, опять, – пробормотал я, удрученно разглядывая купюру. – То и дело получаю сдачу фальшивыми деньгами.
– Где вы взяли эту пятерку?
– Извините, не помню.
Судя по его физиономии, полицейский взял меня на подозрение. Он тотчас подтвердил мою догадку, сказав:
– Не очень‑то ты горишь желанием нам помочь, браток.
– Я стараюсь, – ответил я. – Просто я не помню, где мне всучили эту купюру.
– Пошли в машину, – велел полицейский и подтолкнул меня к побитому зеленому «плимуту», стоявшему возле пожарного гидранта. Он заставил меня сесть в пассажирское кресло впереди, потом обошел вокруг машины и скользнул за руль. Радиостанция под приборным щитком трещала и кряхтела, изредка выплевывая какие‑то ошметки человеческой речи.
– Давай‑ка полюбуемся твоим удостоверением, – предложил сыщик.
Я показал ему читательский билет и страховую карточку. Полицейский тщательно переписал мои имя и адрес в черную книжечку. Он уже забрал у меня злополучную пятерку и занес на ту же страничку ее серийный номер, после чего спросил меня:
– Другие дензнаки при себе имеются?
– Да.
– Предъявите.
У меня было общим счетом тридцать восемь долларов бумажками: две десятки, три пятерки и три «жабьих шкуры». Я вручил их полицейскому, и тот принялся дотошно изучать каждую купюру, просматривая их на просвет, потирая пальцами, прислушиваясь к тембру шуршания. Наконец он разделил деньги на две хилые стопки и положил на приборный щиток.
Сальдо оказалось плачевным: еще три бумажки – десятка и две пятерки были поддельными.
– Эти придется изъять, – сообщил мне сыщик, возвращая остальные деньги. – Я выдам вам квитанцию, но едва ли вы сумеете получить по ней возмещение. Разве что нам удастся поймать и осудить этих фальшивомонетчиков.
Тогда, возможно, вы что‑то и вернете, вчинив им иск. Ну, а если нет, значит, вы погорели, как это ни прискорбно.
– Да ладно, ничего, – ответил я и тускло улыбнулся. Во‑первых, потому что уже привык быть погорельцем. А во вторых – на радостях: ведь сыщик больше не считал меня членом шайки, пустившей эти бумажки в обращение.
В «бардачке» его машины отыскалась и книжечка с квитанциями. Он достал ее оттуда, заполнил бланк, внеся в него, помимо прочих сведений, и серийные номера купюр, а затем вручил мне со словами:
– Отныне и впредь будьте внимательнее, проверяйте сдачу, не отходя от кассы.
Это избавит вас от столь дорогостоящих оплошностей.
– Непременно буду, – пообещал я, выбираясь из машины, и взглянул на часы. Если я хотел попасть в контору Добрьяка к десяти, надо было поторапливаться. Я спорым шагом двинулся на север.
Только на углу Тридцать второй улицы я понял, что меня опять обули. Я застыл посреди тротуара, будто истукан, достал из кармана квитанцию, прочитал ее и почувствовал, как кровь отливает от лица.
Двадцать долларов. Я только что заплатил двадцать долларов за эту бумажку с закорючками.
Я развернулся и опрометью бросился к Двадцать четвертой улице, но кидалы, разумеется, уже и след простыл. Я принялся озираться в поисках телефонной будки, чтобы позвонить Райли в управление, но потом вспомнил, что в начале одиннадцатого увижусь с ним в конторе мнимого стряпчего.
В начале одиннадцатого? Я посмотрел на часы и увидел, что уже без одной минуты десять. Мне давно пора быть там!
Я остановил такси, присовокупив еще доллар к общей сумме потерь, понесенных в результате встречи с самозванным полицейским, влез на заднее сиденье, и шофер, включив счетчик, погнал машину на север, прямиком в одну из вечных пробок, которыми изобилует эта часть города, поскольку тут сосредоточена едва ли не вся торговля готовым платьем.
Только в двадцать минут одиннадцатого я, наконец, добрался до конторы Добрьяка. И коридор, и приемная, и кабинет кишели сотрудниками отдела борьбы с мошенничествами. Они захлопнули мышеловку, так и не дождавшись, когда подвезут сыр. Я протиснулся сквозь толпу, бормоча приветствия при виде знакомых лиц и представляясь всем, кого не знал, и отыскал Райли в кабинете Добрьяка в обществе двоих парней из ОБМ. За письменным столом восседал похожий на голодного волка человечек с остренькой физиономией и глазками цвета оникса. Наверняка это был сам Добрьяк.
– Где тебя черти носили? – спросил меня Райли.
– Самозванный полицейский настращал меня поддельными деньгами и выудил двадцать долларов, – ответил я.
– О, боже, – пробормотал Райли, и, похоже, силы окончательно оставили его.
Добрьяк с голодной ухмылочкой посмотрел на меня и произнес сипловатым голосом змея, искушающего Еву:
– Что ж, приветик, Фред. Какая жалость, что вы – мой клиент.
Я вытаращил глаза.
– Что?
– Он – настоящий стряпчий и, к тому же, идущий в гору, – пояснил Райли. – А ты – балбес, который катится по наклонной.
– То есть...
– Какой чудесный иск я мог бы вам вчинить, – злорадно молвил Добрьяк.
– При ваших‑то деньгах!
– Все честно, – сказал мне Райли. – Ты действительно унаследовал триста семнадцать тысяч долларов, и да поможет нам всем бог.
– Впрочем, – подхватил Добрьяк, потирая руки, – может, с иском еще что‑нибудь и получится...
Я распластался на полу и лишился чувств.
Глава 4
Джек Райли – громадный, похожий на медведя дядя, сплошь усыпанный крошками трубочного табака. С тех пор, как я упал в обморок в кабинете стряпчего Добрьяка, минуло два часа. Мы с Райли вошли в бар на Восточной тридцать четвертой улице, и Джек сказал:
– Фред, если ты хочешь, чтобы я по твоей милости пристрастился к бутылке, то хотя бы заплати за выпивку.
– Думаю, это мне по карману, – ответил я. – Теперь‑то уж точно.
Я опять почувствовал слабость в коленях, и Райли повел меня вглубь зала, к отдельным кабинкам. Он громогласно бранил меня, пока не подошла официантка, а потом заказал два «джека дэниэлса» со льдом и сказал:
– Если позволишь, Фред, вот тебе мой совет: найди другого поверенного.