Сейчас мы стояли между 68‑й и 69‑й улицами, а мимо непрерывной вереницей шли на север такси и иные легковушки. Но синего «шевроле» среди них не было.
С надеждой глядя через плечо, Анджела сказала:
– Может, они завязли в пробке на площади Колумба?
– Придурки, – буркнул я.
– Да нет, застрять на площади Колумба – плевое дело, – возразила она. – Я вечно там кукую.
Я взглянул на нее и решил не спорить. Вместо этого я сказал:
– Черт, но ведь они вроде профессионалы. Считается, что они способны выслеживать людей даже на площади Колумба.
Анджела выглянула из окна, показала пальцем и спросила:
– Это не они?
– Нет, это «понтиак».
– Правда? – Анджела проводила машину глазами. – А они на чем ехали?
– На «шевроле».
– Не понимаю, какая между ними разница, – призналась она.
– Никакой.
Анджела взглянула на меня, дабы убедиться, что я не шучу, и спросила:
– Как же тогда ты их различаешь?
– По узору на капоте. У всех машин компании «Дженерал моторе» разные узоры, чтобы продавцам было легче назначать цену. – Я посмотрел на часы, встроенные в приборный щиток. Они шли и показывали без семи двенадцать. – Мы опаздываем.
Анджела взглянула на свои наручные часики, пребывавшие в более‑менее рабочем состоянии, и сказала:
– Пожалуй, не стоит больше ждать.
– Мне бы хотелось, чтобы нас пасли несколько агентов ФБР, пока мы будем на собрании, – объяснил я. – Так, на всякий случай.
– Ладно, больше ждать нельзя, Джин, – решила Анджела. – Может, в полночь там запрут двери, или еще что‑нибудь, а самое главное для нас – попасть туда.
Я пожал плечами, бросил последний взгляд на юг вдоль Бродвея и ответил:
– А, черт с ними. Ладно, поехали.
– Хорошо, – сказала она и снова втиснула «мерседес» в поток машин.
(Не судите строго за очень‑очень лирическое отступление. Я уже говорил, какие чувства охватывают меня при виде нарядов Анджелы, но когда я вижу ее в автомобиле, чувства эти делаются вдвое, если не втрое острее. Когда эта лощеная красотка сидит на водительском кресле прекрасной машины, нажимая длинными стройными ножками на педали, обхватив длинными тонкими пальчиками руль и вскинув точеную белокурую головку, во мне просыпается сатир с раздвоенными копытами и прочими причиндалами. Ну а то, что она – превосходный водитель – разве что слишком осторожничает и теряется в пиковых положениях, – и вовсе сводит меня с ума. Даже будь у Анджелы завязаны глаза, я все равно поехал бы с ней куда угодно.)
Как бы там ни было, но пока мы проехали двадцать кварталов, я, к счастью, отвлекся от своих напастей, а когда Анджела ловко втиснула «мерседес» на свободный пятачок за углом Бродвея и 88‑й улицы, я привлек ее к себе и, не отдавая отчета в своих действиях, крепко поцеловал. Но мгновение спустя Анджела совершенно обескуражила меня. Она заморгала, смутилась и спросила:
– Ну зачем это?
– О, черт побери! – воскликнул я и выбрался из машины. Мы обогнули угол и оказались на Бродвее. Я по привычке облачился в костюм – я всегда надевал его, идя на собрание, – а поверх костюма натянул свой старый потрепанный черный дождевик с дырявыми карманами. Головного убора у меня не было, и волосы уже намокли.
По настоянию Анджелы мы заехали к ней домой. Пока она бегала переодеваться, я ждал в машине (при виде меня и даже при упоминании моего имени отец Анджелы хватался за сердце). Теперь она, разумеется, выглядела так, что мне хотелось тотчас же затащить ее в какое‑нибудь теплое, сухое, милое уединенное местечко, чтобы содрать с нее одежду в приемлемых жилищных условиях.
Теперь она, разумеется, выглядела так, что мне хотелось тотчас же затащить ее в какое‑нибудь теплое, сухое, милое уединенное местечко, чтобы содрать с нее одежду в приемлемых жилищных условиях. Брючки на сей раз были белые, а сапожки – красные. На Анджеле было что‑то вроде куртки автомобилиста, темно‑зеленое, с отороченным мехом капюшоном. Она шла рядом со мной, натянув капюшон на голову, засунув руки в высокие карманы куртки, и ноги ее при каждом шаге сверкали белыми и красными вспышками. Короче говоря, разумнее всего сейчас было бы заняться поисками какого‑нибудь сеновала.
Но вместо этого мы обогнули угол и подошли к клубу «Парни с приветом».
На углу разместилось кафе, где подавали еврейские лакомства, а рядом с ним – винная лавка. Два эти заведения стискивали с боков дверь с окошками, на которых вязью было выведено: «Парни с приветом». Мы с Анджелой вошли в эту дверь и увидели прямо перед собой длинную крутую лестницу, которая вела сквозь полумрак на тускло освещенную площадку. Мы поднялись. Я насчитал двадцать семь ступенек.
Наверху была коричневая металлическая дверь, а на ней – две бумажки, приклеенные липкой лентой. На одной было начертано: «Светский клуб Южной стороны „После дождичка в четверг“. Допускаются только члены клуба», а на второй: «Стучите».
Анджела взглянула на бумажки и сказала:
– Джин, но ведь сегодня четверг. И дождь.
– Знаю.
– Ты уверен, что нам сюда? Тут написано: «Светский клуб Южной стороны».
– А что тут, по‑твоему, должно быть написано: «Клуб террористов Южной стороны»? Тут даже не Южная сторона, тут Вест‑Сайд.
Анджела посмотрела на меня, и ее глаза тускло блеснули в свете пятнадцативаттной лампочки, висевшей над нашими головами.
– Джин, – прошептала она, – кажется, мне страшно.
– Что ж, вовремя спохватилась, – буркнул я и постучал в дверь.
Нам тотчас открыл Несносный Снежный Человек в темносинем костюме. Росту в нем было, наверное, шесть футов и восемь дюймов, а физиономия напоминала связку бананов.
– Хм? – спросил он голосом, похожим на рокот камнепада в шахте.
– Эй, вы там, – сказал я. – Мы пришли на собрание.
Он стоял, незыблемый и безмолвный, и только медленно моргал тяжелыми веками. Его челюсть слегка отвисла. Он стоял и загораживал дверной проем. Ни дать ни взять валун, какими затыкали лазы в пещеры.
Анджела высунулась из‑за моего локтя и шепнула стражу ворот:
– Собрание, понятно? Мистер Юстэли.
Он поднял тяжелую десницу, тоже похожую на связку бананов, и помахал ею со словами:
– Не… Неверно.
После чего захлопнул дверь. Анджела посмотрела на меня.
– Джин, а может, это розыгрыш? После всех наших треволнений, и вдруг – розыгрыш?
– Ой, Господи, – воскликнул я и снова постучал в дверь; когда она открылась, я сказал чудовищу: – Меня зовут Рэксфорд, я из СБГН. Ступай и спроси Юстэли, он подтвердит, что я свой.
– Не… – повторил он и опять закрыл дверь.
Анджела сказала:
– Джин, если это ваша с Мюрреем выдумка, я никогда…
– Проклятье! – заорал я. – Пароль! Я забыл про этот дурацкий пароль!
И я постучался в третий раз.
Чудовище открыло и приняло весьма грозный вид. Показав мне одну из своих лап, оно сказало:
– Поди прочь.
– Зеленые рукава, – ответил я. – Верно? Зеленые рукава. Казалось, я нажал какую‑то кнопку на приборном щитке чудовища. Лапа повисла как плеть, чудовище неуклюже отступило на несколько шагов и пригласило нас войти жестом, похожим на движение ковша паровой землечерпалки.