Полчаса назад прибыл его величество, а только что приехали принцы Кирилл и Симон...
В этот миг в прихожую выглянул полковник Карнович: брови насуплены, губы напряженно поджаты.
- Фандорин, это вы? - спросил он. - Мне сообщили о вашем прибытии. Что за идиотский маскарад? Все в джентльмена-сыщика играете? Вас ожидают. Извольте привести себя в надлежащий вид и немедленно ступайте в большую гостиную. И вы, сударыня, тоже.
Эраст Петрович и мадемуазель удалились, а Карнович, оглядев меня с головы до ног, брезгливо покачал головой:
- Ну и видок у вас, Зюкин. Где вы пропадали? Чем занимался Фандорин? Это очень кстати, что он взял вас в конфиденты. Да говорите же, мы ведь с вами из одного ведомства.
- Всё пустое, ваше высокоблагородие, - соврал я, сам не знаю почему. - Только время зря потратили. Кто прислуживает его величеству и их высочествам?
- Камердинер государя и дворецкий Симеона Александровича.
Ах, как стыдно!
Никогда еще я не умывался и не переодевался с такой скоростью. Уже через десять минут, приведя себя в порядок, я тихо вошел в гостиную и поклоном поблагодарил Фому Аникеевича и Дормидонта.
На столе не было ни напитков, ни закусок - только пепельницы и еще какой-то распечатанный пакет коричневой бумаги, совсем небольшой. На всякий случай я взял с бокового столика поднос, стал расставлять бокалы, а тем временем украдкой пробежал взглядом по лицам присутствующих, пытаясь угадать, что произошло.
Государь нервно курил папиросу. Кирилл Александрович устало потирал веки. Генерал-губернатор барабанил пальцами по столу. Георгий Александрович неподвижным взглядом смотрел на пакет. Павел Георгиевич выглядел нездоровым - губы дрожат, в глазах слезы. Но больше всего напугала меня мадемуазель Деклик: она сидела, закрыв руками лицо, плечи ее тряслись, и сквозь сжатые пальцы прорывались судорожные всхлипы. Никогда еще я не видел ее плачущей навзрыд и даже не мог представить, что такое возможно.
Обер-полицмейстер сидел поодаль от остальных, рядом с бесстрастным Карновичем, и беспрестанно вытирал платком лоб и залысины. Он вдруг икнул, залился багровой краской и пробормотал:
- Прошу извинить.
После чего немедленно икнул снова. В полной тишине неприличный звук был отчетливо слышен.
Мне сделалось очень страшно. Так страшно, что я покачнулся. Господи, неужели...?
- Можно взглянуть? - спросил Фандорин, нарушив молчание.
Эраст Петрович, очевидно, вошел в гостиную одной или двумя минутами ранее меня. Он переоделся в строгий английский сюртук и даже успел повязать галстук.
На что он собрался взглянуть? На очередное письмо от Линда?
- Да, - угрюмо позволил Кирилл Александрович, видимо, по обыкновению взявший на себя роль председательствующего. - Полюбуйтесь.
Фандорин вынул из пакета маленький сверточек, размером с леденец. Развернул, и я увидел внутри что-то маленькое, бело-розовое. Эраст Петрович быстро достал из внутреннего кармана лупу и склонился над столом. Выражение его лица стало таким, будто он надкусил лимон.
- Это т-точно палец его высочества? Серебряный поднос выпал из моих рук, бокалы разлетелись вдребезги. Все, дернувшись, обернулись в мою сторону, а я даже не извинился - едва успел схватиться за край столика, чтобы не упасть.
- Что за дурацкий вопрос! - сердито буркнул Симеон Александрович. - Конечно, это мизинец Мики! Чей же еще?
Ко мне, неслышно ступая, приблизился Фома Аникеевич, поддержал за локоть. Я благодарно кивнул ему - мол, сейчас пройдет.
- Послушайте, что сказано в письме, - сказал Кирилл Александрович, и я только теперь разглядел, что перед ним лежит листок бумаги.
Великий князь надел пенсне и прочитал послание, как и предыдущие, написанное по-французски:
Господа, вы, кажется, до сих пор не поняли, что я не шучу.
Надеюсь, эта маленькая бандероль убедит вас в серьезности моих намерений. Отрезанный палец - наказание за то, что ваши люди снова нарушили договоренность.
В следующий раз, если повторится нечестная игра, мальчику отрежут ухо.
Теперь о нашем деле. В качестве очередного взноса меду от вас малый бриллиантовый букет с шпинелью из коллекции императрицы. Гувернантка должна быть на мессе в Храме Христа Спасителя, начиная с трех часов пополудни. Разумеется, одна.
Если будет слежка - пеняйте на себя.
Искренне ваш, Доктор Линд.
Больше всего меня потрясла поразительная осведомленность злодея о содержимом coffret ее величества. Малый бриллиантовый букет с шпинелью являл собой истинное украшение императорской рентерии; в свое время он достался короне с приданым невесты Павла Петровича, будущего государя Павла I. Этот шедевр великого ювелирного искусства XVIII столетия ценится не столько за размер и чистоту составляющих его камней, сколько за красоту и изящество. На мой вкус, во всей Бриллиантовой комнате не было драгоценности прекрасней этой.
- Господи, бедная Алиса, - тоскливо произнес император. - Она так страдает из-за пропажи склаважа...
Его величеству следовало бы посочувствовать, в особенности если учитывать нрав царицы, но в ту минуту я был не в состоянии испытывать жалость к кому-либо кроме бедного маленького Михаила Георгиевича.
- Мы все уже высказались, Фандорин, - довольно бесцеремонно перебил государя Кирилл Александрович. - Что думаете вы? Теперь видно, что вы были правы. Линд - истинное чудовище, он не остановится ни перед чем. Что нам делать?
- Ах, бедняжка Мика. - Царь сокрушенно поник головой.
- Мика, конечно, бедняжка, - ударил кулаком по столу Симеон Александрович, - но ты, Ники, лучше бы себя пожалел. Если мир узнает про то, что какой-то проходимец во время коронации русского царя похитил твоего кузена и режет его по кусочку, как колбасу...
- Сэм, опомнись! - громовым голосом взревел Георгий Александрович. - Ты говоришь о судьбе моего сына!
- Я говорю о судьбе нашей династии! - в тон ему ответил генерал-губернатор.
- Дядя Сэм, дядя Джорджи! - примирительно воздел руки его величество. - Давайте послушаем господина Фандорина.
Эраст Петрович взял со стола пакет, повертел его и так, и этак.
- Как д-доставлен?
- Как и прежние, - сказал Кирилл Александрович. - Обычной почтой.
- И снова нет штемпеля, - задумчиво произнес Фан-дорин. - Допрошен ли почтальон? Полковник Карнович ответил:
- Не только допрошен, но за всеми тремя почтальонами, поочередно доставляющими городскую корреспонденцию в Эрмитаж, установлена слежка, еще со вчерашнего дня. Ни в чем подозрительном не замечены. Более того, сумки с почтовыми отправлениями, посылаемые с городского почтамта в здешнюю почтовую часть, всё время находятся под наблюдением переодетых агентов. Никто из посторонних к сумке не приближался ни на отрезке пути от Мясницкой до Калужской, ни позднее, когда почтальон отправился по адресам. Откуда появляются послания Линда - непонятно. Истинная загадка. - Что ж, пока мы ее не разрешили, действовать нужно так, - мрачно сказал Эраст Петрович. - Букет отдать. Это раз. Никакой слежки за людьми Линда. Это два. Вся надежда на наблюдательность мадемуазель Дек-лик - к счастью, весьма острую. Это три. Ничего больше п-порекомендовать не могу. Теперь малейшая неосторожность со стороны полиции, и вы получите не ухо, а труп мальчика вкупе с мировым скандалом. Линд взбешен, это очевидно.
Все, как сговорившись, взглянули на гувернантку. Она уже не плакала и лицо ладонями не закрывала. Ее черты показались мне застывшими, будто бы высеченными из белого мрамора.
- Je ferai tout mon possible (Я постараюсь (фр.)), - тихо сказала она.
- Да-да, - просительно молвил государь, - Вы уж постарайтесь. А мы с Алисой будем молиться Всевышнему. И немедленно начнем поститься. Так и по древнему обычаю перед коронацией положено...
- Вот и отлично, каждый внесет посильный вклад, - угрюмо усмехнулся Кирилл Александрович. - Полковника Ласовского от руководства розыском следует отстранить.