Ты, можно сказать, вытащила счастливый билет. Обратилась именно к тому человеку, который действительно может тебе помочь. У тебя есть шанс уйти из жизни без пошлого провинциализма, умереть не как овца на бойне, а возвышенно, осмысленно, красиво! Может быть, мы даже уйдем с тобой вместе, как Моретта и Ликантроп. - Его голос вдохновенно зазвенел. - Как раз на вакансию Моретты я и хочу тебя предложить.
- А кто это - Моретта? - в восторге воскликнула Коломбина, заразившись его возбуждением, но по-прежнему еще ничего не поняв.
Она знала за собой этот недостаток - несообразительность. Нет, глупой она себя вовсе не считала (слава Богу, поумней многих), просто ум был немножко медленный - подчас сама на себя раздражалась.
- Моретта и Ликантроп - самые новейшие избранники, - шепотом объяснил Петя. - Получили Знак и тут же застрелились, одиннадцать дней назад. Место Ликантропа уже занято. Вакансия Моретты - последняя.
У бедной Коломбины голова шла кругом. Она схватила Петю за руку.
- Знак? Какой знак?
- Смерть подает своему избраннику или избраннице Знак. Без Знака убивать себя нельзя - это строжайше запрещено.
- Да что это такое - Знак? Какой он?
- Он всякий раз иной. Это невозможно предугадать, но и ошибиться тоже невозможно...
Петя внимательно поглядел на побледневшую спутницу. Нахмурился:
- Испугалась? И правильно, у нас ведь не в игрушки играют. Смотри, еще не поздно уйти. Только помни про данную клятву.
Она и вправду испугалась. Не смерти, конечно, а того, что он сейчас передумает брать ее с собой. Очень кстати вспомнилась рекламная вывеска компании "Мёбиус".
- С тобой мне ничто не страшно, - сказала Коломбина, и Петя просиял.
Воспользовавшись тем, что она сама взяла его за руку, стал поглаживать пальцем девичью ладонь, и Коломбину охватило безошибочное предчувствие: сегодня это непременно свершится. Она ответила на пожатие. Так они и ехали через площади, улицы и бульвары. Некоторое время спустя руки вспотели, и Коломбина, сочтя этот природный феномен вульгарным, пальцы высвободила.
Однако Петя уже осмелел. Победительно положил ей руку на плечо. Погладил шею.
- Ожерелье из змеиной кожи? - шепнул в самое ухо. - Бонтонно.
Вдруг тихонечко вскрикнул.
Коломбина повернулась, увидела, как стремительно расширяются Петины зрачки.
- Там... там... - пролепетал он, не в силах пошевелиться. - Что это?
- Египетская кобра, - объяснила она. - Живая. Знаешь, Клеопатра такой себя умертвила.
Он дернулся, прижавшись к окну. Руки сцепил на груди.
- Не бойся, - сказала Коломбина. - Люцифер моих друзей не кусает.
Петя кивнул, глядя на подвижное черное ожерелье, но придвинуться больше не пытался.
Сошли на круто идущей вверх зеленой улице, которую Петя назвал Рождественским бульваром. Свернули в переулок.
Был уже десятый час, стемнело, и зажглись фонари.
- Вот он, дом Просперо, - тихонько сказал Петя, показав на одноэтажный особнячок.
Собственно, Коломбина разглядела в темноте лишь шесть зашторенных окон, наполненных изнутри таинственным красноватым сиянием.
- Ну что же ты встала? - поторопил остановившуюся спутницу Петя. - Полагается приходить ровно в девять, мы опаздываем.
А Коломбину в этот миг вдруг охватило непреодолимое желание развернуться и со всех ног побежать назад на бульвар, а потом вниз, к широкой тусклой площади, и дальше, дальше. Да не в тесную китайгородскую квартирку, пропади она пропадом, а прямиком на вокзал и чтобы сразу в поезд. Колеса застучат, начнут сматывать нитку железной дороги обратно, та снова свернется в клубок, и все будет, как раньше...
- Это ты встал, - сердито сказала Коломбина. - Давай, веди к твоим "любовникам".
Коломбина слышит голоса духов
Петя открыл входную дверь без стука, пояснив:
- Просперо прислуги не признает. Всё делает сам привычка ссыльного.
Коломбина слышит голоса духов
Петя открыл входную дверь без стука, пояснив:
- Просперо прислуги не признает. Всё делает сам привычка ссыльного.
В прихожей было совсем темно, и Коломбина ничего толком не разглядела, кроме уходящего вглубь дома коридора да белой двери. В расположенном за дверью просторном салоне оказалось немногим светлей. Лампы там не горели - лишь несколько свечей на столе и еще, чуть в сторонке, чугунная жаровня с ало тлеющими углями На стенах корчились кривые тени, на полках посверкивали золотом корешки книг, а сверху мерцала подвесками незажженная хрустальная люстра.
Лишь когда глаза немного свыклись с тусклым освещением, Коломбина поняла, что в комнате не так мало народу - пожалуй, человек десять, а то и больше.
Кажется, Петя Лилейко числился среди "соискателей" птицей невысокого полета. На его робкое приветствие кое-кто кивнул, прочие же продолжали тихо переговариваться между собой. Холодный прием смутил Коломбину, и она тут же решила, что будет держаться независимо. Подошла к столу, прикурила от свечки и громко, через всю гостиную, спросила своего спутника:
- Ну, который здесь Просперо?
Петя вжал голову в плечи. Стало очень тихо. Однако Коломбина увидела, что на нее смотрят с любопытством, и бояться сразу перестала - оперлась рукой о бедро, как на рекламе папирос "Кармен", и выпустила вверх струйку голубого дыма.
- Что вы, незнакомка, - сказал одутловатый господин в чесучовой визитке, с виртуозно зачесанной проплешиной на темени. - Дож появится позже, когда всё будет готово.
Он подошел ближе, остановился в двух шагах и принялся бесцеремонно оглядывать Коломбину сверху донизу. Она ответила точно таким же взглядом.
- Это Коломбина, я привел ее кандидаткой, - виновато проблеял Петя, за что немедленно был наказан.
- Керубинчик, - сладким голосом сказала новенькая. - Разве маменька тебя не учила, что следует представлять мужчину даме, а не наоборот?
Чесучовый господин немедленно представился сам - прижал руку к груди, поклонился:
- Я - Критон. У вас сумасшедшее лицо, мадемуазель Коломбина. В нем упоительным образом соединяются невинность и разврат.
Судя по тону, это был комплимент, однако на "невинность" Коломбина обиделась.
- "Критон" - это, кажется, что-то из химии?
Хотела снасмешничать, показать тертому субъекту, что перед ним не какая-нибудь инженю, а зрелая, уверенная в себе женщина. Увы, вместо этого срезалась хуже, чем на экзамене по литературе, когда назвала Гете вместо Иоганна-Вольфганга Иоганном-Себастьяном..
- Это из "Египетских ночей", - со снисходительной улыбкой ответил чесучовый. - Помните?
Тра-та-та-та, младой мудрец,
Рожденный в рощах Эпикура.
Критон, поклонник и певец
Харит, Киприды и Амура.
Нет, Коломбина совсем этого не помнила. Она даже не помнила, кто такие Хариты.
- Любите ли вы предаваться любви ночью, на крыше, под рев урагана, когда тугие струи ливня хлещут ваше нагое тело? - не понижая голоса осведомился Критон. - А я очень люблю.
Бедная иркутянка не нашлась, что на это ответить. Оглянулась на Петю, но тот, предатель, с озабоченным видом отошел в сторону, заведя разговор с бедно одетым молодым человеком, очень нехорошим собой: с выпуклыми горящими глазами, широким подвижным ртом и россыпью угрей на лице.
- У вас должно быть упругое тело, - предположил Критон. - Стреловидное и поджарое, как у молодой хищницы. Я так и вижу вас в позе изготовившейся к прыжку пантеры.
Что было делать? Как отвечать?
По иркутскому кодексу поведения следовало бы влепить наглецу оплеуху, но здесь, в кругу избранных, это было немыслимо - сочтут ханжой или, того хуже, жеманной провинциалкой. Да и что тут оскорбительного, сказала себе Коломбина. В конце концов этот человек говорит, что думает, а это честнее, чем заводить с понравившейся женщиной разговор о музыке или каких-нибудь там язвах общества.