– Господа просят вас к ужину, - сказал сопровождающий. Асахина спустился с крыльца, но речь продолжил, словно слуги тут и не было:
– И не госпожа Мияги, которая терпит японское, только пока ей это удобно. И не господин Мияги, который никогда не мог сказать, красиво ли то, что бесплатно. Кто-то еще.
– Я не помню, чтобы ваш коллега Ато интересовался стариной.
– Немногие интересуются воздухом, которым дышат, - Асахина, шагая за слугой, быстрым, но осторожным движением поймал светлячка, разжал ладонь… Светлячок улетел, осветив на миг лицо инспектора - совершенно безмятежное, даже веселое. Асахина позавидовал этому человеку, и тут же упрекнул себя.
Всхлипывания сякухати становились все громче. Нельзя сказать, что флейтист играл плохо - напротив, хорошо, дьявольски хорошо. Флейта подвешивала душу между несбыточным и потерянным - и медленно, безжалостно истязала. Асахина вспомнил вдруг одну из самых ранних своих печалей - смерть сверчка в бамбуковой клеточке.
Потом он понял - слишком рано и болезненно, - что умирают не только сверчки.
Флейта одну за другой воскрешала все потери - но не для того, чтобы подарить утешение, о нет. Ей нравилось издеваться над беспомощностью человека перед лицом мира.
Не хотелось вписываться в эту картину, в эту чужую, недобрую декорацию - которая так настойчиво затягивала сентиментального ронина из Мито. Нужно было чем-то возразить, и он прочитал из Иссы:
Громко пукнул конь -
И подбросил светлячка
В воздух высоко.
Инспектор хохотнул.
– С вами не так все плохо, господин инженер, как я боялся поначалу.
Слуга остановился у ворот усадьбы и перегнулся пополам:
– Сюда, пожалуйста.
Его фонарь больше не был нужен - каменную дорожку к дому освещали стеклянные шары. На полпути к крыльцу Асахина услышал скрип и стук засова: ворота, пропустив их, закрылись.
– Обстоятельные люди, - сказал инспектор. - Хороший флейтист, крепкие засовы.
– Вы не любите музыку?
– Люблю. То, что можно высказать, можно понять.
– Я понимаю, - инженер сжал губы и внимательно, как на глубоко ушедшую в плоть занозу, посмотрел на свой меч. - И музыку, и музыканта.
Дверь им открыла сама госпожа Мияги, действительно одетая как дама эпохи Камакура. В этом костюме, конечно, протягивать ручку для поцелуя было уж никак невозможно, и она поклонилась.
– Счастлива приветствовать вас!
– Прическа сасэгами вам необычайно идет, - сказал Асахина, поклонившись.
Длинные волосы госпожи Мияги и вправду блестели не хуже горного угля, и белым огнем горела на затылке отделанная опалами заколка, а дальше укрощенная роскошь спадала до самой поясницы.
– Такая честь для нас, - сказал Сайто.
Женщина, не поднимая головы, изящно посторонилась - как отплыла в облаке своих одежд, поменявших фасон, но не цвет: все те же морские переливы, только на сей раз - отливающие золотом.
– Мы отпустили почти всех слуг. Частный прием.
Женские наряды эпохи Камакура, на взгляд Сайто, выгодно отличались от неудобоносимых конструкций времен Эдо. И - он скосил глаза на одну из женщин - от костюма эпохи Нара. Наилучшее сочетание роскоши и удобства: сбрасываешь просторные, не стянутые поясами утики и однослойные хитоэ - и вот ты в ути-бакама 76 и практичном нижнем кимоно. Разве что мужской костюм эпохи Эдо лучше… Особенно под конец. Практически идеальное сочетание, как в смысле удобства, так и в смысле красоты. Особенно, если правильно подобрать цвета.
– Господа, - голос Ёко-сан заставил умолкнуть флейту на несколько секунд. - Позвольте вам представить: инженер Асахина Ран, полицейский инспектор Фудзита Горо.
Асахина, входя в широкую комнату, поклонился.
– Господин Мияги, - единственному человеку, которого он здесь знал лично, инженер поклонился еще глубже.
- Как ваше драгоценное здоровье?
Господин Мияги, одетый в церемониальный придворный костюм эпохи Камакура, был уже навеселе.
– Господин инжене-ер! - Мияги-сэнсэй раскинул руки в порыве пьяного радушия, да зацепил жестким рукавом каригины 77 и опрокинул лаковый столик. - Эть, дурацкий какой наряд! Садитесь, господин инженер. И вы, господин инспектор. Угощайтесь! - забулькало сакэ. - Чем богаты! С первого корабля, господин инженер!
– Ваши собственные винокурни?
– Ну! - от кивка церемониальная шапочка съехала господину Мияги на нос. - Эть, надоело…
Он снял и скомкал шапочку, отшвырнул за спину.
Рано набрался господин Мияги. Ибо чувствует себя хуже всех… Его почти жаль. Если бы он связался с Ато из страха, а не ради выгоды…
В зале не было неосвещенного закоулка - белым, бумажным светом горели лампы, ровным желтым - заморские газовые рожки, но все же казалось, что темно. Может быть, причиной тому была ночь за окном, может быть, угольная пыль - хотя откуда здесь взяться пыли, - но словно мутное стекло отделяло каждый предмет от соседнего - и уж точно гостей друг от друга.
Госпожа Мияги подвела инженера и полицейского к двум свободным местам - справа от управляющего Синдо и слева от господина Мияги.
Кроме них двоих все были одеты по-старому. Даже Синдо - на улице днем Сайто принял бы его костюм за корейский, а сейчас понял, что он тоже, наверное, из каких-то дохэйанских времен. Обычно - на десятом-то году новой эры - разнобой в одежде никого не смущал, а тут смешение разных стилей и эпох отчего-то резало глаз. Наверное, потому, что веселые девицы остаются веселыми девицами, в каких времен шелка их ни наряди. Сайто ничего не имел против веселых девиц, но те, кого он знал и уважал, никогда никем не притворялись - ни знатными дамами, ни мужними женами. Становились - да, а чтобы притворяться - этого не было.
– Так что же там с нашими рекламациями, господин инженер? - Мияги собрал расползающиеся глаза, и взгляд их тут же стал острым, умным. Имея внешность сельского простачка и умело используя ее, господин Мияги ни простаком, ни деревенщиной не был.
– Ваш покорный слуга доволен качеством леса, Мияги-сэнсэй, но недоволен качеством работ. Многие ваши рабочие плохо знают свое дело - и это очевидно даже мне. Что у вас случилось, почему так много сторонних людей на вырубке?
Господин Мияги замялся. Плохо и неуютно ему было вести деловой разговор в маскарадном костюме под стоны сякухати.
– Впрочем, можно не отвечать, - инженер склонил голову. - Рабочие бегут от невыносимых условий труда, вы вынуждены нанимать тех, кому уже некуда бежать, потому что их никто не возьмет. Это из рук вон плохо, Мияги-сэнсэй. Я бы помог вам с рабочими, но как я могу отправлять людей в этакое пекло? Вам нужно пересмотреть условия труда, или я буду настаивать на передаче подряда. Конечно, трудно будет отыскать предприятие, которое по объемам производства соперничало бы с вашим. Но качество - важнее.
– Ах, господин инженер, - Мияги вынул из-за пазухи салфетку и промокнул лоб. - Устал я, да и выпил. Давайте отложим до завтра.
Сякухати смолкла. Флейтист отодвинул ширму.
Именно в костюм эпохи Эдо был он одет. Аскетически-черное хаори наверняка таило подкладку с изящным набивным рисунком - запрещенная законом роскошь, упрятанная в изнанку, одно из проявлений государственного лицемерия, ставших общим стилем. Белый шелковый шнур, белые гербы…
Дзюнъитиро Ато.
– А вот это вот, - не удержи Синдо столик, снова опрокинулся бы он от взмаха широкого рукава, - другой мой почетный гость, Ато-доно…
Тоже старый род, именные вассалы дома Фудзивара. У него больше прав на одежды времен Камакура, чем у госпожи Мияги. Но он предпочитает недавно прошедшее время давно прошедшему. Или у него просто хороший вкус.