Получается, король Витенеж, покойный, для себя и своей свиты все соки из королевства тянул?
— Как ты точно подметил, пан Войцек, — подал голос Либоруш. — У нас под Хоровым тоже один такие речи вел. Мол, все беды королевства нашего…
— Это, позвольте, какие беды? — удивленно переспросил Радовит.
— Да я откуда знаю? Видно, те, что гвардеец хотел бы каждый месяц за казенный кошт кунтуш менять, а выходит не больше раза в полгода. Так вот, он говорил, что беда наша в малолужичанском короле. На юге многие начали верить, что вся казна из Выгова в Уховецк переправляется и там оседает, как песчинки золотые на лотке у старателя. На том золоте князья уховецкие едят, с него пьют…
— Эге, п-пан Либоруш, а нам то же про Хоровских поют. Только до недавнего времени с такими трепачами у нас в порубежных землях разговор короткий был. Никто д-даже саблю не обнажал бы — за шкирку и мордой в грязь.
— Так у нас тоже перед моим отъездом одного фазана расфуфыренного, что в харчевне серебром пол посыпал и орал спьяну, как в Выгове шляхте тяжко живется, утром в Стрыпе выловили. Синего, скользкого и холодного, как жаба.
Радовит передернулся. Он до сих пор никак не мог привыкнуть к виду мертвецов, крови и даже к разговорам о трупах и убийствах.
— Прошу прощение, панове… — Он откашлялся, вопросительно глянул на сотника. — Письмо не секретное, пан Либоруш?
— Да нет, не думаю, — пожал плечами Пячкур.
— Да? Хорошо. Значит…
— Можно, можно при пане Войцеке, — милостиво кивнул сотник.
— Значит, к чему нас пан Симон призывает? К началу элекции в Сейме быть наготове и во всеоружии? Он думает, враг через реку полезет?
— Он думает, враг оттуда давно уже прилез, — зло бросил пан Пячкур. — Змеюкой ядовитой приполз и искушает князя Жигомонта, как некогда змий искушал Господа нашего. А в Жигомонте, насколько мне ведомо, той силы духа нет. Он с радостью поддастся, лишь бы уховецким насолить. Говорят, он обиду таит, что деда его Витенеж при прошлой элекции обошел.
— Особо указывает пан полковник, — добавил чародей, — что готовятся злоумышления против Контрамации. В Выгове многие охотно слушают грозинецкие наущения. Дескать, Контрамация — удар по свободе. Кто в студиозусы идет волшебству обучаться? Дети шляхтичей, черни я в Институциуме нашем не видал, восемь лет от звонка до звонка отучился. А по выходу у тебя есть всего два пути: на коронную службу или за кордон, от греха подальше. Это ли не удар по вольностям шляхетским? За что боролись, спрашивается? За что кровь проливали?
— Они тебе прольют… — нахмурился Войцек, оглаживая вертикальную стойку спинки стула, словно рукоять кончара.
— А потому, — закончил за Радовита сотник, — следует ожидать чародейских бунтов, равно как и попыток открыто вмешаться в элекцию.
Меченый скрипнул зубами. Шрам на его щеке побелел.
— А п-п-потом всякие мржеки хлынут че-че-через границу…
Волшебник потянулся к нему, чтобы ободряюще потрепать по руке, но постеснялся присутствия командира богорадовского гарнизона.
— Не допустим, пан Войцек. Не допустим, — твердо выговорил Либоруш, и было в его голосе что-то такое, что заставляло поверить сразу и безоговорочно — костьми ляжет, а не допустит. — Пока есть честные чародеи, пока есть воины, небезразличные к судьбе отечества, не пройдут враги через нашу границу.
— Я понял, пан Либоруш, зачем ты мне дал это письмецо прочитать. Ведь мог распоряжения полковника и на словах пересказать… — задумчиво проговорил чародей.
— Правильно понял. Да, для того, чтоб ты знал — я тебе доверяю. И недомолвок между нами не будет. Я так десяток водил по-над Стрыпою, так и сотней буду командовать. Я, если бы в тебе сомнение имел, еще месяц назад попросил бы полковника Симона другого реестрового прислать.
И пану Войцеку доверяю. На помощь его очень рассчитываю.
— Какую такую п-помощь? — удивился Шпара. Его гнев уже прошел.
— А такую… Тебя здешняя шляхта очень даже уважает. А также по окрестным застянкам. Я умею слушать и замечать. Если уж нас беспорядки ждут и смута, кто лучше тебя, пан Войцек, ополчение возглавит? За кем пойдут? Кому поверят?
Меченый тряхнул чубом:
— Захвалил ты меня, пан Либоруш, засмущал. Ровно жениха на сговоре. Может, ты и прав, только…
— Что — «только»? — По лицу сотника промелькнула тревога и озабоченность. Неужели откажется пан Шпара от его предложения? Это означало бы и отказ от дружбы, которая вот-вот начнет складываться.
— Да вот, понимаешь… Эх, пан Либоруш, ты от меня своих писем не скрываешь, и я не буду. Хочешь прочитать?
— Да ладно, не надо. Ты на словах обскажи, если можно, раз секрета нет.
— Секрет есть, но не от тебя. И не от Радовита. — Войцек разгладил пергамент в ладонях, потом сложил, после снова развернул и разровнял. — Пан Симон и мне о том же пишет. О бунте, зреющем в Выгове. Хотя нет, бунт — неправильное слово. Просто великолужичане наверняка хотят власть, со смертью Витенежа из наших рук упущенную, поднять и удержать навсегда. И для этого пойдут на многое, если не на все.
— Будет обман или деяния неправомочные во время элекции, — веско произнес Либоруш. — Хоровское порубежье поднимется. Наш князь Богорад не потерпит. И воевода — Адась Дэибок — с ним.
— Малые Прилужаны тоже за сабли возьмутся, если что, — покачал головой Войцек, — да только королевство это не спасет. Я думаю, наоборот совсем… Как начнем друг дружку резать, все, конец нашему королевству. Разлетится в клочья. А еще соседи завсегда рады упавшего пнуть сапогом. Они у нас хорошие, добрые — Грозин с Мезином, Зейцльберг с Руттердахом. А как дойдет дело до дележки каравая, и Заречье с Угорьем не утерпят, даром, что в дружбе клянутся их государи и братьями нашему королю себя называют.
— А как же быть? Как отечество спасти?
— Эх, если бы я знал… — горестно протянул пан Войцек, дернул себя за ус. — Если б я такой умный был, уже бы в Выгове по правую руку от трона сидел бы. Пан Симон предлагает не после элекции кулаками махать, а до…
— Это как? — в один голос удивленно воскликнули Либоруш и Радовит.
— Как-как… Чтоб не допустить бунта великолужичанской шляхты и прямого давления на Посольскую избу, задумано отряды набирать по всем Малым Прилужанам и прямиком в Выгов.
— Отряды? Из реестровых?
— То-то и дело, что нет. Пан Чеслав и пан Автух, гетманы наши, должны быть вне подозрений. Этого полковник не писал, это я сам догадался. Как же иначе?
— Верно. Так должно быть.
— Вот потому пан Симон и предписывает мне прибыть к нему в Берестянку. Там набрать отряд из вольницы. А после прямым маршем — на Выгов.
— Решение спорное, — покачал головой Радовит. — Как еще вас выговчане встретят-приветят?
— Не было бы большего скандалу, — добавил Либоруш.
— Все может быть, — отвечал Войцек. — Но мне приказ пана полковника по душе. Да, пан сотник, полковник разрешил мне взять двоих из твоей сотни. На выбор. Кого я захочу или кто охотником вызовется. Сам.
— Что ж, — Пячкур пожал плечами, — это сотня все еще больше твоя, чем моя. Когда она еще моей станет? Или я не понимаю, что пару кружек крови сперва пролить надо, чтоб за своего порубежники приняли? Или сам таким не был? Выбирай, с моей стороны препятствий не будет.
— Добро. Возьму Хватана…
— Выбор хороший. Воин хоть куда, разве что горяч излишне, — одобрил пан Либоруш.
— Это не беда… И, пожалуй, Грая.
— И этого не могу не одобрить. Парень на саблях драться зол, как бес. Давеча шутя попробовали. Он у меня пять из десятка побед взял. И следопыт толковый. Очень одобряю.