В то время как доктор спешил к герцогу, виконт приказал проходящим мимо нескольким солдатам Швейцарской гвардии убрать тело и доставить его в Бастилию для тщательного освидетельствования и констатации смерти беглого арестанта. Об обстоятельствах этой смерти Этьенн в эту же ночь сделал, где следовало, заявление.
VII. ПЛЕМЯННИЦЫ КАРДИНАЛА
Мазарини еще в течение описанной нами ночи тайно выехал из Парижа.
Парламент издал приказ об изгнании его вместе с семьей, а принцев освободил из заточения. Но беспорядки этих тревожных для Франции лет далеко на этом не закончились.
Королева-мать благоразумно подчинилась приговору и передала власть принцу Конде, будучи заранее уверенной, что он не сумеет удержать ее в своих руках.
С этой поры при дворе начались интриги, совершенно изменившие отношения партий и превративших борьбу, начавшуюся якобы в интересах народа, в какую-то странную игру придворной знати.
Анна Австрийская привлекла на свою сторону маршала Тюренна, Мазарини же в это время старался увеличить число своих приверженцев при посредничестве влиятельных лиц.
Между тем Конде до того стал всем ненавистен, так явно навлекал на себя подозрение в желании забрать всю государственную власть в свои руки, что вскоре вынужден был бежать.
Во время этих беспорядков Людовику XIVминуло четырнадцать лет. Он должен был начать самостоятельно управлять государством.
7 сентября 1651 года он, по совету королевы-матери, только формально предложил принцу Конде возвратиться, но принц, не доверяя предложению, удалился в Бордо, где у него было много сторонников.
Здесь, подстрекаемый своими приближенными, Конде принял решение вести против двора тайную войну.
Такое решение принца могло бы вовлечь королеву-мать и молодого короля в немалую опасную игру, если бы маршал Тюренн не принял против этого решительных мер: 2 июля 1652 года он сразился под самым Парижем с отрядом Конде и разбил его наголову; сам принц и его союзники спаслись от гибели только благодаря тому, что через посредничество его сестры, герцогини де Лонгевиль, им отворили ворота города.
Незадолго перед тем Мазарини возвратился ко двору, чтобы снова попытать счастья в деле управления государством.
Когда все эти несогласия и распри надоели народу, который понял, наконец, что ему от них нисколько не легче, королю предложили договор с условием, что он опять удалит Мазарини и даст всем полную амнистию.
Конде, однако, потеряв надежду на счастливый для него исход дела, выехал из Парижа, и, не найдя себе союзников в провинциях, удалился в Испанию.
21 октября 1652 года молодой король совершил свой торжественный въезд в Париж и объявил народу о всеобщей амнистии. Но потом он приступил к мере, которую советовала ему Анна Австрийская, в свою очередь бывшая под влиянием советов Мазарини. Хотя кардинал все еще находился в то время в изгнании, в Реймсе, он и оттуда сильно влиял на дела правительства, и постоянной его мыслью было добиться у молодого короля и народа своего возвращения в Париж.
Людовик XIV запретил парламенту всякое вмешательство в политические дела и объявил принца Конде государственным изменником, которому воспрещается въезд в пределы государства.
Королева-мать находилась в это время в Сен-Жермене. Лес около старого замка, с его таинственными уединенными дорожками, доставлял ей приятное отдохновение после шумной придворной жизни и всех устраненных, наконец, тревог.
Время борьбы и разлуки с Мазарини, к которому она была искренне привязана, не бесследно пронеслось мимо Анны Австрийской. Годы также начинали сказываться и в ней все больше проявлялось желание оставить государственные дела и проводить остальные годы в спокойствии.
Людовик XIV, наоборот, на шестнадцатом году своей жизни начинал находить удовольствие в управлении государством, поэтому королева-мать полагала, что отсутствие Мазарини не было уже необходимостью, но Людовик был другого мнения: он считал возвращение его ко двору все еще опасным.
Анна Австрийская пожелала выстроить себе в Сен-Жерменском лесу дачу, названную «Ле-Лож», впоследствии сделавшуюся ее любимым местопребыванием.
Здесь она прилагала огромные усилия, чтобы выхлопотать возвращение Мазарини и, с его согласия, применила даже одно рискованное средство (на первый взгляд невинное), но в будущем могущее сделаться тоже опасным.
Людовик имел для своих лет замечательную силу воли и твердость характера, о которые до сих пор разбивались все попытки Мазарини просить у него позволение возвратиться ко двору, хотя король был очень доволен, когда опытный в делах государства министр из Реймса поддерживал его своими советами, делая разные распоряжения.
Видя, что им ничего не поделать с королем, они решили воспользоваться его частыми посещениями Сен-Жермена для свидания с матерью, чтобы разыграть маленькую комедию, имевшую своей целью возвращение Мазарини во дворец.
Кардинал взял к себе на воспитание двух племянниц, очень молодых девушек, не очень высокого происхождения и без состояния. Гортензии и Олимпии Манчини было четырнадцать и пятнадцать лет, но как итальянки, они были развиты не по летам, так что все считали их уже совершенно взрослыми девицами.
Анна Австрийская, которая вообще отличалась большой разборчивостью, и та восхищалась красотой Олимпии.
Обе племянницы кардинала были прекрасно образованны, имели прелестные манеры, обе они во всякое время могли блистать при любом европейском дворе. Мазарини, всегда очень искренне заботившийся о своих родных, ничего не жалел для их образования, имея в виду устроить этим бедным незнатным девушкам блестящую будущность.
Они обладали всеми данными для осуществления его планов: удивительно стройные, с дивно пропорциональными формами и грациозными движениями, обе они были равно хороши: лица их, каждое в своем роде, были совершенством красоты, так что многие затруднялись, которой из сестер отдать предпочтение.
Гортензия была более серьезного нрава, любила искусство и охотно занималась науками. Олимпия, напротив, была весела, как птичка, подвижна, любила веселую болтовню. Ее темные глаза так плутовски блестели, так были соблазнительны, что уже только за них ей можно было отдать первенство. Причем Олимпия была гораздо более физически развита, чем Гортензия. Несмотря на то, что она была годом моложе, ее молодые формы были полнее, а если к этому присоединить еще ее милое, детское простодушие, то легко можно было понять, что девушка эта была очаровательной.
Для молодого, еще не вполне сформировавшегося характера Людовика, встреча с прелестными племянницами кардинала должна была иметь важные последствия. Милое простодушие и наивность Олимпии, ее веселый непринужденный нрав, ее грация и красота не могли не произвести на короля сильного впечатления.
Анна Австрийская, с прибытием обеих сестер в Сен-Жермен, сказала себе, что эти посланницы кардинала, наверное, поведут успешное дело о возвращении его ко двору. Они приехали с целью просить об этом короля. Разумеется, Гортензия и Олимпия были приняты королевой-матерью очень милостиво и любезно. Она с удовольствием смотрела на этих прелестных девушек, молодость и красота которых напоминали ей ее прошлое. Мазарини, по-видимому, посвятил своих племянниц во все тайны придворной жизни.