- Эй, дьявол тебя задери, будешь ты стоять спокойно! - крикнул он своему коню, - этих чертовых першеронов хлебом не корми, только дай погарцевать да поржать. Но вернемся к тебе, - продолжал он, вновь обращаясь к Питу, - скажи, ты ленив?
- Не знаю; я занимался только латынью и греческим, и...
- И что?
- Честно говоря, я знаю их довольно скверно.
- Тем лучше, - сказал Бийо, - это доказывает, что ты не так глуп, как я думал.
Питу раскрыл глаза так широко, что они едва не выскочили из орбит: первый раз в жизни он слышал такие речи, решительно противоположные всему, что ему доводилось слышать прежде.
- Я тебя спрашиваю про другую лень; скажи, боишься ли ты усталости?
- О, усталость, это другое дело; нет, я могу пройти хоть десять миль и вовсе не устать!
- Ладно, это уже кое-что, - отвечал Бийо, - если ты похудеешь еще на несколько ливров, то сможешь стать рассыльным.
- Похудею? - сказал Питу, взглянув на свои длинные костлявые руки и длинные ноги, похожие на жерди. - Сдается мне, господин Бийо, что я и так уже достаточно худ.
- По правде говоря, - сказал фермер, покатившись со смеху, - ты настоящий клад.
Питу впервые слышал столь высокую оценку своей скромной персоны. Чем дольше он говорил с папашей Бийо, тем сильнее удивлялся.
- Послушай, ты никак не возьмешь в толк, про какую лень я говорю, - сказал фермер. - Я спрашиваю, ленишься ли ты, когда тебе задают работу?
- Не знаю; я ведь никогда не трудился. Катрин рассмеялась, но папаша Бийо на этот раз остался серьезен.
- Подлые священники! - воскликнул он, погрозив могучим кулаком в сторону города. - Вот плоды их воспитания - никчемные бездельники. Какую пользу, спрашиваю я вас, может принести своим братьям вот этот малый?
- О, очень небольшую, я это прекрасно понимаю, - отвечал Питу. - К счастью, у меня нет братьев.
- Под братьями, - возразил Бийо, - я разумею всех людей на земле. Или, может быть, ты хочешь сказать, что люди друг другу не братья?
- Нет, конечно, не хочу; да об этом и в Евангелии говорится.
- Все люди братья и равны меж собой, - продолжал фермер.
- Э нет, это дело другое, - сказал Питу, - если бы мы с аббатом Фортье были равны, он не стал бы так часто охаживать меня плеткой и линейкой, а если бы мы были равны с моей теткой, она не выгнала бы меня из дому.
- А я тебе говорю, что все люди равны, - настаивал фермер, - и скоро мы докажем это тиранам.
- Tyrannis! - воскликнул Питу.
- А покамест, чтобы доказать это, я беру тебя к себе.
- Вы берете меня к себе, дорогой господин Бийо; вы, должно быть, хотите посмеяться, если говорите такое?
- Вовсе нет. Послушай, сколько тебе нужно, чтобы не умереть с голоду?
- Ну, примерно три ливра хлеба в день.
- А кроме хлеба?
- Немного масла и сыра.
- Отлично, - сказал фермер, - я вижу, прокормить тебя не трудно. Вот мы тебя и прокормим.
- Господин Питу, - вмещалась Катрин, - разве вы больше ничего не хотели узнать у моего отца?
- Я, мадмуазель? Ах, Боже мой, нет.
- В таком случае зачем же вы сюда пришли?
- Затем, что сюда шли вы.
- Ах вот как? Очень мило с вашей стороны, но я не слишком доверяю комплиментам. Вы пришли, господин Питу, чтобы справиться у моего отца о вашем покровителе.
- Ах, да, правда, - сказал Питу. - Подумать только, я про это совсем забыл.
- Ты хотел узнать что-то о достойнейшем господине Жильбере? - спросил фермер, причем в голосе его зазвучало беспредельное почтение.
- Именно так, - отвечал Питу, - но теперь мне это без надобности; раз господин Бийо берет меня к себе, я могу спокойно дождаться возвращения господина Жильбера из Америки.
- В таком случае, мой друг, долго тебе ждать не придется, ибо он уже вернулся.
-Неужели? - воскликнул Питу. - Когда же это?
- Точно не знаю; но неделю назад он был в Гавре, потому что сегодня утром я получил в Виллер-Котре пакет, который он отправил мне по приезде; вот, глядите.
- А почему вы знаете, отец, что пакет от него?
- Черт подери! Потому, что в пакете лежит письмо.
- Простите, отец, - улыбнулась Катрин, - но я думала, что вы не умеете читать. Вы ведь везде хвастаете, что не знаете грамоте.
- Что да, то да, хвастаю! Я желаю, чтобы обо мне могли сказать: «Папаша Бийо никому ничего не должен, даже школьному учителю; он сам составил свое состояние». Вот чего я желаю. Так что письмо прочел не я, а сержант жандармерии, которого я встретил на обратном пути.
- И что там говорится, отец? Господин Жильбер по-прежнему доволен нами?
- Суди сама.
И фермер, вытащив из кожаной папки письмо, подал его дочери.
Катрин прочла:
«Дорогой мой господин Бийо!
Я возвратился из Америки, где видел народ, более богатый, великий и счастливый, чем наш. Все дело в том, что он свободен, а мы нет. Но и мы также движемся к новой эре, и каждый должен трудиться, дабы приблизить день, когда над нашей землей воссияет свет. Я знаю ваши убеждения, дорогой господин Бийо, знаю, как уважают вас соседи-фермеры и все работники и земледельцы, которыми вы командуете не по-королевски, а по-отечески. Внушайте им принципы самоотвержения и братской любви, которые вы, как я мог убедиться, исповедуете сами. Философия всеобъемлюща, все люди должны узреть при свете ее факела свои права и обязанности. Посылаю вам книжечку, где исчислены все эти обязанности и права. Ее автор - я, хотя мое имя не выставлено на обложке. Распространяйте содержащиеся в ней идеи - идеи всеобщего равенства; устройте так, чтобы долгими зимними вечерами кто-нибудь читал ее вслух вашим работникам. Чтение - пища для ума, как хлеб - пища для тела.
Скоро я навещу вас и расскажу о новом способе аренды, распространенном в Америке. Он состоит в том, чтобы делить урожай между фермером и землевладельцем. По моему мнению, такой способ близок к обычаям первобытных времен, а главное, угоден Богу.
С братским приветом Оноре Жильбер, гражданин Филадельфии».
- Ну и ну! - проговорил Питу. - Вот уж письмо так письмо.
- Не правда ли? - переспросил Бийо.
- Да, дорогой отец, - сказала Катрин, - но я сомневаюсь, что жандармский лейтенант был того же мнения.
- Отчего это?
- Оттого, что письмо доктора Жильбера может, по-моему, повредить не только ему самому, но и вам.
- Ладно, - сказал Бийо, - что с тобой толковать, ты известная трусиха. Как бы там ни было, вот брошюра, а вот и дело для тебя, Питу.