Я думаю, одной кондотты Фачино вполне хватит, чтобы выгнать его из Алессандрии.
Джанмария беспокойно прошелся по комнате.
– А если нет? Что, если Виньяте разобьет Фачино? Что тогда? Виньяте объявится у ворот Милана.
– На этот случай мы должны принять необходимые меры предосторожности.
– Но какие же? – с неожиданным интересом спросил Джанмария. – Если бы мы могли…
Он запнулся, но его вспыхнувшие яростью и надеждой глаза яснее слов говорили о том, что он проглотил приманку, подброшенную ему делла Торре.
– Мы можем, – решительно заявил последний.
– Но как? Как?
– Союз вашего высочества с Малатестой гарантирует вашу безопасность против любого врага.
– С Малатестой? – герцог подскочил на месте, словно его ужалили. Но в следующее мгновение на его дряблом лице появились жесткие складки. – С
Малатестой? – нерешительно повторил он, поудобнее уселся в своем просторном кресле и, закинув ногу на ногу, задумался.
Мягко ступая, делла Торре совсем близко подошел к нему и, понизив голос, убеждающе прошептал:
– В самом деле, ваше высочество, почему бы не пригласить Малатесту, когда Фачино не будет в городе?
И Лонате, до этого момента молчаливо стоявший у окна и не участвовавший в разговоре, прояснил все недомолвки:
– Чтобы навсегда избавиться от этого выскочки. Джанмария еще ниже опустил голову. Он увидел шанс сбросить наконец то ненавистное ему опекунство
этого кондотьера, сила которого заключалась в его популярности в народе.
– Вы говорите так, будто уверены в том, что Малатеста непременно придет.
Делла Торре решил, что пора выкладывать карты на стол.
– У меня есть его обещание, что он согласится на предложение вашего высочества о союзе с ним.
– У вас? – подозрительно взглянул на него герцог.
– Я интересовался его мнением на тот случай, если в тяжелую минуту вашему высочеству потребуется друг.
– И какой ценой?
– У Малатесты есть дочь, – развел руками делла Торре. – Если она станет герцогиней Миланской…
– Это единственное условие? – резко спросил герцог.
– Если союз с Малатестой станет семейным делом, о каких других условиях может пойти речь? – уклончиво ответил делла Торре.
– Разойдитесь! Дайте мне подумать! – Джанмария вскочил с кресла и своей худощавой рукой отпихнул делла Торре.
Он прошаркал ногами к окну, уступленному ему Лонате, и высунулся наружу. Мессер Лонате и делла Торре обменялись понимающими взглядами.
– Клянусь всеми святыми, что тут долго размышлять? – резко повернулся к ним Джанмария и во весь голос расхохотался, представив себе Фачино Кане,
униженного и изгнанного из Милана. Глупец, в эту секунду он не отдавал себе отчета в том, что всего лишь меняет одно ярмо на другое, возможно
значительно более тяжелое.
Он распрощался с делла Торре и Лонате и немедленно послал за Фачино. Когда кондотьер пришел, герцог показал ему письмо Филиппе Марии.
– Это очень серьезно, – сказал Фачино, в свое время получивший образование немногим лучшее, чем герцог, однако в отличие от последнего сумевший
прочитать написанное.
– Вы считаете, что Виньяте опасен?
– Его можно не бояться, пока он действует в одиночку. Но что, если к нему присоединятся Эсторре Висконти и другие смутьяны? Каждый из них ничего
не значит в отдельности. Но вместе они могут представлять собой серьезную силу. И эта дерзкая выходка Виньяте может послужить сигналом к
объединению.
– Что же нам делать?
– Разбить Виньяте и прогнать его из Алессандрии, пока она не стала местом сбора его потенциальных союзников.
– Что же нам делать?
– Разбить Виньяте и прогнать его из Алессандрии, пока она не стала местом сбора его потенциальных союзников.
– Тогда вперед, – распорядился герцог. – Вы обладаете всеми необходимыми средствами для этого.
– С бургундцами, пополнившими мою кондотту после Траво, у меня сейчас более двух тысяч трехсот человек. Если к ним добавится городское
ополчение…
– Оно потребуется для защиты города от Эсторре и ему подобных, – перебил его герцог.
– Тогда я обойдусь без него, – согласился Фачино.
На другой день, на рассвете, его армия выступила из Милана и к ночи, преодолев половину расстояния до Алессандрии, разбила лагерь под красными
крепостными стенами Павии. В ту же ночь там состоялся военный совет, на котором Белларион – единственный из всех присутствовавших – решительно
возразил против наступления на Алессандрию. Он утверждал, правда несколько дидактически, что легче всего разгромить противника, напав на него в
самом уязвимом месте. Фачино и его офицеры придерживались той же точки зрения, однако в отличие от Беллариона ограничивали ее только самим полем
битвы. Белларион же отстаивал более широкий взгляд на вещи: он предложил, вместо того чтобы двигаться на хорошо укрепленную Алессандрию,
захватить беззащитную в данный момент тиранию Лоди, а в качестве иллюстрации подобной тактики, которой он всегда отдавал предпочтение и
впоследствии неоднократно пользовался, привел в пример действия афинян против фиванцев во время Пелопоннесской войны.
Фачино слегка поиронизировал над его самоуверенностью, а Карманьола решил воспользоваться благоприятным случаем, чтобы поставить новичка на
место.
– Мне кажется, вы по натуре склонны избегать прямого столкновения,
– усмехнулся он, намекая на недавнее поведение Беллариона во время турнира в Милане. – Вы забываете, мессер, к чему обязывает вас звание рыцаря.
– Надеюсь, оно никого не обязывает быть дураком, – с наигранным простодушием произнес Белларион.
– Вы имеете в виду меня? – с провоцирующей вкрадчивостью в голосе поинтересовался Карманьола.
– Вы хвалитесь умением атаковать в лоб, как это делают буйволы. Но я никогда не слышал, чтобы этим полезным животным приписывалась
сообразительность.
– Значит, вы решили сравнить меня с буйволом? – побагровел Карманьола, а Кенигсхофен и Штоффель улыбнулись.
– Замолчите! – рявкнул Фачино. – Мы здесь не для того, чтобы пререкаться друг с другом. Твои предложения, Белларион, частенько бывают чересчур
поспешными. – На Треббии вы думали точно так же. – Черт возьми! – грохнул Фачино кулаком по столу. – Что за дерзость, Белларион! Сколько раз
можно прерывать меня! Мы идем на Алессандрию только потому, что там сейчас Виньяте, но я отнюдь не собираюсь лезть напролом, имея дело с ним.
Белларион молча проглотил такую отповедь и оставил при себе свой последний довод, что взятие Лоди могло бы иметь далеко идущие последствия для
Миланского герцогства.
На другой день Фачино возобновил марш к Павии, и Филиппе Мария усилил его армию шестью сотнями итальянских наемников под командованием
кондотьера по имени Джазоне Тротта и значительным количеством баллист, катапульт и пушек.
Однако Фачино вовсе не собирался пользоваться своей осадной артиллерией в ближайшем будущем. Ему была прекрасно известна прочность стен этого
города крепости, который гвельфы выстроили триста лет назад, во времена борьбы церкви и империи, на берегах реки Танаро, разделявшей Павию и
Монферрато, и который хотя и был прозван гибеллинами замком на песке, однако так ни разу и не был взят ими.