И тогда, как бы я ни гневался на мерзкий и ненавистный мне мир, цветок пробудит лучшие чувства в моей груди и новые надежды в твоей. Но не вздумай присылать ко мне кого‑нибудь! – воскликнул он, впадая в свою обычную мизантропию. – Никаких посредников! Приходи сама – тогда то сердце и та дверь, которые закрыты для всякого другого, откроются перед тобой и перед твоим горем.
А теперь – удались!
Он отпустил повод, и девушка поехала прочь, вы‑. разив свою благодарность этому странному существу. в той мере, в какой позволило ей это сделать удивление перед необычностью его речей. Она то и дело оглядывалась на карлика, который стоял возле своего жилища, пока всадница, пересекая пустошь по направлению к отцовскому замку Эллисло, не скрылась за холмом.
Между тем подруги перебрасывались шутками с мисс Вир по поводу необычайной встречи со знаменитым мудрецом.
– Нашей Изабелле счастье сопутствует и дома и на охоте! Ее сокол на лету бьет тетерева, а ее глаза насмерть ранят кавалеров. Что же остается ее родственницам и бедным подругам? Ничего! Даже кудесник не смог избежать ее чар! Сжалься над нами, дорогая Изабелла! Умерь силу своего обаяния. Или по крайней мере открой торговлю и продай нам те чары, которые не нужны тебе самой!
– Можешь взять их все по самой сходной цене, – отвечала мисс Вир, – и кудесника в придачу.
– Нет, пусть кудесник достанется Нэнси, – сказала мисс Айлдертон, – он восполнит то, чего ей недостает: она ведь у нас совсем непохожа на колдунью.
– Боже мой, сестрица, – отозвалась юная мисс Айлдертон, – на что мне это чудовище! Я глянула на него один раз и тут же закрыла глаза. И хоть я крепко зажмурилась, он так и стоит передо мною, как живой.
– Значит, ты плохо зажмурилась, Нэнси, – сказала ее сестра. – А жаль: надо уметь закрывать глаза на недостатки людей. Это особенно важно при выборе поклонника. Придется мне, видно, взять мудреца себе. Я посажу его в японский ларец своей матушки и буду всем показывать. Пусть видят, что Шотландия может произвести на свет урода в человеческом облике в десять тысяч раз более безобразного, чем фарфоровые чудовища, которые увековечивают богатое воображение пекинских и кантонских мастеров.
– Судьба этого бедняка, – сказала мисс Вир, – наводит на столь грустные мысли, что я не могу, как. обычно, разделить твое веселье, Люси. Как ему жить в этом безлюдном краю, вдали от всякого жилья, если у него нет средств к существованию. А если ему кто‑то и помогает, то одно лишь подозрение, что у него есть деньги, может подвергнуть его опасности быть ограбленным и убитым кем‑нибудь из наших. разбойных соседей.
– Но ты забываешь, что его считают колдуном, – сказала Нэнси Айлдертон.
– Даже если потусторонние силы ему изменят, – вставила ее сестра,
– ему достаточно воспользоваться своим природным уродством. Ведь стоит ему на виду у своих врагов высунуть в окно или дверь свою огромную башку и повернуть к ним свое сверхъестественно безобразное лицо, и ни один, даже самый смелый грабитель не решится подойти к нему. Ах, как мне бы хотелось заполучить эту голову Горгоны хотя бы на полчасика!
– Зачем, Люси? – спросила мисс Вир.
– О, я бы напугала и выгнала из замка этого мрачного, чопорного и спесивого сэра Фредерика Лэнгли, которого обожает твой папаша и которого ты сама терпеть не можешь. Уверяю вас, я всю жизнь буду благодарна нашему колдуну только за то, что он избавил нас на полчаса от общества этого человека: не задумай мы посетить Элши, мы и не подумали бы отколоться от остальных.
– А как бы ты отнеслась к тому, – сказала мисс Вир вполголоса, чтобы ее не услышала младшая сестра, ехавшая впереди по узкой тропинке, – как бы ты отнеслась к тому, милая Люси, если бы тебе, допустим, предложили терпеть; его общество всю жизнь?
– Как бы я к этому отнеслась? Я бы трижды ответила: нет, нет и еще раз нет, и каждый раз все громче и, громче, пока меня не услышали бы даже в Карлайле.
– А сэр Фредерик все равно скажет, что девятнадцать «нет» равны половине «да».
– Ну, это зависит исключительно от того, как эти «нет» были сказаны, – отвечала мисс Люси. – Будь уверена, я бы отказала ему так, что не осталось бы ни тени надежды.
– А если бы твой отец, – продолжала мисс Вир, – сказал тебе: «Выходи за него или…»?
– Я бы приняла любые формы этого «или», даже будь мой отец еще более жесток, чем все злые отцы из старинных романов.
– Даже если он стал бы тебя стращать теткой‑аббатисой и монастырем?
– А я бы ему пригрозила зятем‑протестантом и еще радовалась бы, что веление совести дает мне возможность пойти наперекор его воле. А сейчас, пока Нэнси нас не слышит, вот что я хочу тебе сказать. Ты будешь права перед богом и людьми, если воспротивишься всеми доступными тебе средствами этому нелепому браку. Он самодовольный, честолюбивый и скрытный человек и к тому же заговорщик. Всем известны его жадность и жестокость. Он плохой сын и плохой брат. Он черств и бездушен даже по отношению к своим родным. Изабелла, я бы скорее умерла, чем вышла за него.
– Смотри, чтобы мой отец как‑нибудь не услышал, какие ты мне даешь советы, – сказала мисс Вир, – иначе, дорогая Люси, не бывать тебе больше в замке Эллнсло.
– Я была бы только рада никогда больше не переступать его порог, – отвечала ее подруга, – если б только и ты навсегда его покинула и нашла себе лучшего защитника, чем тот, кто назначен тебе природой. О, если б мой бедный отец был, как прежде, здоров! С какой готовностью он принял и укрыл бы тебя на то время, пока ты не избавишься от этих нелепых домогательств.
– Я молю бога о том же, дорогая Люси, – отвечала Изабелла, – но боюсь, что теперь, когда здоровье твоего отца так пошатнулось, он не сможет дать отпор всем тем попыткам, которые немедленно будут предприняты, чтобы вернуть несчастную беглянку.
– Боюсь, что так, – отвечала мисс Айлдертон, – но все‑таки мы обсудим все это и что‑нибудь придумаем. По всей видимости, твой отец и его гости цели» ком поглощены каким‑то таинственным заговором.
Недаром в замок приносят какие‑то письма, приезжают и таинственно исчезают какие‑то незнакомцы., Недаром там собирают и чистят оружие, и повсюду царит суета, а все мужчины ходят мрачными и озабоченными. Так вот, если положение станет опасным, мы всегда сможем устроить наш собственный маленький заговор. Пусть джентльмены не думают, что заговоры – это только их дело. У нас есть сообщник, которому я спокойно доверюсь, – Не Нэнси ли это?
– Что ты? Нэнси – порядочная девушка и очень к тебе привязана, но заговорщица из нее никудышная – вроде Рено или других мелких заговорщиков из «Спасенной Венеции». Нет, нет, у нас есть свой Джафир или Пьер – если этот персонаж тебе больше по душе… Я вот знаю, что упоминание о нем будет тебе приятно, но как‑то не решаюсь назвать его, так как боюсь тебя раздосадовать. А сама ты не догадываешься, кто это? В его имени сочетаются два слова: «орел» и «скала», – но не английское слово «орел», а нечто похожее на его шотландский вариант.
– Уж не на молодого ли Эрнсклифа ты намекаешь? – зардевшись, воскликнула мисс Вир.
– На кого же еще мне намекать? – отвечала Люси. – Не секрет, что Джафиров и Пьеров у нас раз‑два и обчелся, а всяких Рено и Бедамаров хоть отбавляй.
– Что за нелепости ты говоришь, Люси! Пьесы да романы совсем вскружили тебе голову. Ты же знаешь, что я никогда не выйду замуж без согласия отца, и отец никогда не согласится на мой брак с человеком, о котором ты говоришь.