Таким образом, Хобби, у вас и мисс Армстронг нет и быть не может никаких препятствий – ни юридических, ни религиозных.
– Полно вам шутить, Эрнсклиф, – ответил его спутник. – Небось сами‑то вы сердитесь, ежели шутка заденет вас не с того боку. Да и спрашивал я вовсе не про Грейс. Вы же сами знаете, что она мне не кровная двоюродная сестра, а дочь жены моего дяди от ее первого мужа, то есть никакая не родня, а только вроде как свояченица… Ну, вот мы и дошли до Шийлднг‑хилла; пора пальнуть из ружья и дать знать, что, я иду; я всегда так делаю, а когда возвращаюсь с добычей, то даю два выстрела: один – за себя, другой – за оленя.
Хобби выстрелил в воздух, и повсюду в окнах дома и даже перед домом замелькали огни; указав Эрнсклифу на огонек, как бы скользивший по двору к одной из построек, Хобби сказал:
– Это сама Грейс. Она не станет встречать меня у дверей, уж я‑то ее знаю; зато она обязательно проверит, готова ли еда для моих бедных псов, чтоб они. ненароком не остались голодными.
– «Любишь меня – люби мою собаку», – ответил Эрнсклиф. – Да, Хобби, вы настоящий счастливчик!
Это восклицание сопровождалось звуком, весьма. похожим на вздох, что не ускользнуло от слуха Хобби.
– Полно вам! Может, кое‑кто посчастливее меня.
Разве я не видел, как на бегах в Карлайле мисс Изабелла Вир все глядела вслед одному человеку, когда он прошел мимо нее? Кто знает, что может случиться на этом свете.
Эрнсклиф что‑то пробормотал в ответ, но трудно было разобрать, то ли он одобрил предположения Хобби, то ли осудил их, тем более что сам Эрнсклиф, видимо, предпочитал, чтобы истинный смысл его ответа пребывал во мраке неизвестности. Охотники ступили на широкую коровью тропу, которая, спускаясь наискось по крутому откосу, привела их к покрытому соломенной крышей, но в остальном вполне благоустроенному фермерскому дому, который служил жилищем Хобби Элиоту и его семье.
В дверях виднелось множество веселых лиц, и если бы не присутствие чужого человека, на Хобби тут же посыпался бы град насмешек по поводу его возвращения с пустыми руками. Три юные красотки растерянно замешкались на крыльце, причем каждая пыталась препоручить другой честь проводить гостя в дом, чтоб самой выиграть время и предстать перед ним не в дезабилье, в котором можно встречать только родного брата, а в более пристойном виде.
Тем временем Хобби, добродушно обругав их всех вкупе и врозь (ибо Грейс в их числе не было), выхватил свечу из рук одной из этих сельских кокеток, игриво водившей ею взад и вперед, и провел своего гостя в гостиную, а точнее в зал, так как в прошлом весь дом был приспособлен для обороны и поэтому гостиная представляла собою комнату с каменным полом и сводчатым потолком; по сравнению с гостиными современных фермеров это помещение было довольно мрачным, но сейчас в очаге ярко горели торф и смолистые дрова, и после мрака и пронизывающего ветра верескового взгорья Эрнсклифу здесь все пришлось по душе. Почтенная старушка, глава всей семьи, радушно приветствовала гостя. Сидя в своем плетеном кресле у края огромного очага и присматривая за вечерними занятиями молодых хозяек и двух‑трех ладно скроенных служанок, которые сучили в глубине зала кудель, старушка, одетая в строгое, плотно облегающее платье из домотканого сукна, с чепцом на голове, но зато украшенная большим золотым ожерельем и золотыми сережками, выглядела одновременно и фермершей и настоящей дамой, каковой она и была на самом деле.
Отдав поспешные распоряжения о необходимых добавлениях к вечерней трапезе и должным образом приветствовав гостя, почтенная бабка и сестры Хобби Элиота открыли огонь из всех орудий, высмеивая его неудачный поход на оленей.
– Зря Дженни поддерживала весь день огонь в кухонном очаге, – сказала одна из сестер.
– Конечно, зря, – подхватила другая.
– Конечно, зря, – подхватила другая. – Кабы раздуть потайной мох,
– Бежать? От нечистой силы?! – в один голос воскликнули все женщины, ибо в горных долинах подобные вымыслы в те времена, как, пожалуй, и теперь, были предметом самого живого интереса.
– Я не сказал – бежать… Ну, а встретиться с нечистым нам довелось, хоть он там и был один; верно ведь, Эрнсклиф? Вы же сами видели не хуже, чем я.
И Хобби по‑своему, хотя и без особых преувеличений, поведал собравшимся о встрече на Маклстоунской пустоши с таинственным существом, о котором он в заключение сказал:
– Ежели это был не сам сатана, то, значит, один из тех пиктов, которые владели нашей страной еще в древние времена.
– Какой там пикт! – воскликнула его бабка. – Нет, нет, сынок, да убережет тебя бог от зла и лиха, это был никакой не пикт! Это был Черный Карлик с вересковых гор! Лихие дни сулит его приход. И надо же злым силам сеять беду в краю, где все давно уже живут тихо‑мирно, в любви да согласии. Чтоб он сгинул! Никогда еще не приносил он добра здешним местам и жителям. Мой отец часто говорил мне, что его видели в год кровавой битвы при Марстон‑мурс, потом снова, когда Монтроз поднялся, и снова перед данбарским разгромом, а в мое уже время его видели незадолго до событий у Босуэл‑бриджа, и говорят, что ясновидец лэрд Бенарбук имел с ним тайные сношения перед высадкой Аргайла, но об этом я точно не знаю: дело‑то было далеко на западе. О, детки мои, он является лишь в лихую годину, помните об этом и уповайте только на того, кто всегда выручит и спасет в злополучный час.
Тут Эрнсклиф вступил в разговор, выразив твердое убеждение, что человек, с которым они встретились, просто жалкий безумец, отнюдь не уполномоченный потусторонним миром предрекать войну или насылать бедствия. Но его мнение встретило весьма холодный прием, и все единодушно осудили его намерение вернуться утром на Маклстоунскую пустошь.
– Сыночек мой пригожий, – сказала почтенная старушка (от доброты сердечной она называла своими детьми всех, о ком особенно пеклась), – уж тебе‑то следовало бы остерегаться больше, чем кому другому.