В защите наследия это будет удобно сделать – смерть Хлипа, поимка Файри, «я осознала» и все такое.
– Восьмая часть расходов фонда, загодя заготовленный сценарий, который ты выучишь наизусть – я сам проверю, – и бешеная неустойка, если ты ляпнешь хоть слово от себя. Согласна?
– Да!
– Высылай адвоката и сценариста.
– Доран – ты лапушка! Целую, милый!
Доран сложил трэк, представляя себе отвязанного трэша Канка Йонгера за одним столом с размалеванной кривлякой Эмбер. Ну, ее-то он стреножил – но что скажет Йонгер, услышав ее речи об осознании и примирении? «В крайнем случае, – подумал Доран, – шваркну его по голове графином. Главное – сделать это быстро…»
К себе в студию Доран вошел скорым шагом – и бросился в кресло. Сотрудники были все в сборе: операторская группа, монтаж, сценаристы – все смотрели на шефа с выражением готовности. Дел предстояло еще много.
Опять зазвучал трэк. Вообще-то, на этот номер пропускались только архиважные сообщения и звонки от высокопоставленных лиц, поэтому не ответить Доран не мог.
– Да. Доран слушает.
Люди вокруг сразу приуныли. Нет ничего нуднее, чем слушать одноканальный разговор – «Нет. Не знаю. Да ну? А когда будет?» и прочая многозначительная чушь в том же роде.
– Доран… – бесцветный вежливый голос, оказалось, так врезался в память, что Доран сразу почувствовал себя на грани обморока – так еще свежи были впечатления, связанные с комнатой без окон и людьми в респираторах; все эти дни они ждали момента, чтобы хлынуть в потревоженный мозг. Головокружение и тошнота сразу же заняли свои места. – Я – абонент Маникюрный Набор. Вы помните нас?
– Дааа… – протянул Доран, делая жест Сайласу: «Экстренный перехват и запись сообщения!»
– Все это время мы наблюдали за вами…
– Да… – уже неуверенно произнес Доран, до боли в ухе вслушиваясь в голос и стараясь уловить еле заметный звук в начале фразы – звук вдоха. С этого начинается любая работа – всегда выбрать такое расстояние от микрофона, чтобы записать сам голос, но исключить шум дыхания. Дилетанты этого не знают, а киборги не дышат.
– Вы выполнили первый пункт нашего договора, но забыли о втором. Я вынужден вам напомнить…
Вот оно, есть! Доран даже мурашками покрылся, когда расслышал отчетливый вдох. Это люди! Никаких сомнений! А люди способны на все, включая убийство… Игра затянулась и приобрела опасный привкус.
– Что вам нужно? – Доран услышал себя как бы со стороны. Такое с ним случалось очень редко – при сильном волнении.
– Реабилитация проекта.
– Но я сказал правду!
– Вы сказали ложь. Проект работает в Баканаре, с ним ничего не случилось, а вы в прямом эфире заявили: «Рухнул проект „Антикибер“, проект лежит в развалинах, и нам остается лишь почтить его память секундой молчания», создав тем самым у миллионов людей – избирателей и парламентариев – ложное, предвзятое мнение.
– Да провались оно пропадом, что я сказал! – Дорану хотелось побыстрей отделаться; к тому же, сидя в студии, он чувствовал себя в полной безопасности.
– Вы компетентный тележурналист высокого ранга и должны нести ответственность за свои слова. Иначе «из-под обломков „Антикибера“ вам придется доставать не Файри, а свою репутацию. Она рухнет, как якобы рухнул проект.
– Можете сочинять любую ложь. Я пользуюсь доверием и…
– Правду, Доран, только правду, и ничего, кроме правды. – Это неприятно напомнило текст присяги в суде. – Мы откроем ваше тайное досье с 238 по 244 год. Там написано, как вы работали осведомителем у сэйсидов и провокатором среди студентов. Копии договора, доносов с вашей подписью и счетов за услуги, оказанные Корпусу. Вы знаете, Доран, как централы любят сэйсидов?
Централы их ненавидели.
Доран онемел – наверное, впервые в жизни. Он уже порядком подзабыл некоторые эпизоды бурной юности; но вот оказалось, что сэйсиды все помнят и хранят корешки от квитанций на купленные души.
– Что вам надо? – севшим голосом повторил Доран.
– Реабилитация проекта. И не пытайтесь увиливать.
– Я приму адекватное решение, – тупо ответил Доран. Трэк мигнул, связь прервалась.
Еще на первом месяце работы у сэйсидов Этикет научился в разговоре делать «дыхательные» паузы между предложениями.
Все с любопытством таращились на шефа. Теперь попробуйте прочитать одни лишь реплики Дорана, чтобы понять, что услышала его бригада. Доран жестом подозвал Сайласа, колдовавшего над аппаратурой.
– Откуда? – одними губами спросил Доран; руки у него тряслись крупной дрожью.
«Сейчас начнется, – обреченно подумал Сайлас. – Похоже, у шефа провал за провалом…»
– Это «Стрела», полицейский отряд быстрого реагирования и освобождения заложников, – еще тише доложил Сайлас. – Записать не удалось, канал защищен.
«Убийцы, – лихорадочно металось в мозгу Дорана, – подавление бунтов в тюрьмах, снайперы…»
Он смятенным взглядом обвел собравшихся. Все молчали; напряженность нарастала. Доран вскинул голову, одна рука вцепилась в подлокотник, другая непроизвольно ломким жестом пошла вверх, пытаясь пригладить волосы. Сайлас бросился к сифону – газировать воду «гэйстом», очень популярным среди творческой шоу-элиты эриданским транквилизатором.
– Вы видели?! Вы слышали?! Вы все!! – выкрикивал Доран. – Так невозможно работать! На меня давят! Директор! Владелец! Спецслужбы! Меня угрожают уволить! Убить!!..
Все глядели со скорбными лицами, как у Дорана разыгрывается припадок. Сцены он устраивал редко, но зрелище всегда было впечатляющее.
– Да, убить! Но я буду говорить правду! Это мой долг тележурналиста перед людьми. Меня никто не в состоянии ни купить, ни запугать! Но владелец собирается закрыть «NOW» как проект, если мы не изменим направление. Будь я один, я бы не задумываясь довел дело до конца, но я чувствую ответственность перед вами, моей командой.
Лицо Дорана стало трагической маской, вся мировая скорбь собралась в ее морщинах; жесты его стали патетическими на грани гротеска. Всем стало скверно, так скверно, что и представить нельзя.
– Я-то устроюсь на любом канале, – продолжал витийствовать Доран, – но вас всех вышвырнут за дверь. Я не могу этого допустить! Мы – одна команда и должны принять общее решение. Я люблю вас. – Голос Дорана сорвался, из глаз выкатились и побежали по щекам крупные частые слезы. – И как бы мне ни было тяжело, я подчинюсь вам. Речь идет о том, что либо мы работаем принципиально, честно и без компромиссов несем информацию – и нас закрывают, либо мы меняем курс и продолжаем работать. Я так не могу, но ничего другого нам не остается. Решайте вы.
Жестами он показал, что у него пропал голос, и Сайлас сунул-таки ему в руки стакан с тремя дозами успокоительного (меньшее количество Дорана не брало). Пока Доран, давясь и проливая воду, пил, в студии разгорелась короткая, но жаркая дискуссия:
– Рынок операторов переполнен, куда я пойду?
– Они обязаны были предупредить за два месяца!..
– Кто, убийцы?
– Ты с ума сошел! Такими вещами не шутят.
– Ты же видишь, в каком он состоянии…
– А чем недоволен Гудвин?
– Поди спроси…
– Короче, – Сайлас, как менеджер, взял дело в свои руки, – ставим вопрос на голосование. Кто за второе предложение?.. Единогласно. Доран, успокойся, мы будем работать.
Доран, просияв улыбкой мученика, оторвал руки от лица. Он в очередной раз продемонстрировал свою принципиальность и несгибаемость, переложив ответственность на других.