– Ты это не возьмешь, – заявил он.
– Естественно, возьму. – Я сунул пистолет в плечевую кобуру, а коробки – в карман. – Разрешение у меня в бумажнике.
– Нет. Из за него могут быть неприятности на таможне. Ты сможешь купить пистолет в Бари. Вынь его.
Это приказ, и он был начальником.
– О'кей, – сказал я, вынул пистолет и положил его в ящик. Затем уселся на стул. – Я не еду. Как вам известно, я уже много лет взял за правило не
выходить на дело, связанное с убийством, без пистолета, а это супердело. Я не собираюсь гоняться за убийцей вокруг Черной горы на чужой земле,
имея в качестве оружия лишь отвратительный пистолет местного производства, о котором я ничего не знаю.
– Вздор. – Он посмотрел на часы. – Пора ехать.
– Езжайте.
Молчание. Я положил ногу на ногу. Он сдался:
– Очень хорошо. Если бы я так не зависел от тебя, я бы сделал это сам. Идем.
Я снова взял «марли», положил его, куда надо, и мы вышли. Фриц и Теодор проводили нас на улицу, где уже за рулем «седана» сидел Сол. Вещи лежали
в багажнике и все заднее сиденье было в распоряжении Вулфа. Глядя на физиономии Фрица и Теодора, можно было подумать, что мы уезжаем на фронт;
они на самом деле ничего не знали. Только Сол и Паркер были в курсе дела.
В Айдлуайлде мы без помех преодолели формальности и вошли в самолет. Я подумал, что Вулфу не повредит небольшая доза юмора, чтобы отвлечь его от
ужасов перелета, и пересказал ему забавную фразу, произнесенную кем то сзади нас, когда мы поднимались по трапу.
– Боже мой, – произнес голос, – они содрали с меня тридцать долларов за лишний вес багажа, а посмотрите только на этого типа.
Видя, что это не произвело желаемого эффекта, я пристегнулся и оставил его наедине со своими страданиями.
Я признаю, что он старался их не показывать. Первую пару часов я вообще не видел его лица, потому что он сидел, уставившись в окно на морской
горизонт или на облака. Мы попросили, чтобы нам подали еду на подносах, он нормально управился с фрикасе и салатом с приправами, без капризов и
выкрутасов. Потом я принес ему две бутылки пива, он вежливо меня поблагодарил, и это было поступком, если учесть, что, с его точки зрения, все
движущиеся части любой машины подвержены непредсказуемым прихотям и если дурь овладеет вдруг нашим самолетом, мы плюхнемся глухой ночью в пучину
Атлантики. На этой мысли я крепко заснул. Часы показывали половину третьего, когда я проснулся, но было совсем светло, пахло жареным беконом, а
в моем ухе звучал голос Вулфа:
– Я хочу есть. Мы летим, опережая время, и через час уже будем на месте.
– Вы спали?
– Немного. Я хочу завтракать.
Он съел четыре яйца, десять ломтиков бекона, три булочки и выпил три чашки кофе.
Я так и не увидел Лондон, потому что аэропорт находится за городом, а Джеффри Хичкок ждал нас у выхода. Мы не видели его с тех пор, как он был
последний раз в Нью Йорке, три года назад. Он приветствовал нас очень сердечно для англичанина, пригласил к угловому столику в ресторане и
заказал булочки, повидло и чай. Сначала я хотел воздержаться, но подумал, какого черта, должен же я привыкать к чудной иностранной пище, и взял
свою долю.
Хичкок вынул из кармана конверт.
– Здесь ваши билеты на самолет до Рима. Он улетает через сорок минут, в двадцать минут десятого и прилетает в три часа по римскому времени.
Поскольку ваш багаж прямо перевозится туда, здешние таможенники вас не касаются. У нас есть полчаса. Этого хватит?
– С избытком, – Вулф намазал повидло на булочку.
У нас есть полчаса. Этого хватит?
– С избытком, – Вулф намазал повидло на булочку. – В основном, меня интересует Телезио. Тридцать лет назад, будучи мальчиком, я бы доверил ему
свою жизнь. Могу ли я доверять ему теперь?
– Не знаю.
– Мне надо знать, – резко сказал Вулф.
– Конечно, надо. – Хичкок вытер салфеткой тонкие, бледные губы. – Но в наши дни человек, которому вы можете доверять дальше, чем можете увидеть,
– редкая птица. Могу только сказать, что имею с ним дело восемь лет, и я доволен, а Боден знает его намного дольше – со времен Муссолини, и он
ручается за него. Если у вас…
Хриплый металлический голос из громкоговорителя, вероятно, женский, потряс воздух. Он говорил о чем то срочном. Когда он закончил, я спросил
Хичкока, что она сказала, а он ответил, что она объявила, что пассажиров девятичасового рейса на Каир просят собраться у выхода номер семь.
– Да, – я кивнул, – мне показалось, что я расслышал слово Каир. На каком языке она говорила?
– На английском.
– Прошу прощения, – сказал я вежливо и отпил немного чая.
– Я говорил, – обратился он к Вулфу, – что если вам нужно довериться кому то, то сомневаюсь, что на этом берегу вам удастся найти кого нибудь
лучше Телезио. Можете мне поверить, потому что я очень осторожный человек.
– Это лучше, чем я надеялся, – проворчал Вулф. – Еще вопрос – как с самолетом от Рима до Бари?
– Да. – Хичкок прокашлялся. – Его арендовали, и он должен быть в полной готовности, – он вынул из кармана потертый кожаный бумажник, порылся в
нем и вынул листок бумаги. – Вас встретят по приезду, но если случится накладка, здесь фамилия и номер телефона. – Он передал бумагу. –
Восемьдесят долларов, и можете платить долларами. Агент, с которым я имею дело в Риме, Джузеппе Дрого, – хороший человек по римским стандартам,
но способен постараться извлечь личную пользу из контакта со своим знаменитым другом. Конечно, он должен знать ваше имя. Теперь, если с Римом
все, я снимаю с себя ответственность.
Вулф не выразил удовольствия, что свидетельствовало о том, насколько он сосредоточен на своей поездке. Любой человек, обладающий даже десятой
частью его самомнения, напыжился бы и раздулся, как индюк, узнав, что его известность докатилась до Рима.
Немного позже громкоговоритель произнес, по видимому, на английском, что объявляется посадка на самолет до Рима, и наш хозяин проводил нас к
выходу и ждал взлета. Когда мы выруливали на взлетную полосу, Вулф помахал ему на прощание рукой.
Вулф снова занял место у окна, и мне пришлось вытянуть шею, чтобы впервые взглянуть на Европу. День был хороший и солнечный, у меня на коленях
лежала карта, и, после того как мы пересекли Дуврский пролив, было очень интересно смотреть на Брюссель, остающийся слева, а Париж справа, Цюрих
слева, Женева справа, Милан слева, а Генуя справа. Я легко узнал Альпы и увидел Берн. К сожалению, пропустил Флоренцию. Пролетая над Апеннинами,
мы попали в воздушную яму, и падали милю или около того, пока не выровняли курс, что, в общем то, достаточно неприятно, и некоторые пассажиры
выразили неудовольствие. Но не Вулф. Он только закрыл глаза и сжал губы. После такой встряски я счел вежливым заметить:
– Было не так уж плохо. Вот когда я летел на побережье и мы пролетали над скалами…
– Заткнись, – проворчал он.
Итак, я пропустил Флоренцию. Мы приземлились в римском аэропорту в три часа пополудни, был приятный и теплый день, воскресенье, но в ту минуту,
когда мы спустились по трапу и направились к зданию, мои отношения с Вулфом, а его со мной, резко изменились к худшему.