Он сердито содрал оберточную бумагу и предъявил свою работу суду.
Судья Мэдисон посмотрел сначала на картину, потом на Гилберта и спросил:
— Это вы сделали, молодой человек?
— Да, ваша честь.
— Это очень хорошая работа.
— Благодарю вас.
— Можете занять свидетельское место.
— Картина, которую вы предъявили, — начал Мейсон, — сделана вами по просьбе покойного Коллина М. Дюранта?
— Так, одну минуту, — вмешался Декстер. — Прежде чем вы ответите, я намерен возразить, поскольку этот вопрос недопустим. Он несущественный и к делу не относится. Эта картина не имеет абсолютно никакого отношения к делу.
— В данном случае суд согласен. Возражение принято.
— С позволения суда, я прошу, чтобы картину зарегистрировали, — сказал Мейсон.
— Принято.
— И оставили под охраной секретаря суда.
— На какое время? — спросил судья Мэдисон. — Когда вы будете готовы добраться до сути этого дела, мистер адвокат?
— Я намерен сделать это до завтра.
— Вы хотите сказать, что это дело займет всю вторую половину сегодняшнего дня? — уточнил судья.
— С позволения суда, я намерен позволить обвиняемой дать показания.
— Дать показания обвиняемой? — как эхо повторил судья Мэдисон с ноткой недоверия.
— Да, ваша честь.
Декстер вскочил, открыл рот, посмотрел на Мейсона, потом на судью и медленно опустился.
— И, — продолжил Мейсон, — для того чтобы подготовиться к такому довольно неожиданному развитию дела, я бы хотел попросить об объявлении перерыва до половины четвертого. Я могу заявить суду, что мое решение выступить с защитительной речью созрело совсем недавно, за несколько минут до окончания выступления обвинения.
— Ну что ж, у вас есть право выступить с защитительной речью, и у вас есть право объявить перерыв, чтобы иметь возможность доставить сюда свидетелей, — сказал судья Мэдисон. — Правильно ли я понял, мистер Мейсон, вы хотите, чтобы обвиняемая дала показания?
— Да, я намерен предоставить ей такую возможность.
— Очень хорошо, это ваше право. Но я бы хотел подчеркнуть, что на предварительном слушании по делу об убийстве это делается в исключительных случаях.
— Да, ваша честь.
— Ну что ж, я полагаю, вы отдаете себе отчет в том, что намерены сделать… Очень хорошо. Суд объявляет перерыв до трех тридцати. Я бы хотел встретиться с защитником в своем кабинете.
— Хорошо, ваша честь.
Судья Мэдисон поднялся со своего места и направился в кабинет.
— Какой трюк вы задумали выкинуть на этот раз? — язвительно спросил Декстер.
— Никакого трюка. Обвиняемая имеет право рассказать суду свою историю.
— Вы имеете в виду, рассказать для газет?
— Как вам будет угодно.
— Это ваш триумф, — заключил Декстер, — и ваш конец.
Прихватив свой портфель, он вышел. Мейсон вошел в кабинет судьи Мэдисона в тот момент, когда тот вешал в стенной шкаф свою мантию. Он повернулся к адвокату и сказал:
— Послушайте, Мейсон, я давно вас знаю. Вы умный, проницательный адвокат. У вас очаровательная клиентка, которая, вероятно, рассчитывает вызвать сочувствие присяжных, но вы прекрасно знаете суд и то, что слезами и шелками меня не разжалобить.
— Да, судья, — согласился Мейсон.
— Хорошо. Не делайте этого.
— Не делать чего?
— Не разрешайте обвиняемой давать показания.
— Не делать чего?
— Не разрешайте обвиняемой давать показания. Вы лучше меня это знаете. Она выходит давать показания, которые тщательно протоколируются. А на перекрестном допросе ее на куски растерзают. И когда она предстанет перед Верховным судом, то ей уже ничем нельзя будет помочь. Все, что она скажет, каждый ответ должен быть точно таким, как на предварительном слушании. Если бы это хоть что‑то могло изменить, я бы не говорил об этом. Но и сейчас, без протокола, я скажу вам то же самое. Я намерен объявить о взятии обвиняемой под стражу, и никакие объяснения с ее стороны тут не помогут. Дюрант убит из ее оружия. Он убит в ее квартире. Сразу же после убийства она убегает. Причем убегает так поспешно, что не берет даже самых необходимых вещей. Все ее показания — это ложь. Она солгала и про канарейку, и про время, когда вышла из квартиры и поехала на автовокзал дожидаться вашего звонка. Она спрятала оружие в камере хранения, потом дала ключ от квартиры вашей секретарше и сбежала. Возможно, вам удастся растрогать присяжных. Вы умны, и, повторяю, у вас очаровательная клиентка. Но вам не удастся при наличии таких улик убедить суд не брать под стражу обвиняемую. Так чего ради вы лезете на рожон?
— Я иду на рассчитанный риск.
— А вы подумали о том, как пострадает ваша репутация? Как только я объявлю о взятии ее под стражу, вы станете посмешищем для всей страны.
— Я знаю.
— К черту! — взорвался судья Мэдисон. — Я ваш друг. И пытаюсь остановить вас от заведомой глупости.
— Я иду на рассчитанный риск, — стоял на своем Мейсон.
— Хорошо. Тогда действуйте. Но не забудьте, что слезами и шелками меня не проймешь.
— Я помню.
— Вы хотите сказать, что…
— Они будут действовать расчетливо и осторожно, — прервал ее Мейсон. — Вас будут спрашивать, как долго вы жили там‑то и там‑то, по какому адресу, под своим собственным именем или чужим. Другими словами, это будет нечто вроде разведки. Жили ли вы с каким‑то мужчиной под видом его жены?
— Нет.
— Я просто предупреждаю. Конечно, я постараюсь сократить перекрестный допрос. И вообще, у меня есть один план, не знаю, правда, удастся ли мне его осуществить. Я постараюсь сделать так, чтобы вы рассказали часть своей истории, а затем временно освободили свидетельское место.
Так, наверное, можно только задержать ход событий?
— Этого‑то я и добиваюсь! Нужно получить такую отсрочку, чтобы мне удалось все перепутать. Так как акценты сейчас расставлены, у вас нет ни малейшего шанса. Вас привлекут к ответственности за убийство первой степени. Мне этого очень не хочется, надеюсь, и вам тоже.
— Так, — начала она, — наверное, в какой‑то степени я могу вынести этот спектакль, но… конечно же я не хочу, чтобы суд присяжных признал меня виновной в том, чего я не совершала.