— Вы видели птицу?
— Прекрасно видела, чтобы узнать, что это канарейка.
— Принимая во внимание тот факт, что вы не собирались выезжать на машине, мы можем предположить, что на вас не было очков. Верно?
— Хорошо, — резко ответила она. — Я не надела очки, мистер Мейсон, но я не слепая.
— Благодарю вас, это все!
— У меня нет вопросов, — отозвался Декстер.
— Вызывайте следующего свидетеля, — объявил судья Мэдисон.
— Это все, ваша честь. Обвинению нечего добавить.
— Итак, — начал судья Мэдисон свое заключительное слово, — как драматично показал мистер Мейсон, в свидетельских показаниях есть определенные пробелы. Да, обвиняемую видели около камеры хранения, однако никто не видел, как она открывала ячейку и что туда клала.
Да, как оказалось, оружие принадлежит ей. И хотя драматичный перекрестный допрос последней свидетельницы, проведенный мистером Мейсоном, выявил ряд уязвимых мест в показаниях, у суда нет альтернативы, как привлечь обвиняемую…
Мейсон встал со своего места.
— И поскольку речь идет об убийстве, — продолжал судья Мэдисон, — обвиняемая не может быть освобождена под поручительство или залог.
— С позволения суда, я бы хотел сделать заявление, — выступил Мейсон.
— Пожалуйста, — разрешил судья Мэдисон.
— Я прошу слова для защиты.
Судья Мэдисон нахмурился и после минутного колебания заговорил осторожно, взвешивая каждое слово:
— У суда не было намерения чинить какие‑то препятствия. Хотя суд, действительно, предположил, что поскольку это всего лишь предварительное слушание, то выступления защиты не будет. Суд приносит извинение защите за то, что объявил о взятии обвиняемой под стражу, не спросив защитника обвиняемой о его дальнейших намерениях. Однако, несмотря на это, суд подчеркивает, что в подобных делах, когда единственный вопрос, стоящий перед судом, — это вопрос о том, было ли совершено преступление, и когда есть достаточно веские основания считать, что обвиняемая совершила его, то нет нужды заострять противоречия в показаниях. Поэтому поступок суда очевиден. Я надеюсь, защита понимает эту, в общем‑то, элементарную ситуацию?
— Защита понимает ее.
— Очень хорошо. Если вы намерены выступить, то пожалуйста, — разрешил судья Мэдисон.
— Я вызываю Горинга Гилберта, — объявил Мейсон. Гилберт, в рубашке, застегнутой на все пуговицы и заправленной в брюки, и спортивной куртке, вышел вперед, поднял правую руку и занял свидетельское место. Когда секретарь суда записал имя и адрес свидетеля, Мейсон спросил:
— Вы знали при жизни Коллина Макса Дюранта?
— Да.
— Вас с ним связывали какие‑то дела?
— Да.
— В последние несколько недель у вас с ним были деловые контакты?
— Да.
— В результате он заплатил вам какие‑то деньги?
— Да, он заплатил мне за работу, которую я для него сделал.
— Как вы получили деньги — наличными или чеком?
— Наличными.
— А какими купюрами? Были ли там банкноты какого‑то определенного достоинства?
— В последний раз я получил от него всю сумму стодолларовыми банкнотами.
Судья Мэдисон задумчиво нахмурился и подался вперед, чтобы внимательнее рассмотреть свидетеля.
— А какую работу вы для него делали? — спросил Мейсон.
— Я делал различные живописные работы.
— Вы завершили эти работы?
— Да.
— И что вы с ними делали?
— Они доставлялись Коллину Дюранту.
— И что вы с ними делали?
— Они доставлялись Коллину Дюранту.
— Вы знаете, где сейчас эти работы?
— Нет.
— Что? — воскликнул Мейсон.
— Я сказал, что не знаю, где они.
— Меня интересует картина, которую я видел у вас в мастерской, выполненная в манере художника…
— Я знаю, о чем идет речь.
— Где она сейчас?
— У меня.
— Вы получили повестку с указанием принести картину с собой?
— Да.
— Это та самая картина, которую я видел в вашей мастерской?
— Да.
— И она у вас с собой, здесь?
— Да, она в комнате для свидетелей.
— Принесите ее, пожалуйста.
— Одну минуту, — вмешался Декстер. — С позволения суда, я не возражал против ведения этой линии допроса, поскольку надеялся, что она будет увязана с делом. Относительно стодолларовых банкнотов, возможно, они и имеют отношение к делу. Но что касается этой картины, то совершенно очевидно, что вопрос этот неправомерный, несущественный и к делу не относится. Я возражаю против него и буду стоять на своем.
— Может показаться, — начал излагать свою мысль судья Мэдисон, — что оплата стодолларовыми банкнотами — это интересное развитие событий, но при условии, что их можно было бы каким‑то образом идентифицировать… Я надеюсь, защитник сможет увязать их с делом?
Судья вопросительно посмотрел на Перри Мейсона.
— С позволения суда, я намерен увязать с делом и эту картину.
Судья Мэдисон покачал головой:
— Не думаю, что картина является существенным доказательством. Деньги, полученные за картину, возможно.
— Ваша честь, я докажу, что картина является существенным доказательством, — настаивал Мейсон.
— Нет, — не соглашался судья. — Я думаю, вам лучше попробовать другой ход, мистер адвокат. Я полагаю, что прежде, чем вы представите картину, вам стоит показать, что она является существенным доказательством на определенном этапе развития этого дела.
— Я намерен это сделать.
— Ну что же, действуйте.
— Однако, — продолжал Мейсон, — я бы хотел в присутствии свидетеля зарегистрировать эту картину и отдать ее на хранение секретарю суда, пока не будет доказано, что она является необходимым вещественным доказательством.
— Надеюсь, у вас нет возражений против подобной процедуры, — обратился судья Мэдисон к Декстеру.
Казалось, заместитель прокурора какое‑то время был в нерешительности. Потом он встал и заявил:
— С позволения суда, я бы сделал следующее замечание. Свидетель явился сюда по повестке и согласно ей принес с собой картину. Но ведь картина никуда не денется, она же не может убежать!
— Картина‑то не убежит, — отпарировал Мейсон, — но ее могут унести.
— Ну что ж, она здесь, и можно будет вернуться к ней позднее.
— Если она будет зарегистрирована и оставлена на хранение в суде, тогда…
— Очень хорошо, — прервал его судья Мэдисон, — суд намерен согласиться с этим. Предъявите картину, мистер адвокат.
Мейсон обратился к Гилберту:
— Принесите, пожалуйста, вашу работу. Гилберт, угрюмый, враждебно настроенный, после минутного колебания сказал:
— Это моя картина. И я не думаю, что у меня ее просто так можно забрать.
— Принесите ее, пожалуйста, и мы посмотрим, — сказал судья Мэдисон. — Это распоряжение суда.
Гилберт вышел в приемную и вскоре вернулся, держа в руках завернутую в бумагу картину.