После этого открывается дверь, сначала выходят китаец‑слуга и Джонс Блэйн, который, по‑видимому, является телохранителем. Затем выходит и сам Карр и…
— Постой, — удивленно прервал его Мейсон. — Ты говоришь — выходит!
— Что слышишь.
— Так он что же — ходит?
— Угу! Не очень, правда, здорово, но ходит.
— А как ты об этом узнал, Пол? — волнуясь, спросил Мейсон.
— Да как‑то разговорился с одним бродягой, который живет в развалюхе около железной дороги, прямо рядом с тем местом, где у Уэнстона аэродром. Знаешь, наверное, таких — сидят себе на корточках на заброшенных пустырях, строят себе хибарки из утильной жести, что из‑под нефтяных баков. Старые куски рифленого железа да пара досок — вот тебе и дом…
Мейсон понимающе кивнул.
— Так вот, этот бедолага все время видит, как Уэнстон взлетает и возвращается после полета. Иногда берет на борт пассажира, который, вернувшись, выходит всегда в конце взлетно‑посадочной полосы. И всегда рядом с ним крепкий парень, вероятно, это Джонс Блэйн. И китаец. Пассажир обычно проходит несколько шагов от самолета до автомобиля, садится в машину. Ходит он довольно медленно, но ходит. По описанию это — Карр.
— А бродяга твой надежен, можно ему верить? — спросил Мейсон.
— Гарантии дать не могу, — с сомнением ответил Дрейк. — Малый он довольно странный. Я обратил внимание на его лачугу и подумал: может, его порасспросить хорошенько. Ты же мне говорил, чтобы я следил за Уэнстоном… Денег этот бродяга за сведения никогда с меня не брал, но я ему отдал кое‑что из старой одежды да пару одеял. Добирался до него по шпалам. Остановился около его хибары, разговорились. Поставил бутылку дешевого ликера, которую прихватил с собой. Хорошо посидели, до сих пор еще голова трещит. Ну, у него язык и развязался, многое мне порассказал.
— Может, и мне сходить, — усмехнулся Мейсон, — поболтать с ним?
— Тебе? — удивился Дрейк. — Да он же забулдыга, Перри. Если бы ты знал, что мне пришлось испытать, ты бы Богу душу отдал. Он страшный пьяница. Говорю тебе, у меня и сейчас еще голова раскалывается.
Мейсон спрыгнул со стола Дрейка.
— А почему бы тебе не накачаться еще раз? — спросил он. — Чтобы вышибить головную боль, Пол? Расходы на выпивку останавливают? Только сейчас я понял, что ты сэкономишь на этом.
— Э, — мрачно вздохнул Дрейк, — мне, поверь, не сладко было, когда я шел, спотыкаясь, по шпалам, а потом еще пришлось распивать эту бутылку, которую для натуральности я нес в свертке одеял. Шляешься в темени, разыскиваешь тут тебе всякие трупы, спишь пару часов за ночь, тащишься пешком к черту на кулички, употребляешь дешевое пойло… И за все это — такая благодарность!
Мейсон пошел к двери.
— У тебя не хватило воображения, Пол. Тебе надо было сказать ему, что ты — угонщик самолета или что ты налил дорогого марочного коньяка в бутылку из‑под дешевого вина.
— Посмотрим, — презрительно усмехнулся Дрейк, — как ты влезешь в эту шкуру и блеснешь перед отпетым бродягой! Давай‑ка, дружище, попробуй сам!
Выйдя от Дрейка, уже на подходе к своему кабинету, Мейсон спросил у Деллы:
— Как ты думаешь, эти люди еще ждут?
— Да, — уверенно ответила она, — я сказала им, что у вас совещание, а по телефону с вами связаться трудно, так как вы предупреждали, чтобы вас не беспокоить, но что я могу сходить сама, объяснить ситуацию, и вы придете. Ну, так как? Вы оставили там нашу жестяную банку?
— Без особых затруднений, — сказал Мейсон, — я вошел с туго набитым портфелем, в перчатках, сказал, что хочу осмотреть помещение еще раз, особенно краску на гаражной двери.
Они послали проводить меня Хестер, свою служанку, эту грубоватую и не блещущую умом женщину. Я дождался, когда она повернулась ко мне спиной, и поставил банку на полку.
— И как думаете, она не заметила?
— Да, по‑моему, она даже и не обернулась до того, как я стал подниматься по ступеням. Она или в самом деле у них рабочая лошадь, или просто притворяется ею, чтобы не вмешиваться ни в какие дела. Так что приманка поставлена, и остается только ждать, какой зверь попадется в капкан.
— Что‑то мне не нравится эта приманка, — поморщилась Делла, — смотрите, чтобы кто‑нибудь не украл ее.
— Хорошо, этим пустяком я займусь, — пообещал Мейсон.
Он отпер дверь своего кабинета.
— Пойду приглашу их, — сказала Делла Стрит. — Мистер Уэнстон хочет переговорить с вами, прежде чем вы побеседуете с этой женщиной.
— Хорошо, пусть войдет. Посмотрим, что задумал он на этот раз.
Очень подтянутый, словно военный с хорошей выправкой, вошел Уэнстон. Он вежливо поклонился Делле Стрит, пожал руку Мейсону.
— Возникло некоторое затруднение, — предварил он беседу. — Эта девица — самозванка. Я дазе отказался выслусать ее. Я хосю, стобы вы снатала с ней поговорили. Не хосю вести ее к самому до того, как вы с ней побеседуете. А после этого узе не надо будет. Вы мозете взять ее как мосенницу.
Что же заставляет вас думать, что она самозванка, если вы не разговаривали с ней? — спросил Мейсон.
— Не знаю, — ответил Уэнстон. — Интуиция подсказывает. Она не похоза на настоясюю. Сто‑то мосеннисеское во всем ее облике.
— И вы хотите, чтобы я поговорил с ней? — спросил Мейсон.
— Я хосю, стобы вы засыпали ее вопросами, показали бы сто посем.
— А не лучше было бы сделать это в присутствии мистера Карра?
— Нет. Больсинство данных мне известно самому. Интересно, будет ли она говорить правду. Если нет, то я дазе ее близко не подпусю к Карру.
— Так вы хотите, чтобы я засыпал ее вопросами? — переспросил Мейсон.
Уэнстон кивнул.
— Ну, давайте посмотрим вместе, — сказал Мейсон, — что она собой представляет.
Дорис Уикфорд прошла в кабинет следом за Деллой Стрит. На вид, как показалось Мейсону, ей можно было дать лет двадцать семь — тридцать. Темные волосы, темные тонкие брови, длинные ресницы, серые глаза, бледная кожа в сочетании с подчеркнуто бесстрастным выражением неподвижности на лице придавали ей какой‑то особенно независимый вид.
— Добрый день, — поздоровалась женщина. — Вы — мистер Мейсон, не так ли?
Она подошла к нему, подала руку. Ее глаза изучающе остановились на Мейсоне.
— Наверное, — высказала она предположение, — мистер Уэнстон уже успел доложить вам, что я — самозванка.
Мейсон рассмеялся.
— Я попросил его, — гордо заявил Уэнстон, — засыпать вас вопросами.
— Я так и знала, — улыбнулась Дорис. — Но причина, из‑за которой я не раскрывала мистеру Уэнстону подробностей, заключается в том, что мне не хотелось снова и снова вдаваться в них. Я бы даже сказала вам, мистер Мейсон, что знаю — мистер Уэнстон не тот человек, кто давал объявление в газету: он, во‑первых, слишком молод, чтобы быть партнером моего отца в тысяча девятьсот двадцатом году. Мне известны люди, с которыми отец имел деловые отношения. Один из них — его зовут Карр, и полагаю, он‑то и есть тот, по чьей инициативе это объявление было опубликовано. Я сразу же задала по этому поводу мистеру Уэнстону вопрос, но он отказался отвечать. Я спросила его также, не доводится ли он родственником некоему мистеру Карру, может быть, состоит у него на службе.