— И поэтому с вами было легко познакомиться?
— Я просто выполняла свои обязанности.
— С вами было легко познакомиться?
— Да.
— И легче всего с вами знакомились богатые мужчины, которые могли себе позволить тратить деньги за игорными столами. Не так ли?
— Да! — резко ответила миссис Тейлман.
— В ваши обязанности входило подогревать интерес богатых посетителей к игре, вы крутились возле игорных столов, поддерживали разговор, делали иногда ставки сами?
— Я старалась быть привлекательной.
— Вы пользовались жетонами?
— Всегда.
— С Морли Тейлманом вы познакомились за игорным столом, не так ли?
— Кажется, да.
— Вы не знаете точно?
— Думаю, что там.
— Вы играли жетонами?
— Я же сказала, что всегда пользовалась жетонами.
— Это были специальные жетоны, правда? Необменные, вам их выдавали. Их нельзя было обменять на деньги, вы просто делали вид, что играете.
— Да.
— И вы хотите убедить присяжных, что не знаете значения слова «хозяйка»?
— Я слышала это слово.
— Вы когда‑нибудь пользовались им?
— Возможно…
— Вы пользовались словом, не понимая его значения?
— Я знала, что оно означает в том смысле, в котором я им пользовалась.
— Вот именно, — сказал Мейсон. — Значит, когда вы сказали, что не знаете значения слова «хозяйка», вы были не вполне искренни?
— Ваша Честь, — вмешался Раскин, — это попытка опорочить свидетеля.
— Протест отклоняется, — оборвал его судья Сеймур.
— Ответьте на вопрос, миссис Тейлман, — настаивал Мейсон.
— Я не знала того смысла слова, в котором вы его употребляете. У вас оно кажется…
— Непристойным, — подсказал Мейсон.
— Нечто подобное.
— Вы считаете свое занятие достойным?
— Я старалась вести себя достойно.
— Как леди?
— Да.
— И тем не менее, используя ваше собственное выражение, вы были приманкой.
Она прикусила губу:
— Пусть будет так, я была приманкой.
— Когда вы впервые увидели Морли Тейлмана, он играл, не так ли?
— Да.
— Кто‑нибудь направил вас к этому столу? Кто‑то представляющий интересы хозяина заведения показал вам Морли Тейлмана? Велел вам подойти и поработать с ним?
— Слова «поработать с ним» не произносились.
— Но мысль вы поняли?
— Я подошла и столу и, когда мистер Тейлман выиграл, улыбнулась ему. Это сломало лед.
— Какой лед? — поинтересовался Мейсон.
— Ну, скажем, дало ему шанс познакомиться со мной.
— Вы считаете, что между вами был лед?
— Я просто употребила это выражение.
— Я также просто употребил это выражение, — сказал Мейсон. — Я отнюдь не имел в виду, что вы употребляете слово «лед» в буквальном смысле, и использовал это слово в том же значении. Итак, вам пришлось разбить какой‑то лед?
— Это зависит от того, как посмотреть на ситуацию.
— Вы подошли, чтобы познакомиться с ним?
— Я…
— Да или нет?
— Да! — вскипела миссис Тейлман. Она неожиданно подняла на адвоката глаза и сказала звонким голосом: — Я там работала.
Не надо притворяться наивным, мистер Мейсон! Вы бывали в Лас‑Вегасе.
Мейсон поклонился и сказал:
— Совершенно верно. Большое спасибо, миссис Тейлман. Я просто хотел, чтобы присяжные представили себя ситуацию.
— Высокий Суд, — сказал Раскин, — я утверждаю, что защитник несправедлив к свидетельнице, что он пытается ее опорочить и представить перед присяжными в ложном свете. Эта женщина вдова. Она овдовела в результате преступления, совершенного…
— Одну минуту, — прервал его Мейсон, — в настоящий момент дело не рассматривается в Суде и не должно обсуждаться сторонами.
— Но я возражаю против того, чтобы эту женщину представляли перед присяжными как легкомысленную особу! — закричал Раскин.
— А я возражаю против того, чтобы ее представляли как тихую, убитую горем вдову, против того, чтобы обвинение могло играть на симпатиях присяжных, — парировал Мейсон.
Судья Сеймур нахмурился:
— В данный момент дело не разбирается в Суде, поэтому нет смысла представлять возражения. Присяжные вызваны лишь для того, чтобы увидеть свидетелей, услышать их показания, сформировать свое мнение относительно фактов. У обвинения один взгляд на дело, у защиты — другой. Пожалуйста, джентльмены, не переходите на личности. Продолжайте, мистер Мейсон.
К этому времени свидетельница уже не напоминала беспомощную, убитую горем вдову. Она сидела, слегка наклонясь вперед и свирепо глядя на Мейсона.
— Миссис Тейлман, — продолжил адвокат, — вы нашли письмо в кармане вашего мужа?
— Если это можно назвать письмом, — огрызнулась она. — Угрозы шантажиста!
— И конверт?
— Да, и конверт, — ироничным голосом ответила она.
— В левом верхнем углу конверта был обратный адрес и имя А. Б. Видала.
— В левом верхнем углу, — снова повторила за ним она, — был обратный адрес и имя — А. Б. Видал.
Миссис Тейлман была слишком разозлена, чтобы пытаться скрыть свои эмоции.
— Вы говорите, это были угрозы шантажиста. Откуда вы это знаете?
— А что это, по‑вашему, было — приглашение на танцы? — взорвалась она.
Нахмурив брови, судья Сеймур погасил раздавшиеся в зале смешки.
— И отправителем письма был А. Б. Видал?
— И отправителем был А. Б. Видал.
— Теперь, миссис Тейлман, — обратился к ней Мейсон, — сообщите, пожалуйста, господам присяжным ваше девичье имя.
— Дей Даунс.
— Это имя дали вам при крещении?
— Не знаю, — ответила она, — я там была, но ничего не помню.
— Вы пошли в школу под этим именем?
— Я не помню, когда пошла в школу.
— Вы носили это имя, когда вам было двенадцать лет?
Она немного поколебалась и сказала:
— Вы же понимаете, мистер Мейсон, что это был профессиональный псевдоним.
— Понятно, — отозвался Мейсон. — А ваше настоящее имя?
— Я…
— Суд ждет!
— Агнес.
— Агнес, а дальше?
— Агнес Видал! — крикнула она.
— Благодарю вас, — сказал Мейсон. — Это все.
Раскин встал и успокаивающим голосом обратился к свидетельнице:
— Миссис Тейлман, я понимаю ваш гнев. Прошу вас объяснить господам присяжным, что вы почувствовали, увидев имя на конверте.
— Я почувствовала, — начала она, стараясь вернуться к роли безутешной вдовы, — что какой‑то шантажист использовал имя Видал, чтобы показать моему мужу, что он знает… все обо мне.