И передай своему парню, который следит за Оллгудовой блондинкой, чтобы он тоже позвонил мне в дом Визерспуна, как только выяснит, куда она держит путь… и так далее. Это сэкономит время. Иначе ему придется сообщать нужную мне информацию через тебя.
— Это вопрос нескольких минут, — засмеялся Дрейк.
— Иной раз минуты бывают дороже золота. Так что пусть твой человек докладывает непосредственно мне.
Дрейк усмехнулся:
— Точно такую же ошибку допустил Визерспун.
Мейсон забрал со стола кое‑какие бумаги, сунул их в портфель и запер его на ключ.
— Не исключено, что это даже обернется ошибкой Милтера, — сказал он. — Попробуй раздобыть также сведения об этом голливудском листке, Пол. Важно узнать, действительно ли материал поступил не от него, то есть не от Милтера.
— О’кей, я постараюсь. Мне кажется, я знаю человека, который даст мне исчерпывающие сведения…
— Одно я могу тебе обещать… Если только Милтер действительно продал информацию в газетенку, то все это не стоит выеденного яйца. Ее нельзя принимать в расчет, чтобы потом не ошибиться.
Дрейк, хмуро посмотрев на конверт, буркнул:
— Черт возьми, ты, как всегда, прав…
Псы отбежали назад, но их желтые глаза настороженно следили за машиной. Из дома вышел сам Визерспун.
— Ну, ну, рад вас видеть. Честное слово, очень рад Отойдите, Кинг… назад! Пошел прочь, Принц! Привяжи их, Мануэль.
— У нас нет времени ждать, — сказал Мейсон. — Отворите ворота, они» знают, что нас не следует трогать.
Визерспун с сомнением посмотрел на собак. Мейсон настойчиво повторил:
— Уверяю вас, они не причинят нам зла! Отворяйте поскорее!
Визерспун кивнул мексиканцу, тот вставил большой ключ в замок на воротах, оттянул задвижку и распахнул обе створки. Собаки бросились вперед, но Мейсон спокойно прошел мимо, не обращая на них ни малейшего внимания, а псы принялись обнюхивать Деллу. Той не оставалось ничего иного, как протянуть руку и осторожно погладить Кинга и Принца по голове. По всей вероятности, собаки не были привычны к подобной нежности, и им это явно пришлось по вкусу: они принялись вилять хвостами.
— Что за чудеса! — воскликнул пораженный Визерспун. — Но все же идемте скорее в дом. Я не могу быть вполне уверен — это же собаки, к тому же настоящие людоеды. Я и сам их побаиваюсь…
Все направились к дому, собаки мирно бежали следом. Визерспун распахнул дверь.
— Ничего подобного никогда не видел!
— О чем вы?
— О собаках. Не в их привычках так быстро заводить дружбу.
— Собаки — разумные существа, они прекрасно разбираются в людях, — совершенно серьезно ответил Мейсон. — Найдите такое местечко, где мы сможем спокойно и без помех потолковать… Наши чемоданы находятся в, машине.
— Их принесет Мануэль. Вам приготовили ваши вчерашние комнаты.
Они повернули в северо‑восточное крыло дома. Визерспун отворил дверь гостиной, отведенной Мейсону, и пропустил туда Мейсона и Деллу Стрит, после чего вошел сам. Он затворил за собой дверь, откашлялся и заговорил:
— Признаюсь, я страшно рад, что вы приехали.
Он затворил за собой дверь, откашлялся и заговорил:
— Признаюсь, я страшно рад, что вы приехали. Очень важные…
Мейсон прервал его:
— Повремените с этим. Сядьте и расскажите мне все, что вы знаете про детектива. И поживее.
— Про какого детектива?
— Лесли Милтера, который теперь вас шантажирует.
— Милтер… меня шантажирует? — недоверчиво переспросил Визерспун. — Мейсон, да вы сошли с ума?
— Вы ведь его знаете, правда?
— Ну да. Это тот самый детектив, который расследовал убийство, он работает у Оллгуда.
— Вы его видели?
— Да. Один раз он отчитывался мне лично. Это было после того, как он завершил расследование на Востоке.
— Пока он занимался расследованием, вы с ним держали связь по междугородному телефону?
— Да. Он звонил мне каждый вечер.
Мейсон, не спуская глаз с Визерспуна, произнес:
— Либо вы мне лжете, либо все перепуталось.
— Я не лгу, — с холодным достоинством возразил Визерспун, — и я не привык, чтобы меня обвиняли во лжи.
— Милтер находится в Эль‑Темпло.
— Правда? Я не видел его после того единственного случая, когда он докладывал мне лично.
— И он не давал знать о себе все это время?
— На протяжении десяти дней — нет. Он выполнил задание, и я с ним рассчитался.
Мейсон достал из кармана конверт, доставленный экспресс‑почтой, который получил днем.
— Это вам о чем‑нибудь говорит? — спросил он. Визерспун с любопытством посмотрел на конверт.
— Нет.
— Откройте и прочтите то, что находится внутри. Визерспун заглянул в конверт.
— Да тут ничего нет, кроме какой‑то газетной вырезки.
— Ее и прочтите.
Визерспун выудил вырезку из конверта двумя пальцами правой руки и поднес ее к свету, но прежде чем начать читать, сказал:
— Мы могли бы сэкономить массу времени, если бы вы сначала выслушали, что произошло этим вечером… Это…
— Читайте! — властно повторил адвокат. Визерспун вспыхнул. Какое‑то мгновение казалось, что он собирается вернуть или швырнуть на пол конверт и вырезку, но под требовательным взглядом Мейсона все же начал читать. Мейсон внимательно наблюдал за выражением его лица. По мере чтения интерес Визерспуна явно возрастал. Было ясно, что до него дошел смысл заметки: он сделался чернее тучи. Наконец, дочитав до конца, он посмотрел на Мейсона.
— Свинья! Грязная свинья! Подумать только, что человек может так низко пасть, чтобы напечатать эдакую пакость. Как вы это раздобыли?
— Не раздобыл, а получил. В конверте специальной доставки. Вам что‑нибудь известно об этом?
— Что вы имеете в виду?
— Вы не догадываетесь, кто бы мог мне это послать?
— Нет, конечно.
— Знаете, где это было напечатано?
— Нет. Где?
— В голливудском скандальном листке.
После короткого молчания Визерспун признался:
— Я пытался быть беспристрастным и справедливым. И в этом моя главная ошибка. Мне следовало давным‑давно покончить с этим делом. Как только я узнал про убийство, нужно было немедленно всему положить конец…
— Вы имеете в виду — отправиться с полученной информацией к дочери? — поинтересовался Мейсон. — Не заботясь о том, что разобьете ее счастье и оживите старый скандал? Сделаете несчастным еще одного человека, не попытавшись даже установить истину, был виноват Хорас Эйдамс или нет?
— Именно это я собираюсь сделать. Мне с самого начала следовало понять, что приговор присяжных был совершенно обоснованным и справедливым.