Конечно, вы не согласитесь, но это меня нисколько не трогает, ведь я даже не имел возможности поговорить с миссис Хардисти. Зато хорошо вижу, как вы ходите вокруг да около, пытаетесь произвести на меня впечатление и рассказать только то, что найдете нужным, а остальное утаить… Продолжайте… Почему‑то я думаю, в конце концов мы достигнем взаимопонимания.
Мейсон замолчал и закурил.
Профессиональные навыки доктора Мейкома заявляли свои права. Он постепенно доказывал адвокату, как безгранично доверяет ему Милисент. Ведь он знал ее еще девушкой, когда все ее внимание было поглощено работой и карьерой. Он следил за ней, видел, как росла ее неудовлетворенность, как ей хотелось стать сексуально привлекательной… а поклонники отдавали дань только ее уму и прочим добродетелям.
Когда появился Хардисти, все стало по‑другому. Он понял, добиться успеха можно, если пробудит в Милисент чувственность. И не просчитался.
Теперь уже Мейсон не прерывал доктора, покуривая с самым незаинтересованным видом, даже не пытаясь быть вежливым слушателем.
Это обескураживало доктора. Нахмурившись, он сказал:
— Ну да, вас же пригласил ее отец… следовательно, он вас проинформировал…
Дальнейший рассказ доктора звучал несколько живее:
— Я не сомневался, замужество приведет девушку к кризису. Именно замужество с таким типом. Она по‑настоящему несчастлива. Держало ее только чувство гордости.
Мейсон скучающе молчал.
— И это вам известно?.. Ну, ладно. Переходим к последним дням, вернее, часам. Вчера Милисент не явилась на прием, я забеспокоился, все ли в порядке, и выяснил, что она уехала в горы, где должен находиться ее муж. Я испугался, как бы не вышло нежелательной сиены между супругами, а это свело бы на нет мои усилия.
— И что вы сделали?
— Отправился за ней.
— Когда?
— Я предпочел бы свою последовательность изложения, мистер Мейсон. Право на коррективы за вами, — доктор кисло улыбнулся.
— Ладно, — кратко проговорил Мейсон. — Все бы ничего, но мало времени. Вам хочется изложить историю в таком виде, в каком вы ее отработали… Хотите убедиться в ее непробиваемости?.. Забавное желание, будь по‑вашему!
— Я не отрабатывал истории, если я колеблюсь, то лишь потому, что боюсь причинить вред миссис Хардисти.
— Предоставьте ее моим заботам. Я ее адвокат, валяйте дальше.
— В поисках ее я поехал в горный домик.
— Нашли?
— Только не там. Нашел уже в Конвейле, где она ехала следом за машиной своей сестры.
Доктор умолк, глаза его торжествующе поблескивали, все было так стройно.
— Дальше.
— Дальше вам должно быть понятно. Я видел, она близка к обмороку, перехватил ее машину, чтобы отправить пациентку к себе. Я держал ее примерно до десяти вечера, пока она не начала реагировать на препараты, а затем отвез к отцу, где сделал ей снотворный укол и велел никому ее не беспокоить.
— Теперь все? — потянулся Мейсон, зевнув. — Вы чуть не усыпили меня.
— Но теперь вам ясно, она была у меня, я самолично сделал ей укол, после чего она проспала полсуток.
— Закончили? — спросил Мейсон.
— Да.
— Прелестно. Теперь начнем перепроверку.
— Пожалуйста.
— Значит, вы отправились в горный домик защищать свою клиентку от нежелательных эмоций и расстройств?
— В основном, так. Как всякий профан, вы вольно обращаетесь с терминологией, но суть дела уловили.
— О’кей. И обнаружили Милисент только в Конвейле?
— Да.
— Когда?
— Э… дайте сообразить.
— Когда?
— Э… дайте сообразить. Люди не смотрят поминутно на часы, как полагают юристы, которым подавай время по минутам.
— Чувство времени свойственно всем людям. Утро, день, вечер.
— Ну, это было после шести вечера, ближе к семи.
— Или в семь?
— Спорить не буду, не знаю.
— Но не раньше шести?
— Вряд ли.
— Как вы узнали, что Милисент отправилась в домик?
— Не могу об этом говорить, это было бы неэтично.
— По отношению к кому?
— Зачем вы спрашиваете? Есть этика.
— Понятие растяжимое… От кого‑нибудь из своих пациентов получили эти сведения?
Доктор задумался, на мгновение глаза его блеснули.
— Да, от пациента, его я не назову.
— Бог с ним. И вы сообразили, что миссис Хардисти что‑то угрожает?
— Нужно говорить точнее. О какой угрозе вы думаете?
— Я думаю, вы решили, что вашей пациентке вредно быть в домике.
— Можно и так сказать.
Мейсон располагающе улыбнулся.
— Тогда скажите, за каким чертом вы увезли ее обратно в домик, найдя в Конвейле.
Доктор долго моргал.
— Я этого не говорил!
— Нет, конечно. Это говорю я.
— Сомневаюсь, что к таким выводам можно прийти на основании сказанного…
— А я почти не слушал, что вы тут мне вдалбливали. Протекторы вашей машины, эти новенькие покрышки, отпечатавшиеся у горного домика, красноречивее вас.
— Нельзя доказать, чья была машина, вы ее не видели.
Мейсон устало потянулся.
— Так вы возили в домик Милисент или не возили?
— Я не обязан отвечать.
— Вы даже не обязаны со мной говорить, но полиция спросит то же самое, и уж ей‑то вы ответите.
— Полиции не будет до меня никакого дела.
— Шанс на тысячу.
— Посмотрим.
— Пока мы видим одно: почему‑то вы не желаете отвечать. А молчание говорит против вас.
— Хватит!
— Пожалуй, хватит. Выводов у меня больше чем достаточно, благодарю вас.
Доктор нервно поглаживал подбородок. Рука его подрагивала.
— Вы правы. Я возил туда Милисент. Но это один из пунктов врачебной программы, которую я выработал для нее. И мне думается, если я заявлю об этом, ни один полицейский чиновник не сумеет понять, в чем именно состояла моя система, почему я поступил так, а не иначе.
— Сильно сомневаюсь, чтобы ваши медицинские полномочия были столь велики… Но пока остановимся на вашей версии. Вы ведь домашний врач Блейнов?
— Да.
— И как таковой делаете подобное заявление?
— Разумеется.
— И давно вы любите Милисент Блейн? Доктор оторопело выпучил глаза.
— Мне думается, всему есть предел, — пробормотал он. — Предполагать такое…
— Но ведь вы ее любите?
— Это вас не касается.
— Ошибаетесь. Это крайне важно, доктор… Ошибаетесь, да. Вы отработали историю, которая может показаться правдоподобной в том случае, если вы только врач. Если же с ролью врача переплетается роль любовника, доказывать свой медицинский авторитет затруднительно.
— Не вам решать, — с достоинством произнес доктор.
— Ол‑райт. Давайте попробуем разобрать вашу историю. Вы сделали миссис Хардисти укол, после которого она сразу уснула.
— Да.
— Через сколько времени снотворное начинает действовать?
— Минут через десять.
— В доме вас не видели?
— Я сделал ей укол в машине.