Цветы зла - Белов Руслан Альбертович 12 стр.


Стрела была сделана так искусно, что у Евгения Александровича не осталось и тени сомнения в том, что делал ее опытный мастер и делал отнюдь не в одном экземпляре.

Отвлек его от рассмотрения Святослав Валентинович, явившийся со двора с остро заточенным штырем. На немой вопрос Смирнова он ответил:

– Это пики для забора. Их у меня целый ящик. Второй год капитальный кирпичный забор собираюсь ставить, да все недосуг найти мастеров.

Вымазав штырь в крови – на целлофановой пленке оной было достаточно, Кнушевицкий положил его на газету, лежавшую рядом с пленкой, затем взял у Смирнова стрелу и унес в свою комнату.

"Конспиратор, точнее, комбинатор, он еще тот, – подумал Евгений Александрович. – Все концы в воду. Такому раз плюнуть любое следствие заморочить, да-с. Но меня не проведешь".

– Так значит, мама Регины Родионовны была колдуньей? – спросил он, когда Святослав Валентинович, вернувшись в гостиную, сел перед ним на корточки.

– Люди так считали...

– И она травила собак и кошек?

– Послушайте, Евгений Александрович, ведь ясно, что стрела, ранившая вас, не была отравленной. Так стоит ли думать о всякой чепухе? Вы же знаете, что одни люди склонны придумывать сказки, а другие...

– Склонны травить всякую живность... – прервал его Смирнов.

– А разве не так?

Смирнов вспомнил благообразную женщину, пятнадцать лет назад жившую в одном с ним подъезде – она кормила бродячих собак и кошек мясом, начиненным иголками. Кормила, потому что панически боялась блох и бешенства.

– Так-то оно так, – вздохнул он. – Но в данный момент меня другое тревожит. Мне кажется, вы чего-то о матери Регины Родионовны не договариваете.

– Не то, чтобы не договариваю, а просто...

– Что просто?

– Понимаете, это оккультизм какой-то... Представьте, в ее доме совсем нет мышей. При наличии полного отсутствия кошек, я, как и соседи, ничего с ними сделать не могу, на голову лезут, а у нее их нет, совсем нет... Потом эти странные пожары... Вы не поверите, в одном апреле этого года дом Регины Родионовны несколько раз загорался и загорался глубокой ночью или под утро. И, когда огонь казался уже необоримым, он внезапно тух, не причинив никому и ничему существенного вреда. И это еще не все. Дважды в доме взрывался природный газ, и также все обходилось рублевым ремонтом. Такое впечатление, что он охраняется с того света первой своей хозяйкой...

– Матерью Регины Родионовны? Вы думаете, она в аду прохлаждается?

– Уверен. Маргарита Андреевна, без сомнения, там свой человек... – потемнел лицом Кнушевицкий. – Она была больна, больна злостью. Возможно, из-за того, что с кончиков ногтей и до волос на голове была отравлена ртутью и цианидами...

– Отчего это?

– Она долгое время работала технологом на золотоизвлекающих предприятиях Сибири и Дальнего Востока.

– Вот откуда у нее яд...

– Она всех ненавидела, она считала, что все на свете пытаются ею воспользоваться, – продолжал говорить Святослав Валентинович, явно зациклившийся на матери любовницы, – И умирала так, как будто не к богу, а к сатане собиралась.

– А как она умирала?

– За несколько минут до смерти она, парализованная, пригласила всех домашних к себе в комнату и, когда все собрались, прокляла свою дочь...

– За что, если не секрет? – У Евгения Александровича в мозгу возникла картинка: Святослав Валентинович и Регина Родионовна занимаются в гостиной своей отнюдь не камерной садомазохисткой любовью, а в спальне трясется от ненависти парализованная Маргарита Андреевна.

– За то, что якобы Регина не уделяла ей, родной матери, должного внимания.

Смирнов вспомнил картину, висевшую над выходом из гостиной Регины. Кнушевицкий продолжал витать в прошлом:

– В этом доме я всегда чувствовал себя заколдованным...

В нем я превращался в другого человека... Человека, качества которого определялись не его способностями, характером и опытом, а извне... Стенами, воздухом, чьим-то прошлым...

Энергично тряхнув головой, Смирнов изгнал вползший, было, в нее мистический туман и, вновь обратившись в атеиста с геологическим образованием, вспомнил сумку с садомазохистскими причиндалами.

Непроизвольное движение головы Смирнова расколдовало и Святослава Валентиновича. Замолчав, он вбуравился в собеседника вмиг насторожившимися глазами: "Нашел сумку, не нашел? Догадался, не догадался?"

К твердому выводу он придти не успел – Смирнов придал лицу простодушное выражение и спросил:

– А та картина в гостиной, ну, которая с девочкой... Ее Регина Родионовна написала?

– Нет, ее написал двоюродный брат Регины Роман... – встал размять затекшие ноги Святослав Валентинович. – Он прошлым летом... умер...

– Стрела оказалась отравленной? – пошутил Смирнов. – Кураре, крысиный яд, стрихнин?

– Нет, он утонул... Он был весьма талантливым человеком, ничего не видевшим вокруг себя...

– Тела, конечно, не нашли?

– Нет...

Смирнов, покивав своим мыслям, спросил:

– А как вы думаете, кто в меня стрелял? Не дух же Маргариты Андреевны?

– Ума не приложу, ей богу...

Святослав Валентинович продолжал ходить по комнате взад-вперед, озабоченно посматривая на часы. Присутствие Смирнова, а скорее направление его внимания, начало его тяготить.

– Мне один мальчик говорил, что тут у вас больные из психиатрической лечебницы бродят... – проговорил Евгений Александрович, водя ладонью вокруг неожиданно остро занывшей раны. – Одного, мол, взяли с копьем в чьем-то курятнике.

– В курятнике Архангельских, – слабо усмехнулся Кнушевицкий. – Но он тихий был... Несколько дней назад его опять отпустили. Ремонт, видите ли, у них в больнице.

Смирнов усмехнулся тоже – вспомнил один из первых своих приключенческих романов. В нем основными персонажами были сумасшедшие, разбежавшиеся из лечебницы, забытой богом и властями.

– Мальчик говорил, что у него отняли настоящее кафрское копье, – сказал он, тщась вообразить вымазанного ваксой сумасшедшего, самозабвенно охотящегося в курятнике.

– Он его у Добровольских стащил... – равнодушно ответил Кнушевицкий. – Из их африканской коллекции оружия. Кстати, у них и кураре был.

– А арбалета у Добровольских в коллекции нет? – спросил Смирнов спокойно. Он знал, что кураре обладает мгновенным нервно-паралитическим действием.

– Не должно быть. Добровольские в Африке работали, а в Африке, по-моему, арбалетов нет.

Смирнов еще что-то хотел спросить, но в это время от калитки нетерпеливо зазвенел звонок.

* * *

В переполненной районной больнице Смирнову сделали рентгеновский снимок – тазовая его кость оказалась пробитой насквозь.

После того, как рана была обработана и зашита, на него надели брюки Святослава Валентиновича (последний предусмотрительный отправил их с машиной скорой помощи) и отвели в вестибюль. Присев там на краешек стула, Смирнов позвонил Марье Ивановне (к его великому удивлению во время операции мобильный телефон, также как и бумажник, украдены не были). Позвонил и получил ответ: "Абонент отключен, или временно недоступен".

"Черт, а что если... что если ее убили!?" – подумал Евгений Александрович, становясь белее больничных стен.

9. Я отнес ее, пьяную, в кабинет

Чмокнув в щечку Смирнова и дождавшись, пока он скроется в переходе к метро, Марья Ивановна заскочила в ближайшую кабинку общего пользования.

Назад Дальше