Кроме того, Приятель выдал совет быть настороже ближайшие несколько дней, поскольку ждать можно чего угодно. По его мнению,
СТОИТ ОЖИДАТЬ СЕРЬЕЗНЫХ ОСЛОЖНЕНИЙ В ИЗБИРАТЕЛЬНОЙ КАМПАНИИ. ОСОБОЕ ВНИМАНИЕ УДЕЛИТЬ БЕЗОПАСНОСТИ РЕКОНСТРУКЦИИ ПУТЕПРОВОДА!
НЕОБХОДИМО ВЫНЕСТИ ИЗ ОФИСА „КОРАБЛЬ ИШТАР“ ВСЕ ДОКУМЕНТЫ, КАКИМ-ЛИБО ОБРАЗОМ РЕГЛАМЕНТИРУЮЩИЕ ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСКУЮ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ФИРМЫ. НЕ ИСКЛЮЧЕНЫ ПРОВОКАЦИИ, В ЧАСТНОСТИ, СО СТОРОНЫ НАЛОГОВОЙ ПОЛИЦИИ.
Я резко удивился такими неожиданными поворотами в мыслях Приятеля и вместе с тем порадовался, что он включился в работу и помогает мне в работе на новой должности.
Очередной день начался обычно, суетой вокруг листовок Ершевского. Из рекламного агентства Веселова принесли несколько стопок новых листовок, которые помощники Гайдука раздавали агитаторам. Те должны были расклеить их по домам в овраге, так как именно сегодня там должна была состояться встреча кандидата с населением. Из издательства принесли свеженапечатанные номера газеты „Живи и богатей“, среди четырех полос которой только одна была посвящена жизни города, а все остальные – выборам и фигурам кандидатов. Как водится в таких случаях, Ершевский если и не выдавал себя за Геракла, то выглядел явно в мажорном свете. По остальным же проехались без излишней комплиментарности.
Упоминалось о нескольких коттеджах за городом, строительство которых осуществляли курсанты военно-десантного училища, рассказывалось о том, что все эти коттеджи принадлежат одному человеку. Задавался риторический вопрос: интересно, кому?
Говорилось об успехах похоронного агентства „Банзай“, которое год от года наращивает стоимость своих услуг, не слишком обращая внимание на качество обслуживания своих клиентов. Все это подтверждалось забавной историей, рассказанной якобы очевидцами: „банзаевцы“ спутали адрес и попали вместо похорон на свадьбу и, как люди дотошные, требовали, чтобы им предоставили возможность исполнить свой профессиональный долг.
О Филимонове и Пасленове говорилось не слишком много, делая упор на тупость речей первого и вычурность и непонятность второго. Этим самым читателю давалось понять, что это кандидаты, которых народ не понимает и не принимает.
Ближе к пяти часам вечера работники штаба засобирались на первую встречу с избирателями на реконструируемом путепроводе. Я со своей группой „бритоголовых“ решил выехать туда пораньше и на всякий случай его осмотреть. Ремонт путепровода вела бригада шабашников, поскольку все строительные управления проявляли излишнюю лояльность к властям и им Ершевский не доверял. Прибыв на место, я попросил парней походить по путепроводу и под ним на предмет обнаружения различных дефектов, которые могли быть следствием пакостей противников.
Парни осмотрели весь путепровод, но так и не нашли ничего подозрительного. Опоры путепровода были ветхими, покрытие моста также оставляло желать лучшего, рабочие что-то замазывали, что-то заваривали, короче, работа только начиналась. По проекту путепровод решили разделить продольно на две части и одну из них закрыть для движения. После реконструкции этого участка ее должны были открыть для движения и заняться другой половиной. Я подозвал к себе бригадира строителей, на которого мне кивнул один из рабочих. Бригадир, подходя ко мне, заранее, за три метра выставил передо мной ряд золотых зубов, как конь на ярмарке. Я все же решил воздержаться от покупки и перейти к делу. Я поинтересовался у „бугра“ о состоянии дел, понимая, что больше это выглядет как проформа с моей стороны. Тот сказал, что дела идут „зае...сь“ и все будет сделано вовремя, если не будут мешать. Я поинтересовался, кто может им помешать. Он ответил неопределенно, что ходят тут всякие, спрашивают, по какому разрешению ведутся работы, есть ли у нас лицензия и вообще идет „мутный“ базар. Я решил больше не докучать бригадиру, тем более что эскорт Ершевского уже прибыл. На этот раз кандидат прибыл на встречу на обычной „Волге“, а свита пересела на „жигули“. И только для меня было сделано исключение – я прибыл на выделенной мне иномарке.
Уже пробило пять, когда агитаторы согнали на удивление большое количество аборигенов оврага и, судя по излишней их внешней раскованности и некоей раскоординированности, у меня сложилось впечатление, что в качестве приманки были использованы исконно русские горячительные средства. Однако народ был настроен благожелательно, и по прибытию на место виновников торжества встреча началась в атмосфере взаимолюбия.
Как всегда, четко, ясно и вместе с тем помпезно начал встречу Гайдук, представивший собравшимся кандидата. Им старательно и настойчиво вдалбливалась в мозги избирателей мысль о том, что этот кандидат достоин их голоса. Далее выступил, и на удивление ясно и хорошо, Яровой, пообещавший озолотить избирателей в случае победы Ершевского. В свите сопровождения присутствовал Чернобородов, но, видимо, в штабе решили, что его речь будет наиболее адекватна на церемонии ввода в действие общественного сортира и слова ему не дали. Параллельно с речами в толпе бесплатно раздавалась газета „Живи и богатей“ с большим портретом Ершевского на первой полосе и скоромными анекдотами на последней, а также листовки и полиэтиленовые пакеты с профилем кандидата. Мне пришла в голову мысль, что было бы неплохо на встречу с молодежью, которую планировалось провести завтра, захватить несколько коробок с презервативами.
Наконец наступило время выступления самого Ершевского. Публику к этому моменту подогрели чем могли и как могли. Сам кандидат начал страстно и несколько демагогично:
– Господа! Я уверен, что у нас сегодня еще есть шанс стать настоящими господами этой жизни, если мы сделаем свой правильный выбор 17 октября на думских выборах. Оттого, какой выбор мы сделаем, – тут Ершевский сделал паузу, – зависит очень многое. Но независимо от вашего выбора мы сегодня, уже здесь, сейчас, делаем все, чтобы жителям этого района жилось легче. Для этого здесь ремонтируется путепровод и строится общественный туалет, чтобы жители этого района могли без опаски и свободно передвигаться по оврагу через мост и, – тут он опять замялся, – ну, вообщем, не иметь других проблем, связанных с жизнедеятельностью... Не скрою, что деньги на строительство того и другого объекта, а также на реконструкцию канализационных и водопроводных систем выделена группой лиц, которые поддерживают меня в нелегкой борьбе за депутатский мандат. Это не взятка избирателям! Не подачка! Не какой-либо другой изощренный подкуп! Это конкретный вклад в развитие инфраструктуры района, это все делается ради людей, которым просто надоело терпеть дискомфорт в районе и которые решили, что с этим пора кончать!
– Да-да, пора кончать! – повторил Ершевский.
После этой фразы, на мой взгляд несколько двусмысленной, Ершевский сделал несколько шагов по путепроводу и сказал:
– Вот здесь, сейчас вы видите плоды конкретных дел. Вот здесь, сейчас... – тыкнул пальцем в середину моста Ершевский.
Фраза его оборвалась на полуслове, поскольку именно там, куда он указывал пальцем, примерно метрах в тридцати от собравшихся раздался оглушительный грохот, сопровождаемый огненной вспышкой. Одна из опор моста рухнула, и в перекрытии образовалась здоровенная дыра. Ершевский повернул голову на звук, с удивлением посмотрел в направлении своей вытянутой руки, которую от неожиданности забыл опустить и сказал:
– Эх, ни хера себе!
Все присутствующие обомлели. Большая половина людей раскрыла рты.
– Что это? – раздался сзади меня голос Гайдука.
Я тоже очнулся от забытья и, подбежав к Ершевскому, оттащил его от путепровода в сторону толпы. После чего со своими подчиненными отправился осматривать место происшествия. В сущности, мы тупо смотрели на образовавшийся в путепроводе проем, соображая, что это могло быть. Первым этот вопрос озвучил появившийся сзади нас Гайдук:
– Это случайность или провокация? – спросил он.
Я вспомнил предостережение Приятеля и взял на себя смелость ответить:
– Однозначно провокация. Уверен, что это мина.
– В таком случае... – начал было Гайдук.
– В таком случае, – взял я инициативу в свои руки, – нам нужно отсюда сваливать и вызывать милицию.
В этот момент мы обратили внимание, что толпа активно заволновалась и стала предъявлять претензии Ершевскому типа „какого хрена...“ и „что это за фокусы?“.
– Вы уверены, что это мина? – переспросил меня Гайдук.
– Однозначно, – сказал я голосом В.В.Жириновского.
Гайдук устремился в толпу и стал уверенным голосом, с неким налетом трагедийности вещать избирателям о том, что на их глазах совершена провокация, в результате которой могли пострадать люди. Провокация направлена конкретно против присутствовавшего кандидата в депутаты Георгия Ершевского. Более того, не исключено даже, что это покушение на убийство кандидата: сделай Ершевский несколько шагов по мосту, и случилось бы непоправимое.
– А сейчас у вас, у избирателей, есть еще шанс исправить положение, проголосовав 17 октября на выборах за Георгия Ершевского, – с пафосом сказал Гайдук.
Произнеся эти слова, Гайдук пошел к машине, его примеру последовали все остальные, и через минуту кандидат вместе со своим штабом ретировались с места происшествия. Навстречу удаляющемуся кортежу уже летел воющий и мигающий милицейский „уазик“, который кто-то вызвал по сотовому.
Битых два часа я провел в общении с представителями правоохранительных органов, которые допросили большинство присутствовавших. Прибывшие криминалисты принялись за работу, но уже после предварительного осмотра для них стало ясно, что причиной взрыва явилось взрывное устройство направленного действия, в результате чего была подорвана опора моста и образовалась дыра в проезжей части. Уже поздно вечером я рассказывал членам штаба Ершевского о заключениях экспертов. Кроме того, мне пришлось выслушать многочисленные упреки о том, что это моя недоработка. Упреки в значительной мере были справедливы, но я как мог защищался, ссылаясь на отсутствие опыта работы с взрывными устройствами и на то, что впервые имею дело с террористическими актами как таковыми. Я заверил собрание, что постараюсь не допустить подобных проколов в дальнейшем. Хотя в конце своих оправданий я философски заметил, что помешать убить человека, конечно, можно, но дать стопроцентной гарантии не может никто. Мое замечание отнюдь не порадовало окружающих.
Таким образом, вечер закончился на очень грустной ноте, и все быстро, как бы стесняясь друг друга, разбрелись по домам. Возвратившись домой, я стал общаться с Приятелем. Я заложил всю информацию о происшедшем в Борисычевом овраге с максимальными подробностями. Приятель никаких принципиально новых рекомендаций мне не выдал, приняв информацию к сведению.
Следующие два дня прошли в относительно спокойной обстановке, не считая того, что офис фирмы постоянно посещали представители органов МВД и прокуратуры. По факту взрыва было возбуждено дело. Несмотря на настаивании Ершевского на версии покушения на убийство, прокуратура отказывалась возбудить дело по этой статье, квалифицировав происшедшее как террористический акт, не подкрепляя свое решение серьезной аргументацией.
Официальные газеты, так же как и частные газеты противников запестрели сообщениями с грязными намеками на то, что странный взрыв, не причинивший никому вреда, кроме и без того потрепанного жизнью путепровода, был организован самим кандидатом в депутаты Ершевским с рекламными целями. Во всяком случае, среди возможных версий этого правонарушения последняя рассматривалась наиболее развернуто. „Живи и богатей“ ответила гневными эскападами о цинизме авторов подобных статей, для которых человеческая жизнь совершенно перестала представлять ценность.
Воскресенье прошло спокойно: решили не проводить встреч с избирателями, которые скорее всего занимались улаживанием дел на своих дачных участках (готовя дачи к зиме), и об избирательных участках даже и не помышляли. По домам штаб разбежался где-то в обед, кроме Тополянского и Столярова, которые „зацепились за бухало“ прямо на рабочем месте. Евгений активно сватал меня присоединиться, однако я сослался на плохое самочувствие, чем добил его окончательно. Это было вызвано тем, что Женя свое плохое самочувствие лечил исключительно этим способом. Столярову же вообще не был понятен этот термин и его содержание.
В очередной раз решив отдохнуть перед бурной, и как показали последние события, полной опасности рабочей неделей, я немного полетал в „Винг коммандер“ и улегся смотреть телевизор. За этим благостным занятием я слегка задремал. Разбудил меня не писк отключенного телевизора, а звонок по сотовому телефону. Было десять часов вечера. Подняв трубку, я ответил:
– Да, – готовый спокойно выслушать любые угрозы о членовредительстве. Но то, что я услышал, меня действительно поразило.
Голос Гайдука сухо и четко объяснил мне:
– Убит кандидат в депутаты Филимонов.
– Где, когда?
– Недалеко от бара „Северный“ сегодня час назад.
– Как это случилось?
– Его зарезали, – сухо ответил Гайдук.
– Далось вам всем это слово! – не выдержал я.
– Не понял, – быстро сказал Гайдук.
– Нет, нет, это я о своем... – несколько рассеянно заметил я.
– Каковы будут наши действия? – спросил меня начальник штаба.
– Дайте мне подумать десять минут. Я перезвоню.
Положив трубку, я отправился к Приятелю и сообщил ему о случившемся. Приятель, чуть-чуть погудев, ответил:
НА МЕСТО ПРЕСТУПЛЕНИЯ ЕХАТЬ НЕТ СМЫСЛА. ФАКТ ПРИСУТСТВИЯ МОГУТ ИЗВРАТИТЬ ПРОТИВНИКИ. ВСЯ ИНФОРМАЦИЯ О ПОДРОБНОСТЯХ УБИЙСТВА БУДЕТ ПОЛУЧЕНА ЗАВТРА ИЗ БАЗЫ ДАННЫХ УВД. НЕОБХОДИМО ПОДГОТОВИТЬ НЕКРОЛОГ И СТАТЬЮ С СОБОЛЕЗНОВАНИЯМИ ЕРШЕВСКОГО ПО ПОВОДУ ТРАГИЧЕСКОЙ ГИБЕЛИ СОПЕРНИКА. ОПТИМАЛЬНО СДЕЛАТЬ ЭТО НЕ САМЫМИ ПЕРВЫМИ СРЕДИ КАНДИДАТОВ.
После этого Пентиум еще раз предупредил меня о возможных ПРОВОКАЦИЯХ В ОФИСЕ „КОРАБЛЯ ИШТАР“, в связи с этим мне необходимо
1. УДАЛИТЬ ИЗ ОФИСА ВАЖНЕЙШУЮ ДОКУМЕНТАЦИЮ. 2. ЯРОВОМУ НЕ ПОЯВЛЯТЬСЯ В ОФИСЕ НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ.
3. ЕРШЕВСКОМУ СРОЧНО ПОЛУЧИТЬ В ИЗБИРКОМЕ УДОСТОВЕРЕНИЕ КАНДИДАТА В ДЕПУТАТЫ (ЛУЧШЕ ЗАВТРА ДО 9 ЧАСОВ УТРА).
Я позвонил Яровому и сообщил, что ему нужно затаиться на несколько дней и связываться с офисом по телефону. Он тут же заинтересовался, чем вызваны такие меры предосторожности. Я не стал конкретизировать, ссылаясь на то, что говорю по телефону. Яровой был удивлен, но настаивать на подробностях не стал.
Затем я связался с Гайдуком и сообщил ему в общих чертах план действий, основанный на пожеланиях Приятеля. Он без лишних вопросов принял это за основу и категорическим тоном сообщил мне, что завтра в семь часов утра он будет в окружной избирательной комиссии и вырвет яйца ее председателю, если тот не выдаст ему на руки удостоверение Ершевского до девяти утра. Никакой жалости к председателю лично я не испытал и пожелал Гайдуку доброй ночи. В ответ тот заявил, что мой юмор окрашен в черный цвет и попрощался.
Утром в понедельник я был в офисе „Корабля Иштар“ уже в восемь часов, готовый к тому, что в любой момент могут нагрянуть непрошенные гости.
Час прошел в нервном ожидании информации из избиркома от Гайдука. Я несколько раз звонил туда, но никто не брал трубку. В половине девятого в офисе собрались почти все. Без семи девять томительное ожидание закончилось.
Непрошенные гости прибыли.
Явление прибытия было впечатляющим. Сначала в металлическую дверь позвонили, и Вова, посмотрев в глазок и заметив там сухощавого паренька в кожаной куртке с папкой под мышкой, открыл дверь. Паренек вежливо спросил:
– Это офис фирмы „Корабль Иштар“?
– А вам кого надо? – начал свою лебединую песню Вова.
Пропеть все ее куплеты ему сегодня было не суждено, поскольку как только прибывший молодой человек произнес фразу „Я из налоговой полиции“, подъехавшие неизвестно откуда к крыльцу фирмы „уазик“ и несколько „Жигулей“, явили свету божьему десятка полтора людей в камуфляже, которые с автоматами и дубинками наперевес устремились к дверям фирмы, сметя на своем пути мужественно встретившего их грудью Вову и пройдясь по нему как по праздничной ковровой дорожке. Вова стоически терпел это до тех пор, пока один из них, может быть, случайно, наступил ему на интимное место. Офис фирмы разорвал отчаянный крик, напоминавший вопль голодного людоеда. Все поняли, что начался очередной этап избирательной кампании.