Деньги тогда текли у него сквозь пальцы, и, вернувшись к сестре, у которой оставил краденые вещи, он даже не спросил у неё, кому и за сколько она их продала.
Их с напарником взяли через несколько недель. Следователь собрал неопровержимые доказательства, провёл даже очную ставку с сочинским покупателем транзистора. Тот, оказывается, сдал радиоприёмник в московский комиссионный магазин.
Не назвал Балабан только Анну. И вот тебе благодарность — рубль… Балабан выпил на этот рубль стакан портвейна и купил сигарет. У него не осталось денег даже на воду. А ему так хотелось выпить холодного бочкового пива. У Балабана даже пальцы задрожали, когда вспомнил его вкус.
Пиво продавали в киоске в боковой аллее парка. Балабан представил, как сдунет пенную шапку с кружки, и решился. Медленно встал, потянулся и направился к киоску.
В будний день тут не было очереди — стояли лишь три-четыре человека. Лёха опёрся спиной о шершавый ствол каштана, под которым стоял киоск, начал наблюдать. Вскоре к киоску подошёл парень. Балабан тронул его за плечо.
— Поставь кружку, — подмигнул, — когда-нибудь отблагодарю…
Тот отстранился.
— Ещё чего захотел! — пренебрежительно усмехнулся парень.
Этого уже Балабан не мог стерпеть: высунул из рукава лезвие ножа так, чтобы видел только парень.
— Поставишь? — спросил угрожающе.
Тот посерел, оглянулся на двух пожилых мужчин, пивших пиво в нескольких шагах, но те стояли спиной к ним. Жалобно улыбнулся буфетчице.
— Две… — еле выдавил из себя.
Буфетчица равнодушно выставила кружки — какое ей дело, кто кого угощает, пивной киоск — не павильон минеральных вод: тут всего и насмотришься, и наслушаешься…
Парень подвинул Балабану кружку, и тот едва удержался, чтобы одним духом не опорожнить её, однако злорадно усмехнулся и вылил пиво на землю.
— Что даёшь, падло! — ткнул пустой кружкой парня в подбородок. — Муха, не видишь? Заказывай ещё!
— Извините… — пробормотал тот. — Не было никакой мухи…
— Ну! — сверкнул глазами Балабан.
— Ещё к-кружку… — попросил парень.
На этот раз Балабан выпил. Хотелось заказать ещё, но увидел: к киоску направляется мужская компания. Толкнул парня в бок.
— Спасибо, — подмигнул, искоса бросив взгляд на буфетчицу.
И поспешил на берег реки.
Он нашёл тихую полянку среди кустов, растянулся на траве и незаметно заснул. Проснулся, когда уже стемнело. Домой идти не хотелось. От одной мысли об Анне и её косых взглядах стало тоскливо. Начнёт попрекать, что кормит его…
Балабан вспомнил, как беззаботно жилось ему в детстве. Отца он не помнил. Тот бросил их, когда Лесик был ещё младенцем. Мать, безумно любившая сына, работала с утра до ночи, чтобы её Лесик имел все, что пожелает. Балабан сызмальства привык ничего не делать. Мать кормила и одевала. А он слонялся по улицам с двумя-тремя такими же лоботрясами, как и сам. Учиться не хотел — сидел почти в каждом классе по два года и насилу кончил пятый класс. Вечерами перепродавал билеты у кинотеатра и уже в двенадцать лет начал курить и пить.
Мать не знала, что с ним делать. Соседки советовали ей обратиться в милицию. Но она и слушать не хотела — чтобы её Лесика таскали в милицию! — и пыталась купить привязанность сына мелкими подарками… Но это только ещё больше избаловало его.
Как-то Олексе с дружками не повезло с перепродажей билетов. Подростки уже привыкли к папиросам и вину. А денег не было. В двух кварталах на довольно тихой улице стоял киоск, за витринами которого заманчиво выстроились на полках бутылки. В тот вечер и произошла первая серьёзная кража, инициатором которой стал Балабан. А потом первое отбывание срока в колонии для несовершеннолетних.
Он вернулся домой через год, мать устроила его на работу. Однако Балабан работать не захотел. Связался с опытными преступниками.
Несколько краж остались безнаказанными, и Балабан поверил в свою счастливую звезду. Но угрозыск уже следил за ним, и скоро Балабана поймали с поличным.
Снова колония, потом, после отбытия срока, ещё… И вот он на свободе.
Балабан вышел по центральной аллее на многолюдные, залитые светом улицы. Постоял на пятачке у станции метро, с завистью глядя на хорошо одетых людей, выходивших из ресторана.
«Хоть бы четвертак, — думал с тоской. — Ну, два червонца…» Легонько кольнул себя остриём ножа в бок и побрёл обратно в парк…
На центральной аллее заметил пьяного, который шёл, покачиваясь и что-то мурлыча себе под нос. Уже хотел остановить в тёмном месте, да вовремя увидел на противоположной стороне аллеи молодую пару под развесистой липой. Дальше было людно — повернул обратно, выругавшись. В конце концов, у этого пьянчужки, должно быть, денег нет…
Балабан слонялся по аллее допоздна, пока из летнего ресторана не начали расходиться последние посетители. Остановился за шашлычной у дорожки, ведущей к реке, надеясь, что, может быть, какая-нибудь нетрезвая пара свернёт туда. Но вдруг из-за поворота выскочил милицейский мотоцикл с коляской и остановился рядом. Балабан повернулся к милиционерам спиной и медленно двинулся следом за весёлой компанией, вышедшей из ресторана. Так он добрался до асфальтированной дорожки, круто сворачивавшей ещё к одному летнему ресторану. За спиной снова зарокотал мотоцикл, и Балабан инстинктивно спрятался в кустах в нескольких шагах от дорожки.
— Ты покарауль тут, Омельченко, а мы посмотрим, что делается в ресторане! — приказал кто-то хриплым голосом, очевидно старший патруля.
Мимо Балабана шли двое. Он невольно прижался к стволу ясеня. Сердце бешено билось от страха.
Стук каблуков затих, и Балабан успокоился. В конце концов, чего ему бояться? Ничего он не сделал, даже не пьян. Правда, он нездешний. Но что из этого? Приехал в гости к родным, разве это запрещено?
И все же какой-то страх лежал в груди и мешал свободно дышать, раздвинуть кусты и выйти независимо, не обращая внимания на патрульного, сидевшего почти рядом на мотоцикле. Очевидно, это был извечный страх преступника перед стражами порядка.
Милиционер закурил и приятный запах табака защекотал Балабану ноздри.
Он бесшумно выскользнул из кустов, сделал два шага по асфальтированной дорожке.
— Товарищ милиционер…
Тот оглянулся.
— Там… кто-то стонет, слышите? — с притворным возбуждением сказал Балабан.
Милиционер встал с мотоцикла, постоял, прислушиваясь.
— Может, кого-то там… — убеждал Балабан.
Милиционер оторвался от мотоцикла, бросил окурок и, на ходу расстёгивая кобуру, пошёл навстречу незнакомцу бесшумной, лёгкой походкой.
— Где стонет? — вдруг донеслось до сознания Балабана, и он снова ткнул пальцем в кусты.
Теперь милиционер был совсем рядом, он ощупывал Балабана внимательным и недоверчивым взглядом, но тот не отвернулся и не смутился. Твёрдо произнёс:
— Там, в кустах, кто-то стонет… Я слышал не совсем ясно…
Милиционер шагнул под деревья, сделав незнакомцу знак следовать за ним. Это и погубило его. Балабан не стал ждать, пока милиционер углубится в кусты, он ударил финкой сразу, ударил изо всех сил — милиционер даже не успел крикнуть: захрипел, покачнулся и упал в кусты…
Балабан дрожащей рукой нащупал пистолет, сунул его в наружный карман пиджака и бросился вверх. Уже добравшись до аллеи, вспомнил, что оставил финку, метнулся назад, вытащил её, огляделся и, увидев, что никого вокруг нет, направился к лестнице, ведущей к верхнему парку.
Хотелось что есть сил бежать отсюда, но заставлял себя идти не спеша. На лестнице переложил пистолет во внутренний карман пиджака и, перепрыгивая через ступеньки, поднялся наверх.