— Мистер Грофилд не намерен каким — либо образом угрожать нашему союзу.
Девушка пожала плечами. Похоже, он не сумел убедить ее до конца. Она сидела, сложив руки на груди и упрямо надув губы. Двуколка свернула на улицу Людовика Святого и поехала по ней. Гостиница стояла в конце этой длинной улицы с односторонним движением. Марба поднялся и сказал:
— До встречи, Грофилд.
— Буду ждать.
Марба кивнул и легко спрыгнул с двуколки прямо на ходу. Грофилд помахал ему рукой, и коляска покатила дальше под стук подков по камню. Фигура Марбы исчезла из виду. За минуту мимо двуколки промчались три машины, и Грофилд подумал, что Марба, должно быть, в одной из них.
Девушка сидела все в той же позе и с тем же выражением лица. Она смотрела вперед, и взгляд ее был сердитым и укоризненным. Пытаясь заново сыграть сценку случайного свидания, Грофилд склонился к ней и проговорил:
— Вон тот мотель справа был построен в тысяча семьсот сорок шестом году индейцем племени алконкин в честь святой девы Гваделупской. В его подвалах хранится самая большая в мире коллекция глазных яблок замученных миссионеров. Ответа он не дождался. Девица продолжала яростно сверкать глазами.
— В чем дело? — спросил Грофилд. — Вы мне не верите?
Девица одарила его ледяным взглядом.
— Вы мне не нравитесь, — сказала она и снова уставилась в пространство.
— Как же так? — удивился Грофилд. — По пути туда все было очень славно.
Еще один ледяной взгляд.
— Если желаете знать, по пути туда я считала вас патриотом. Думала, вы трудитесь на благо своей страны из — за убеждений. Патриот может быть и моим недругом, если наши страны враждуют, но я по крайней мере его уважаю. Вы же никакой не патриот, вы здесь не по своей воле, и вам наплевать, что вы предаете собственную страну. Вас заботит только одно: вы сами; вам невдомек, что существуют вещи более возвышенные, чем ваша персона. Я презираю вас, мистер Грофилд, и не желаю больше разговаривать с вами. И не хочу, чтобы вы разговаривали со мной.
Она опять уставилась прямо перед собой.
— Когда — нибудь, мисс Камдела, мы с вами основательно побеседуем о патриотизме, — ответил Грофилд. — И о том, что важнее — патриотизм или преодоление личных затруднений. А пока я намерен позаботиться о собственной шкуре, нравится это вам или нет.
Весь остаток пути до гостиницы на Оружейной площади они молчали, и Грофилду вполне хватило времени, чтобы осознать, что, по сути дела, он ответил девушке невпопад.
Глава 11
Комната советников оказалась обыкновенным гостиничным номером на пятом этаже “Шато Фронтенак” и выходила окнами на задний двор. В ней было полным — полно открытых чемоданов, набитых электронной аппаратурой. В комнате сидели пять человек в рубахах с закатанными рукавами, и Грофилд, перекинувшись с ними несколькими словами, понял, что это граждане США, специалисты по электронному подслушиванию и частные сыщики, нанятые по случаю съезда. Грофилд с ухмылкой взглянул на Вивьен и сказал:
— У вас тут хватает патриотов из — за южной границы.
— Все нанимают себе в помощь технических служащих, — холодно ответила девица. — Никто не обязан любить своих работников. — До чего же вы скудоумны, — заявил Грофилд. Технический служащий, с которым он уже имел возможность поговорить, окликнул Грофилда из дальнего конца комнаты. Грофилд направился туда, сопровождаемый девицей. Техник уже ставил катушки на маленький японский магнитофон.
— Он включается от звука, — пустился в объяснения техник.
— Если все тихо, пленка стоит неподвижно. Поэтому запись звучит слитно, хотя в разговоре могли быть промежутки.
— Понимаю.
— Дайте — ка я найду нужное место, — техник нажал перемотку вперед, и несколько секунд они молча смотрели, как крутятся катушки. Потом парень включил пуск, и Грофилд услышал свой голос: “Ну, у нас, контрразведчиков, день ненормированный”.
— Это я разговариваю с Карлсоном, — сказал Грофилд. Нынче днем, после пробуждения.
— Правильно, — отозвался техник и, перемотав еще немного пленки, опять нажал на пуск. На сей раз донесся голос. Карлсона: “Это вам ничего не даст...”
— Слишком увлекся, — сказал техник и включил перемотку назад, а потом снова пуск. Грофилд услышал себя: “Только проверьте, заперта ли дверь, когда будете уходить”. “Разумеется”, — ответил голос Карлсона. Слышимость была хорошая, с легким эхо, заметно лучше, чем по телефону.
“Хотя какой толк от замков”, — донеслось ворчание Грофилда, сопровождаемое скрипом и хлопком двери. Потом что — то щелкнуло, и техник шепнул:
— Тут перерыв в разговоре.
Грофилд кивнул и опять прислушался к голосу Карлсона: “Это Генри, — щелчок. — Похоже, он чист. Камдела подослана Марбой, чтобы узнать, что он тут делает. — Щелчок. — Разумеется, он подозрителен, все тут подозрительны. Но если мы будем осторожны, он не свяжет Грофилда с нами. — Щелчок. — Ладно. Я тут за всеми присмотрю. Я буду наверху. — Щелчок. — Ладно”.
Затем послышался еще один щелчок, приглушенные шумы, возня, тихий звон металла. Грофилд растерянно взглянул на техника.
— Мы прослушали этот отрывок несколько раз, — сказал тот, — и думаем, что кто — то пытается открыть дверь в коридор. Она была заперта на задвижку?
— Нет.
— Значит, так и есть. Вскрывают замок. Слушайте. Грофилд услышал, как дверь тихонько закрылась. Техник сказал:
— Это Карлсон вошел то ли в ванную, то ли в сортир.
— Как жаль, что вы не поставили телекамеру, — насмешливо ответил Грофилд.
Техник принял его слова за чистую монету.
— Нам их не выдали, — сказал он. — Тихо! Вот он появляется на сцене. Слышите?
— Да. Что он делает? Выдвигает ящики?
— Ага, обыскивает номер, и на совесть. Мы, по правде сказать, даже боялись, что он найдет нашу аппаратуру.
— Однако он не нашел.
— Нет, мы ее надежно запрятали.
— Куда? — спросил Грофилд с невинным видом. Техник ухмыльнулся.
— Так я вам и сказал.
— Он считает себя большим умницей, — заметила Вивьен Камдела.
Техник удивленно взглянул на нее, и Грофилд пояснил:
— Влюбленные женщины сварливы.
Техник снова ухмыльнулся и прислушался к записи.
— Вот, сейчас, — сказал он.
Шумы напоминали возню в потревоженной крысиной норе.
Спустя несколько секунд открылась дверь, послышалось “ах!”, и какой — то новый голос произнес по — английски с очень заметным акцентом:
“Кто вы такой?”
“Я мистер Грофилд, — негодующим тоном ответил Генри Карлсон. — И это мой номер. Что вы тут делаете?”
“Никакой вы не Грофилд, — сказал вошедший. — Отвечайте без уверток. Кто вы?”
“Вы с этим поосторожнее, — произнес Карлсон. — Если он выстрелит, вся гостиница встанет на уши”.
“Он мне не понадобится, — прихвастнул голос. — У меня есть вот это”.
— Наверное, нож, — шепнул техник.
Грофилд нетерпеливо кивнул, он уже все понял. Карлсон произнес:
“Что ж, понимаю. Вам нет нужды меня запугивать, это вам ничего не даст. Мы оба не имеем права находиться здесь. Вы ведь тоже не Грофилд”.
“Что это у вас там?” — подозрительно спросил голос.
“Книга, — ответил Карлсон. — Захватил с собой по привычке. Видите, в ней ничего не спрятано. Эй, ради Бога!”
Незнакомый голос забормотал что — то на непонятном языке. Скорее всего, это была ругань. Донесся шум возни, стук, потом Карлсон, будто начав что — то объяснять, произнес: “Вы...” Мгновение спустя он закашлялся, донеслись глухие удары, а затем щелчок, после которого послышался голос Вивьен Камдела: “Карлсон мертв. Второго тут нет. Непохоже, чтобы...” Техник остановил пленку.