– Нерпа есть, – коротко ответил Кагот. – Только разводья далеко от берегового припая, полдня надо идти до открытой воды.
По внешности Анемподист Парфентьев одинаково мог быть отнесен и к русским и к чукчам. Черты обоих народов присутствовали в его внешности как-то раздельно. Глаза узкие, а нос крупный, не такой, как у местных жителей. Кожа светлая, волосы же иссинячерные, прямые, вылезающие из-под легкого, надеваемого под большой меховой капюшон малахая.
Кагот достал изогнутый кусок оленьего рога и принялся выбивать из торбасов снег. Он это делал очень тщательно, чтобы в обуви, особенно между подошвой и верхней меховой частью, не осталось ни одной снежинки. Тогда торбаса прослужат долго и не будут промокать. Пока выбивал снег из одежды, думал, что за народ прибыл.
Если это тангитаны, то почему они не остановились у норвежских путешественников?
С неспокойным сердцем Кагот вошел в чоттагин.
Новоприбывшие гости сидели у огня и пили чай,
– Здравствуй, хозяин! (Анемподист перевел русские слова) – сказал тот, что помоложе, с желтыми волосами, в которых причудливо плясал огонь от костра.
Кагот, молча кивнув, уселся рядом на китовый позвонок.
Каляна втащила нерпичью тушу и положила ее возле костра, чтобы она быстрее оттаяла. Острым женским ножом с широким лезвием – пекулем – она вырезала наполненный ледяной жидкрстью глаз и, слегка надрезав, подала Айнане, с вожделением ожидавшей самое сладкое чукотское лакомство. Кагот придвинул к себе закопченный чайник и взял свою чашку, оплетенную тонкими ремешками.
Он сделал несколько больших глотков, чувствуя, как тепло начинает проникать в него. Только после этого он степенно спросил:
– Далеко ли держите путь?
– Едем мы издалека, с Анадыря-реки, уже давненько, как только выпал первый снег, – ответил Анемподист. – Алексей Першин, – он кивнул в сторону желтоволосого товарища, – остается здесь, в вашем селении, а мы с Николаем Терехиным двинемся далее, к устью Колымы, а оттуда в Островное, поближе к ламутскому народу.
Терехин на вид был много старше Першина, черноволосый, с маленькими, аккуратно подстриженными усиками. Он был очень худой, и скулы на его щеках, казалось, вот-вот прорвут тонкую кожу.
– По каким делам путешествуете? – спросил Кагот, помня те слова, которые ему успела шепнуть Каляна.
– Главное наше дело в том, чтобы передать людям Чукотки весть о том, что в России победила социалистическая революция и установилась власть трудового народа в лице главной политической силы – партии большевиков, – ответил Алексей Першин, и эти слова в устах Анемподиста Парфентьева прозвучали на чукотском языке так:
– Большая новость путешествует сейчас с нами; во всей российской земле самые бедные стали самыми сильными.
– Как это им удалось? – удивился Кагот.
– Что удалось? – переспросил Анемподист.
– Бедным стать самыми сильными?
– Под руководством новых людей, – объяснил Анемподист, – большевиков.
– А кто эти большевики? – продолжал допытываться Кагот.
– Из бедных – мудрейшие! – ответил Анемподист.
В его устах длинные фразы русского удивительным образом сокращались, вмещались в два-три чукотских слова.
– Ничего не пойму, – пожал плечами Кагот. – Какие же они мудрейшие, если они до сих пор терпели власть богатых? Или они неожиданно прозрели?
– Вот именно так – прозрели, – кивнул Анемподист. – С помощью большевиков.
Кагот догадался, что Анемподист сам не больно много знает о новой власти и в особенности о большевиках, и подумал про себя: зачем этому анадырскому чуванцу вмешиваться в дела тангитанов? Наверное, они сами разберутся между собой, где у них власть бедных, а где сила богатых. Но вслух об этом не сказал.
Он вышел из яранги и принес большой котел, куда налил свежей, натаянной из пресного льда воды, чтобы сварить в нем нерпичье мясо.
Но, как оказалось, Анемподист еще не все сказал про новые дела тангитанов. Он продолжал:
– Алексей Першин остается здесь не только представителем новой власти, а также учителем…
– Учителем? – Кагот с любопытством поглядел на русского. Покойный Амос, чье имя теперь носил сосед, был куда старше, когда его стали называть учителем.
– Не гляди, что он такой молодой, – заметив иронический взгляд Кагота, сказал Анемподист. – Все люди новой власти – люди молодые, потому что сама власть молодая.
– Ну понятно, – кивнул в знак согласия Кагот, – молодые всегда бедные, откуда им накопить за короткое время богатства? Но откуда у него мудрость, чтобы стать учителем?
– Он знает грамоту…
– Многие тангитаны знают грамоту, – заметил Кагот, который еще не так давно всерьез полагал, что умение наносить и различать следы человеческой речи на бумаге такая же природная и естественная особенность тангитана, как его белая кожа и обильная растительность на лице.
– Знание грамоты он хочет передать нашему народу, чтобы открыть путь к мудрости, – продолжал Анемподист.
– К какой мудрости? – спросил Кагот, вспомнив, как сегодня на морском льду в одиночестве он размышлял о том, куда девается прошлое и чем питаются внешние силы. Неужто этот молодой огненноволосый молодой человек знает такие вещи?
– Ко многим знаниям, – уклончиво ответил Анемподист и недовольно заметил; – Ты много задаешь вопросов, а этого и тангитаны не любят. Ты больше слушай, и тогда будет хорошо. Главное – они обещают щедро торговать!
Каляна приступила к разделке подтаявшей нерпы. Сначала она сделала надрез по всей длине туши от горла до задних ластов. От срединного разреза повела два, отходящих к передним ластам, а затем пластом сняла больше половины нерпичьей шкуры вместе с толстым слоем жира, обнажив черно-красное мясо. Дальше она вскрыла грудную клетку и, отрезая лакомые куски, принялась заполнять висящий над костром котел.
В чоттагин вошел Амос. Он поздоровалсяс Каготом и сказал:
– Это я послал гостей к тебе. Тут просторнее да малышка только одна, а из-за моих двух сорванцов гости не смогут хорошенько отдохнуть.
– Слыхали ли они что-нибудь о революции? – спросил через Анемподиста Николай Терехин.
– Мы слышали, что тангитаны дерутся между собой, что Солнечного владыку скинули, что никак без него не поделят власть, – ответил Амос, – а больше новостей в нашей стороне не было.
– Мы представляем революцию, – значительно заявил Терехин. – Революцию, которая совершена на благо трудовому народу.
– Это хорошо, – кивнул Амос.
– Что хорошо? – спросил Першин, немного понимавший по-чукотски.
– Хорошо, что будет хорошо работающим людям, – пояснил свое одобрение Амос и тут же спросил: – А те, кто не работает? Каково им будет?
– Те не будут есть, – пояснил сам Анемподист. – Так сказано в главном законе революции, установленном Карлом Марксом.
– Да-а? – с оттенком огорчения протянул Амос. – Что же, им дохнуть с голоду?
– Выходит, так, – кивнул Анемподист.
Амос с тревогой посмотрел на Кагота и перевел взгляд на Айнану, которая не спускала глаз с Каляны.
А Каляна тем временем поставила на низкий столик длинное деревянное блюдо – кэмэны, – сняла с крюка закипевший котел и большой деревянной ложкой вывалила на блюдо дымящееся, горячее нерпичье мясо.
Все молча принялись за еду. И Терехин и Першин, видать, не были новичками в чукотской трапезе. Они ловко орудовали ножами, отрезая большие куски, со вкусом обгладывали ребрышки.
Когда пришло первое насыщение, Амос глубоко вздохнул и вернулся к предмету разговора.