Но неужели вы серьёзно считаете, что капитан Андрополус мог преднамеренно...
– Я ничего не могу сказать в отношении капитана Андрополуса. Единственное, я знаю, что он может оказаться негодяем, двойным агентом, каких сейчас на море хватает. Хотя я готов обдумать любое идиотское решение наших вопросов, я всё‑таки не могу примириться с мыслью о том, что капитан может пожертвовать своим судном, даже ради любой воображаемой цели. Но люди, для которых «Аргос» ничего не значит, могут с легкостью пойти на это. Было бы также интересно узнать, не набирал ли Андрополус в Мурманске новых членов команды, каких‑нибудь земляков, которым удалось спастись, когда их судно пошло ко дну. К сожалению, и Андрополус, и члены его команды говорят только по‑гречески, и никто больше на борту моего корабля греческого не понимает.
– Я говорю немного по‑гречески, только чуть‑чуть, в размере школьной программы. Просто английские средние школы уделяют значительное внимание греческому, но я почти всё забыл. Впрочем, от этого всё равно было бы мало толку, даже если бы выяснилось, что кто‑то – один или несколько человек были набраны в команду «Аргоса» в Мурманске. Они сразу же все будут строить из себя обижённых и заявлять, что они вообще не понимают, о чём мы говорим. Что можно поделать в таком случае?
Ульбрихт ненадолго замолчал, а потом вдруг произнёс:
– Русские судоремонтники.
– Что русские судоремонтники?
– Те, что устраняли повреждение вашего корпуса и приводили в порядок ваш лазарет. В особенности те, что чинили корпус.
– Ну и что с ними такого?
– Минутку. – Ульбрихт вновь задумался. – Я не знаю, где и как на «Сан‑Андреасе» искать подозрительные обстоятельства, но я абсолютно уверен в том, что начинать надо с новых членов вашей команды.
– Почему вы так считаете? Говорите всё. Меня, напоминаю вам, удивить невозможно.
– Вы получили повреждение корпуса, когда «Сан‑Андреас» подошёл к борту тонущего корвета, прежде чем вы потопили его артиллерийским огнем. Правильно?
– Правильно.
– Как это произошло?
– Не знаю. Ни торпед, ни мин, ничего подобного. С одной стороны корвета был эсминец, который снимал его команду, а мы – по другую сторону – снимали тех, кто уцелел на тонущей русской подводной лодке.
Внутри корвета раздалось несколько взрывов. В результате одного разнесло паровой котел, другие повредили пороховой погреб, разнесли пушки, а затем в трюме возник пожар. Примерно в это время мы и получили повреждение корпуса.
– Думаю, что всё произошло совсем иначе. Мне кажется, что кто‑то из членов вашей команды, из людей, которым вы доверяете, что‑то взорвал в трюме, в балластном пространстве по левому борту. Этот неизвестный точно знал, какой мощности должен быть заряд, чтобы судно не пошло ко дну, но получило бы вполне серьёзные повреждения и вынуждено было бы направиться в ближайшим порт на ремонт, в нашем случае – в Мурманск.
– Что же, в этом есть какой‑то смысл. Так действительно могло произойти. Но ваши слова меня всё равно не убеждают.
– А когда вы были в Мурманске, кто‑нибудь видел, каковы размеры повреждений в корпусе?
– Нет.
– А кто‑нибудь пытался это сделать?
– Да. Мистер Кеннет и я.
– Но, как ни странно, вам это не удалось. Не удалось, потому что вам не разрешили это сделать.
– Да, действительно так и было. Откуда вы узнали?
– Повреждённую часть корпуса, которую решили ремонтировать, покрыли просмоленной парусиной, так?
– Да, так.
Маккиннон помрачнел.
– А какие‑нибудь объяснения вам дали?
– Избегать ветра и снега.
– А это каким‑нибудь образом может повлиять на повреждения?
– Очень незначительно.
– Вы просили разрешения поднять парусину и посмотреть, что за повреждения?
– Да, просили. Нам не дали это сделать. Сказали, что это слишком опасно и только будет мешать работе судоремонтников. Мы не стали спорить, потому что считали, что это не важно. Причин думать иначе у нас не было. Если бы вы имели дело с русскими, то должны были бы знать, как они могут быть упрямы, когда дело касается самых странных вещей. Кроме того, они оказывали нам любезность, а у нас не было оснований для подозрений. Ну ладно, ладно, лейтенант, нечего мне доказывать, что дважды два четыре. Для того чтобы понять, что пробоина в корпусе возникла в результате взрыва изнутри, не надо быть инженером или металлургом.
– А вам не показалось странным, что второе повреждение корпуса произошло точно в том же самом отсеке, в балластном отделении?
– До данного момента не казалось. Наши любезные – наши, а не ваши – любезные союзники почти наверняка оставили там заряд с достаточно длинным бикфордовым шнуром. Вы правы, лейтенант.
– Так что нам остается только одно: выяснить, кто из членов вашей команды разбирается во взрывчатке. Вам известно подобное лицо, мистер Маккиннон?
– Да.
– Что? – Ульбрихт приподнялся на локте. – Кто же это?
Маккиннон посмотрел в сторону палубы.
– Уже какой‑то толк. – Ульбрихт опустился вновь на койку. – Большой толк.
Глава 6
Было чуть позднее десяти часов утра, когда снег пошёл вновь.
Маккиннон провёл в капитанской каюте ещё пятнадцать минут и ушёл только тогда, когда заметил, что у лейтенанта слипаются глаза. Затем он переговорил по очереди с Нейсбаем, Паттерсоном и Джемисоном, который опять руководил работами по укреплению надстройки. Все трое согласились, что Ульбрихт почти прав в своих предположениях, только толку от этого никакого. Когда Маккиннон вернулся на мостик, шёл густой снег.
Он осторожно попытался открыть боковую дверь, но сила ветра была такова, что её вырвало у него из рук. Снег шёл под углом, чуть ли не параллельно палубе. Что‑то разглядеть сквозь него было невозможно, но, повернувшись к нему спиной, в сторону носа, боцман смог разглядеть, как меняется характер волн. При первых проблесках рассвета уже было видно, что это не ровные ряды, а вспенивающиеся, вздымающиеся вверх стены, которые, достигнув определённой высоты, рушились, превращаясь в бесформенные пузырьки. Палуба под его ногами задрожала. Холод стал невыносимым. Маккиннон с трудом закрыл дверь, возвращаясь на мостик.
Он перекидывался отрывочными фразами с Трентом, стоявшим за штурвалом, когда раздался телефонный звонок. Звонила сестра Моррисон.
Она сказала, что готова идти к лейтенанту Ульбрихту.
– Я бы не советовал вам этого делать, сестра. Наверху штормит. Время сейчас не для прогулок.
– Должна напомнить вам, что вы мне обещали, – произнесла она голосом благовоспитанной девушки.
– Я это помню. Просто погодные условия несколько изменились.
– Ну, право, мистер Маккиннон...
– Иду, иду. Пеняйте на себя. Когда он проходил через палату В, Джанет Магнуссон посмотрела на него с неодобрением.
– Госпиталь – не место для ряженых.
– Да я просто мимо проходил. Выполняю миссию милосердия. Так, по крайней мере, считает ваша крепколобая подружка.
Выражение лица сиделки Магнуссон несколько смягчилось.
– Значит, идете к лейтенанту Ульбрихту?
– Ну к кому же ещё? Самое главное, что я его уже видел, и он показался мне вполне здоровым. Просто она чокнулась.
– Вся беда в том, Арчи Маккиннон, что вы не способны на тёплые, человеческие чувства.