– Думаю, нет нужды торопиться, Джанет, – сказал Маккиннон. – В ту дверь уже колотят целых пятнадцать минут, а ответа никакого. Это может что‑то значить, а может и вообще ничего не значить. Дело в том, что не было смысла ломать ту дверь, пока там под рукою был врач и пока доктор Синклер не закончил свой обход.
– Вы хотите сказать, Арчи, что тем, кто находится в той палате, помощь врача не понадобится?
– Надеюсь, что я не прав, но боюсь, что так и есть.
Она тяжело опустилась на свою постель.
– Значит, я ничего не поняла. Простите меня.
– Извиняться не за что.
Маккиннон повернулся и прошёл в палату А. Первым человеком, привлекшим его внимание, оказалась Маргарет Моррисон. ещё более бледная, чем Джанет Магнуссон, она сидела на стуле за своим столом, а сестра Мария осторожно перевязывала ей голову. Однако Маккиннон пошёл не к ней, а в дальний правый конец палаты, где находились кровати лейтенанта Ульбрихта, Боуэна и Кеннет. Лейтенант сидел на постели, а Боуэн и Кеннет лежали пластом.
– Ещё три жертвы, – сказал доктор Синклер. – Я бы сказал, случайное невезение. В то время как взрывная волна в палате В прошла прямо, здесь она, похоже, несколько отклонилась...
Маккиннон посмотрел на Ульбрихта.
– Что с ним?
У Ульбрихта была перевязана шея.
– Ему повезло, – сказал Синклер. – Просто чертовски повезло. Кусочек шрапнели – видимо, острый как бритва – прошёл через шею. ещё четверть дюйма вправо и он бы перерезал сонную артерию. И тогда бы нам пришлось говорить о лейтенанте Ульбрихте как о покойнике.
Ульбрихт посмотрел на Маккиннона. Его лицо не выражало никаких эмоций.
– Насколько я помню, вы послали нас сюда ради нашей собственной безопасности?
– Я тоже так считал и был уверен, что весь свой огонь они направят на мостик. Я не извиняюсь, поскольку считаю, что расчеты мои были верны, просто боевой расчет подводной лодки впал в панику. Я уверен, что Клаусен не давал распоряжения стрелять в корпус.
– Клаусен?
– Да, обер‑лейтенант. Капитан. Кстати, выжил, хотя находится в довольно плачевном состоянии.
– Сколько человек смогли спастись?
– Шестеро.
– А остальных вы отправили на дно?
– Да, виновная сторона, если это вы имеете в виду, хотя я не особенно чувствую себя виноватым. Но я несу ответственность, да.
– Думаю, что это можно сказать о нас обоих. Несём ответственность, но не виновны.
Ульбрихт пожал плечами и, похоже, больше был не склонен продолжать разговор. Маккиннон подошёл к постели капитана.
– Сожалею, что приходится слышать, что вы вновь пострадали, сэр.
– Не только я, но и Кеннет. Оба получили ранения в левое бедро.
Доктор Синклер убеждает меня, что это только царапина, но мне что‑то не верится. Я хочу сказать, что по ощущению на царапину не похоже. Ну что ж, Арчи, мой мальчик, вы всё‑таки сделали это. Я знал, что вы сможете это сделать. Если бы не эти чертовы бинты, я бы пожал вам руку и поздравил. Вы можете гордиться собой.
– Я так не считаю, сэр. С другой стороны, если бы им удалось спастись и добраться до запечатанного отделения, они не стали бы жалеть своих жизней... и тогда... мы бы покоились на дне Норвежского моря.
– Так оно, конечно, так. Но укорять себя, Арчи, не следует. Они или мы. Неприятно, но вопрос может стоять только так. – Боуэн быстро сменил тему разговора:
– Мы, кажется, набираем скорость, да? Как я понимаю, носовая часть пострадала незначительно.
– Напротив, сэр. Там огромная дыра. Но большой кусок обшивки подводной лодки закрыл эту дыру. Будем надеяться, что он там и останется.
Там огромная дыра. Но большой кусок обшивки подводной лодки закрыл эту дыру. Будем надеяться, что он там и останется.
– Нам остается только молиться, боцман. Иного выхода у нас нет. Вне зависимости от того, как вы сами себя чувствуете, каждый человек на борту этого корабля у вас в долгу.
– Я навещу вас позже, сэр.
Он повернулся, посмотрел на Маргарет Моррисона, а затем на доктора Синклера.
– Её сильно задело?
– Довольно сильно, но ничего серьёзного. Она как раз сидела на постели капитана Боуэна, когда раздался взрыв. Её задело дважды. Довольно глубокое ранение в верхней части правой руки и незначительная царапина на лбу, сестра Мария только что закончила бинтовать.
– Ей предписан постельный режим?
– Да. Но как я ни настаивал, все напрасно. Больше я и пытаться не буду. Может быть, вы попытаетесь?
– Нет, благодарю вас покорно.
Маккиннон подошёл к девушке, которая обратила на него укоризненный взгляд карих глаз, слегка затуманенных от боли.
– Это ваша вина, Арчи Маккиннон.
– Точно так же сказала и Джанет, – со вздохом произнёс Маккиннон. – Невозможно всем угодить. Очень, очень сожалею.
– И будете жалеть, и не только за это. Физическая боль, чтоб вы знали, ничто по сравнению с болью душевной. Вы обманули меня. Наш горячо уважаемый боцман на самом деле является тем, в чем обвинял меня, – выдумщиком.
– О, господи. Многострадальный боцман вновь предстал перед судом. И что же я сейчас не так сделал?
– Не только то, о чём я уже упомянула, но вы заставили меня почувствовать себя полной дурой.
– Вот как? Ничего подобного я не делал.
– Нет, делали. Помните, на мостике вы сказали – шутя, конечно, – что вы можете сражаться с подводной лодкой только ведя огонь черствым хлебом и гнилой картошкой. В общем, что‑то вроде этого.
– Ага.
– Вот именно – ага! Помните ту эмоциональную сцену на мостике – эмоциональную с моей стороны, когда я говорила, что меня тошнит от дурацких разговоров, когда я умоляла вас сражаться и сражаться с ними. Вы же это помните?
– Да, кажется, помню.
– Кажется! Вы уже тогда решили, что будете сражаться с ними, разве не так?
– Допустим, да.
– Допустим, да, – передразнила она его. – Вы уже тогда приняли решение протаранить эту лодку.
– Да.
– Так почему вы не сказали мне этого, Арчи?
– Потому что вы могли случайно проболтаться об этом кому‑нибудь, а тот человек – Невидимке, который сделал бы всё возможное, чтобы об этом стало известно капитану подводной лодки, и тогда, уверяю вас, лодка встала бы в такое положение, что у нас не было бы возможности её протаранить. Вы могли даже, совершенно не зная об этом, проболтаться самому Невидимке.
Она даже не попыталась скрыть боль в своих глазах.
– Значит, вы мне не доверяете. А утверждали обратное.
– Я вам абсолютно доверяю, и повторяю вам это.
– Тогда почему...
– Причин много. Тогда вы были сестрой Моррисон. Я не знал, что есть ещё Маргарет Моррисон. Теперь мне это известно.
– Т‑так! – Она сжала губки, затем улыбнулась, явно успокоившись. – Теперь всё ясно.
Маккиннон оставил её, присоединился к ожидавшим его доктору Синклеру и Джемисону, и они втроем прошли к послеоперационной палате. Джемисон нес электродрель, молоток и несколько деревянных колышков.
– Вы видели входное отверстие от снаряда, – спросил Джемисон, – когда осматривали носовую часть?
– Да, видел. Оно примерно на дюйм‑два выше ватерлинии.