Но, похоже, живое любопытство на обычно
замкнутом лице Кольцова поощрило Ясногорова к откровенности.
— Скажем так... —произнес он.
— Имеет ли право партия судить своего члена за то, что сама практикует с первого дня своего прихода к власти? Ведь физическое уничтожение
противников было для нас методом и захвата власти, и удержания ее на протяжении всей нашей истории. Партократия ради своего выживания убила
Берию, свергла Хрущева и так далее. А теперь — стреляла в Горячева. Следовательно, Партийный Трибунал должен сначала определить, насколько
Батурин является продуктом партийного воспитания, а уж затем думать о приговоре. Однако теперь после этой публикации в "Правде" даже обсуждать
такие вопросы нелепо! — Ясногоров сделал презрительный жест в сторону свежего номера "Правды", лежащего на столе у Кольцова.
Некоторое время Кольцов рассматривал Ясногорова в полной тишине изумления, как рассматривал бы полярный медведь залетевшего на льдину
жирафа. Вот те и раз — покушение Батурина — это результат партийного воспитания!... Значит, вот это и есть та новая партийная молодежь, которая
открыто именует себя "неокоммунистами", как бы открещиваясь от всех прочих коммунистов — "ленинцев", "сталинцов", "брежневцев" и даже
"горячевцев"? Да он и одет по моде этих „новых коммунистов" — под разночинца XIX века: косоворотка под потертой вельветовой тужуркой,
парусиновые брюки и парусиновые же туфли. Даже одеждой они демонстрируют возврат в доленинскую эпоху. И такого "неокоммуниста" Административный
Отдел ЦК утвердил на пост Председателя Партийного Трибунала?! Они там что — с ума посходили? Сначала проморгали Батурина, а теперь...
Кольцов набрал на пульте видеосвязи код начальника картотеки ЦК. Тут же зажегся телеэкран, на нем возникло внимательное мужское лицо,
готовое к выполнению любого задания:
— Слушаю вас, Борис Иванович.
— Личное дело Ясногорова, — сказал Кольцов и повернулся к Ясногорову: — Ваше имя-отчество?
— Марат Васильевич, — сказал Ясногоров.
— Марат Васильевич Ясногоров, — повторил Кольцов в глазок видеокамеры.
— Секундочку, — произнес начальник картотеки. Было видно, как он беглым движением пальцев набирает на терминале компьютера фамилию и имя-
отчество Ясногорова. — Прошу вас...
Вслед за этим лицо начальника картотеки исчезло с экрана, и вместо него возникла фотография Ясногорова семи-восьмилетней давности,
сделанная, видимо, тогда, когда Ясногоров вступил в партию. Затем, как титры в кино, поплыли данные: дата и место рождения, национальность,
образование, семейное положение, место работы, какими иностранными языками владеет...
И пока Кольцов считывал глазами сухую информацию — русский... закончил исторический факультет Куйбышевского университета... холост...
работает учителем истории в Томске... владеет английским (хорошо), немецким (слабо)...—он не переставал думать о том, как же быть? Послать этого
Ясногорова к чертовой матери, а членам Трибунала объявить, что он заболел? И пусть они выберут себе нового представителя и быстрей выносят
приговор без всяких этих историко-психологических выкрутасов.
Батурина нужно казнить — это сразу утихомирит тысячи вот таких, как этот
Ясногоров, и еще тысячи, которые и похлеще него, а, главное, это заставит Горячева стать, наконец, той "жесткой рукой", которая так нужна
сегодня России. Если бы Батурин убил Горячева, эта жесткая рука стала бы носить другую фамилию — Лигачев, Рыжков, Бельцин, Митрохин или даже
Кольцов, но теперь дело не в смене фамилии Генсека, а в смене всей внутренней политики. Жесткость и стремительность — вот что нужно! А то уже
начались разговоры: кто выдвигал Батурина секретарем горкома партии? Почему Секретариат ЦК утвердил его делегатом съезда? И вообще — кто у нас
курирует идеологию и моральный облик партийных кадров?...
Но, с другой стороны: состав Трибунала был опубликован в "Правде" неделю назад, и если вслед за Ясногоровым еще кто-нибудь из членов
Трибунала заявит самоотвод — это уже будет скандал!...
Досмотрев "файл" до конца, Кольцов выключил видеосвязь и опять взглянул на Ясногорова. Тот сидел в кресле по-прежнему прямо — даже
неестественно прямо, как птица, застывшая на ветке. За его спиной было большое окно, выходящее на Старую Площадь, и щуплая фигура Ясногорова
почти не заслоняла пыльно-зеленые верхушки деревьев и рыжие крыши Солянки. Поодаль, над Садовым кольцом, патрульные армейские вертолеты чертили
зеленое небо — в Москве все еще было военное положение. И Кольцов вдруг почувствовал приступ раздражения и апатии — ведь ясно, теперь-то уж
совершенно ясно, что спасти страну, власть, уберечь Россию от кровавого потопа можно только железной рукой. А он опять вынужден вилять,
лавировать, дипломатничать с этим "неокоммунистом", мять его под себя, чтобы избежать еще одного скандала.
— Значит, вы считаете, что есть разница между политическим убийством и, скажем, убийством уголовным? — спросил Кольцов.
Ясногоров резко подался вперед всем своим худым телом и воскликнул обрадованно:
— Вы поняли? Вы поняли меня! Эт-т-то замечательно! Просто замечательно!!! Просто замечательно!!! Конечно! Огромная разница! У человечества
есть тысячелетний опыт судов уголовных, но судам над террористами всего сто лет! И — никаких правил! Смотрите: самое первое политическое
покушение было совершено в России 13-го июля 1877 года. Вера Засулич стреляла в петербургского градоначальника генерала Трепова за то, что он
приказал высечь плетьми политического заключенного. И суд присяжных оправдал Засулич! Понимаете? Суд наших, русских присяжных оправдал террор! С
этого все началось и, может быть, именно в этой точке истории лежит ошибка. Потому что дальше пошло по нарастающей. Уже через четыре года убит
Александр Второй, потом — Столыпин. И разве был в России хоть один район, где ленинская партия пришла к власти без террора, а простым и открытым
голосованием? Никогда, нигде! Только оружием! Смотрите:
Временное правительство мы арестовали и свергли. Царя и его семью — расстреляли. Учредительное собрание — разогнали. Советами — овладели.
Конкурирующие партии — уничтожили. Крестьян в колхозы — загоняли. Иными словами: мы сделали террор универсальным оружием на все случаи жизни.
Даже против целых народов — поляков, венгров, афганцев... А теперь я хочу вас спросить: разве вы будете судить волчонка за то, что он вырос и
хочет загрызть вожака стаи? Будете??
— Я-то не буду.