Однако уже через полминуты галерка прервала его дикими криками:
— Кончай хохмить!
— Заткнись! Музыку давай!
— Давай рок!
Однако ведущий не сдавался, делал вид, что не слышит выкриков и только непроизвольно косил глазами в сторону галерки.
— Ну, ко-зел! — в сердцах сказала рядом с Майклом его юная соседка.
— Итак, начинаем наш концерт! — словно услышав ее, сказал ведущий.—К сожалению, из-за нелетной погоды группа "Аквариум" застряла в Сочи, а
"Машина времени" уехала в Мюнхен.
По залу прошел разочарованный ропот, а соседка Майкла вздохнула с таким глубоким огорчением, что Майкл с удивлением покосился на нее.
— Однако не унывайте! — бодро сказал блондин. — В первом отделении вы услышите пять групп. Открывает программу группа "Колесо века",
которая играет так называемый "белый фанк" — музыку, которая возникла в США еще в...
— Ладно, сами знаем! — опять закричала галерка. — Давай "Колесо"!...
Тут у блондина вдруг зафонил микрофон, и он ушел, наконец, со сцены, крикнув в зал своим голосом, без микрофона:
— Итак, "Колесо века"! Композиция "Ночная атака в противогазах"...
Зал неистово зааплодировал, особенно — на галерке и в бельэтаже, а соседка Майкла вскочила с места и закричала "Ура!".
Майкл даже опешил от такого перепада — еще несколько минут назад, на улице, это была скромная Золушка с тихим голоском и наивно-пугливыми
зелеными глазками, и вдруг — такая экзальтация по поводу белого фанка!...
Тем временем свет погас, и на темную сцену с жутким шумом и, действительно, в противогазах выскочили семь низкорослых музыкантов, одетых в
эклектично подобранную солдатскую форму разных стран и времен — от американского морского пехотинца с мушкетерской саблей на боку до советского
солдата в брюках-галифе и с рыцарским шлемом на голове. И зал, и сцену тут же заполнил свет мятущихся узких цветных прожекторов, дым, похожий на
пар от сухого льда, немыслимый рев электрогитар и еще каких-то клавишно-струнно-духовых инструментов, которые изображали вой сирены боевой
тревоги, свист падающих снарядов и оглушительные взрывы. От всего этого могли запросто лопнуть барабанные перепонки. При этом музыканты в
противогазах все время орали "В атаку! В атаку, е... мать!", лихо подпрыгивали от каждого взрыва почти до потолка, шмякались кто на спину, кто
на живот, но тут же вскакивали и продолжали рвать струны своих электрогитар, идя в атаку на зрителей и, как слоны, размахивали хоботами своих
противогазов...
Но Майкла поражал не рев электрогитар, не вид этих музыкантов (он видел в Нью-Йорке ансамбли пошумней и поэффектней), и даже не то, что
они орут и беснуются под транспарантом о выполнении решений партии. Майкла поразило поведение зала. И партер, и юная галерка сидели без
движения, как жюри на музыкальных фестивалях. Майкл вспомнил, как он и его сверстники орали и пели вместе с музыкантами на концертах рок-музыки
в Медисон-сквер-гарден...
Правда, после "Атаки в противогазах" зрители наградили музыкантов аплодисментами, но и вторую группу — "Арктика" — зал слушал с тем же
спокойствием верховных судей.
..
Правда, после "Атаки в противогазах" зрители наградили музыкантов аплодисментами, но и вторую группу — "Арктика" — зал слушал с тем же
спокойствием верховных судей. Юная соседка Майкла тоже смотрела на сцену, не двигаясь, но лицо ее, как зеркало, отражало ее оценку каждого
музыкального пассажа — оно то озарялось удовольствием, наслаждением, радостью, а то искажалось гримаской, словно от зубной боли...
— Что с вами? — спросил он, когда в первый раз увидел это выражение на ее лице. — Вам плохо?
— Ужасно! Вторая гитара все время фальшивит!.. Позже, вспоминая начало своего романа с Полей, Майкл думал, что увлекся ею, что fell in
her, не тогда, когда на Ленинградском проспекте увидел ее зеленые, в обрамлении заснеженных ресничек глазки, а именно в эти минуты на концерте,
когда она так сосредоточенно, словно член профессионального жюри, слушала музыку этой "Арктики".
На Майкла эти русские джазмены не произвели впечатления. Он с трудом досидел первое отделение и в антракте тут же сбежал в буфет, чтобы
его юная соседка не стала снова совать ему деньги за билет. Но во втором отделении пел Александр Розенбаум, и это действительно было нечто!
Конечно, нужно прожить два года в Москве, переспать с двумя десятками русских девочек, выучить русский язык так, чтобы понимать соль русских
анекдотов, — и вот только тогда вам открывается сила и подтекст песен современных русских бардов: Галича, Высоцкого, Розенбаума...
Метелью белою, сапогами по морде нам — Что ты делаешь с нами, Родина, Родина, Родина?!!...
Сейчас, в самолете, вспоминая эти строки, Майкл уже не испытывал такого восторга и восхищения. То ли гласность в России выбросила теперь в
эфир песни и посмелее, то ли всем там сейчас уже не до песен. Но тогда, полтора года назад, на том концерте Розенбаума Майкл впервые за все
прожитое в Москве время вдруг почувствовал себя подключенным к единому электрическому полю этой страны, этого народа и этого зала. Песни
Розенбаума вдруг понесли его душу, как парус, полный морским ветром. Он понимал, понимал, понимал и чувствовал, не только подтекст, но и вкус
этих песен, и наслаждался этим, как наслаждается уверенный в себе пловец вкусом океанской воды на больших глубинах... И после каждой песни Майкл
уже вместе со всем залом (и своей соседкой, конечно), стоя аплодировал, кричал Розенбауму "Браво!" и "Бис", и спрашивал у соседки:
— Ну как? Правда, здорово?
— Еще бы! — улыбалась она — У него нет голоса, но музыкальность — шансонье! Классический французский шансонье...
Да, подумал тогда Майкл, как точно она определила: этот Розенбаум — первоклассный шансонье русской политической песни...
Неожиданно посреди не то пятой, не то шестой песни сзади послышался шум, крики, а затем в зал, прорывая милицейские заслоны, хлынула
гигантская толпа безбилетных молодых парней и девиц — в заснеженных пальто и куртках, в лыжных вязаных шапочках. Они шумно и стремительно
заполнили все проходы, а Розенбаум спокойно стоял на сцене с гитарой и терпеливо ждал — на его концертах такие эксцессы были, похоже, не
впервой. Конечно, разнаряженная партерная публика возмущенно зашумела, но безбилетники так плотно заполнили проходы и все пространство меж залом
и сценой, что милиция не могла даже протиснуться в зал, а не то, что удалить нарушителей.