Но я понимала, что не имею права нарушать ритм жизни взрослых, и скрепя сердце, должна свыкнуться с мыслью, что обязана принимать слова родителей как необходимое и неизбежное.
Выступать в театре мне так и не пришлось. Дед плохо отзывался о моих новых друзьях, а я подумала о том, что он не всегда бывает прав. Его не интересует, какие дети на самом деле. Они мешают ему, и он называет их шалопаями. Я попыталась убедить его в обратном, защищать друзей, но дед был категоричен:
– Давай без обиняков! Нечего якшаться с бездельниками и полуночниками. Иди спать!
Доказывать что-либо свое было бесполезно.
О БОГИ!
Светлана принесла книжку про богов древней Греции, и все зажглись идеей постановки нового спектакля. Узнав, что я немного рифмую, Света обрадовалась:
– Поэта нам не хватает. Будешь сочинять патриотические речи и высокие слова про любовь.
– Про любовь не смогу, – возразила я.
– Сможешь. У нас все все могут. Вот слушай. Допустим, я говорю: «О, милый принц, пади к моим ногам. Любви твоей я жажду непременно», а ты заканчивай. Поняла?
– Поняла. А про что дальше говорить? И зачем все это? Про принцев в книжках много хороших стихов.
– Так неинтересно! Свое лучше, – возразила Света.
И я принялась за работу.
– Почему у тебя складно получается, а у меня не очень? – спросила моя новая знакомая Валя.
– Потому, что ты рифмуешь только последнее слово, а я всю строчку. Вот смотри, здесь лучше написать «растут тополя». А не цветут поля. Когда читаешь, ты чувствуешь, будто спотыкаешься? В третьей строчке тебе одного слога не хватает.
– Точно! – обрадовалась Валя.
– А у тебя стихи нежнее выходят. Давай вместе сочинять, – предложила я.
Подружка сразу согласилась.
Света попросила меня подготовить Витю к выступлению, потому что он еще не умеет читать. Я засомневалась: сможет ли хулиганистый шестилетка выучить трудные слова? Но Витя очень хотел быть солдатом, и никому не уступал эту роль. Он достаточно быстро выучил стихи и, бегая по двору, нараспев выкрикивал их.
После обеда началась репетиция. Витя укрепил на груди алюминиевую миску, а на голову надел покрашенный в желтый цвет чугунок. Плащом ему служил ярко красный в мелкий цветочек халат соседки. Об оружии он позаботился особенно тщательно. Меч старательно выстрогал кухонным ножом из обломка штакетника, а огромный пистолет сделал из обрезков фанеры. Доказать ему, что пистолетов в Древней Греции не было мне не удалось.
Говорил Витя восторженно, но «проглатывал» окончания слов. Глаза сияли, движения были гордые, величественные, насколько позволяло его тощенькое тело, прикрытое большим, в пышных складках «плащом».
О Марс! Великий страж войны!
Перед тобою все трепещут.
Тебе все боги рукоплещут,
И не скупятся на дары.
Великий, грозный бог Войны!
Любитель битв, сражений жарких.
Талант и мужество даны
Тебе, лишь для свершений ярких!
Витька – самый маленький в театре. Но аплодисментов на репетиции он получил больше всех. Его мама вытирала слезы и улыбалась.
Вовик выбрал себе роль Апполона. Никто не спорил. Он хоть и тол-стый, но без сомнения самый красивый. Черные крупные глаза, широкий разлет бровей, яркие пухлые губы, малиново-красный румянец щек – выделяли его среди нас, белобрысых и худеньких. И наряд ему мама сделала великолепный: желтый плащ, синие шаровары, золотистый со стрелой на лбу шлем.
А Ленька провозгласил:
– Прекрасный как солнце гроза-Апполон!
Великий и страшный, но праведный он.
То в гневе сжигает поля перед нами,
То вдруг оживляет их нежно лучами.
*
Лук за плечами и ветром распахнута тога.
Прекрасный и умный. Но страх ты повсюду наводишь.
Хоть праведен гнев жестоко разящего бога
Все люди трепещут, когда на Олимп ты восходишь!
Ты, дивной красы и поэзии чудной любитель.
Ты, ярких талантов и щедрых умов покровитель –
О, гордый и мудрый провидец Олимпа, великий.
Красивый, но грозный бог Солнца и Света двуликий.
Правда, слова Ленька выучил плохо, но Светлана старательно подсказывала ему начало каждой строчки, и получилось сносно. После стихов позволялась любая импровизация в прозе, но ребята так вошли в роль, и прониклись торжественным слогом, что не захотели нарушать сценария, за исключением выкриков «О, боги!», сопровождавшихся ударами грома, точнее барабанным боем по разбитому корыту, которое заранее притащили со свалки.
Вышла Валя в зеленом плаще из шторы и с желтой лентой вокруг головы. Перед нею, Анюта, став на колени и вытянув вперед руки, тихо и торжественно произнесла:
Ежегодно раннею весною
Бурной зеленью растенья удивляют.
И, как прежде, о, богиня, пред тобою
Все колени с восхищеньем преклоняют.
Ты следишь, чтоб небо улыбалось,
Наливались золотом поля,
Яркими цветами покрывалась
Милая, любимая земля!
А Лиза из соседнего двора, подняв глаза и руки к небу, заговорила:
– Ты!
Покровительница юных и наивных,
Милых, чутких, добрых и невинных,
Ласковых, заботливых и нежных,
Вежливых, послушных и прилежных!
Эти слова вызвали неописуемый восторг у взрослых. Они хлопали, одобрительно кивали головами и, довольные детьми, улыбались, обещая вечером собрать на представление всех знакомых.
НАКАЗАНИЕ
Меня не пустили гулять. Я наказана за то, что вчера поздно пришла домой. Я не хотела волновать деда. Так уж получилось. Играли в партизан. Стрелочки на асфальте привели в парк. Уже смеркалось, и я подумывала о возвращении. Вдруг Ленька позвал нас: « Айда, кино смотреть бесплатно!» Мы влезли на железную, узорную ограду. Деревья закрывали почти весь экран, зато звук был громкий. Шел фильм про войну. Сюжет был захватывающий. И хотя смотрели не сначала, все поняли. Про деда вспомнила, когда экран высветил «конец фильма». Вмиг расстроилась. Впечатление от фильма померкло. Поняла, что он сейчас нервничает, а Оля, наверное, его пилит. Из парка бежала, не разбирая дороги. Перед дверью отдышалась и понуро вошла в комнату. Оля давала деду лекарство. С трудом выдавила из себя:
– Кино в парке с ребятами смотрела.
Дед, полный горького упрека, молчал. Оля коротко отрезала:
– Спать!
Испустив безнадежный вздох сострадания, я легла лицом к стене. Долго не могла заснуть, слушая, как ворочается дед. Одни неприятности от меня! Хоть вешайся с горя. Зачем Ленька затеял эту петрушку? Сама виновата. От скуки сваляла дурочку. Балда. А если дед заболеет, кто будет кормить меня и Олю? Опять в детдом? И почему она не работает? Она же молодая и здоровая.
Наутро дед пошел на работу. Значит, выздоровел. От этого жизнь показалась мне не такой уж плохой. А что гулять не пустили, так правильно. Поделом мне, не слушала предостережений совести. За такое врезать надо было.
Раз осталась дома, так надо чем-то заняться. Подошла к книжной полке: медицина, философия, марксизм-ленинизм. Все только взрослое. Вышла в парадное. Там Оля разговаривала с соседкой тетей Верой. Прислушалась. Ничего интересного. Тот так сказал, этот так ответил. Беседа была похожа на болтовню наших нянь в лесном детдоме. Правда, здесь чувствовался какой-то сюжет, хитроумное сплетение событий, как в кино. Но содержание мне не нравилось. Всех ругали, никого не хвалили. И интонации были какие-то ехидные, гадкие.
Спросила вежливо: «Скажите, пожалуйста, это называется «сплетни»?
Тетя Вера посмотрела на меня так, будто я с луны свалилась. И я поняла, что сказала глупость.
– Марш на кухню, – зло крикнула Оля.
«Хоть бы деду не сказала.