Грустно такое видеть.
Знаешь, Витек, в семье я все меньше нуждаюсь в боге, и все больше – в тебе.
После той неприятной ночи я чаще приглядываюсь к матери. С работы она приходит веселая. С удовольствием рассказывает о том, что происходило в школе. Мать хлопотливая. Вовлекает всех в общие дела: то картошку всей семьей перебираем в подвале, то пельмени сибирские лепим. Но теперь я замечаю горькие складочки в уголках ее губ и отрешенный взгляд у окна, что выходит на улицу.
Неужели отцу хочется, чтобы она была несчастная?
Странные бывают люди.
ГРЯЗЬ
Иду со станции. На душе осенняя грусть. Не напрасно старики говорят, что ненастье ворожит тоску. Небо в клочьях черных туч, как старое мятое застиранное платье в заплатах. Ветер резкими порывами обрушивается на посадки и растревоживает верхушки нагих деревьев. Чего еще ждать от поздней осени? Она дарит лишь дожди и морозы. «В пустоте ноября даже эху откликнуться нечем». Красивая фраза. Поэтому и запомнила.
Вот ларек. Возле него столб, на котором, уныло опустив голову, раскачивается разбитый фонарь. В ларьке иногда продают мороженое. Ребята откуда-то узнают, прибегают и вмиг расхватывают его, даже в холодную погоду. Я никогда не прошу денег для себя, поэтому мороженого не покупаю. Остановилась, разглядываю очередь. Вижу, как буфетчица, с выщербленным мелкими оспинками тяжелым, хмурым, точнее угрюмым лицом, взяла деньги у скромной на вид девочки, а мороженое не дала. Дети оттеснили девочку. Она умоляюще смотрит на тетю, тянет руки и просит: «Мне, мне дайте!» Старания тщетны.
Буфетчица делает вид, что не видит девочку и спокойно поворачивается к громко кричащим мальчикам. Теперь девочка растеряно стоит рядом с очередью. На глазах слезы. Она с горькой многозначительной ясностью понимает, что сегодня ей не достанется редкого лакомства. У меня мгновенно портится настроение, и, кроме того, налетает тошнотворная ярость. Колотится сердце. Трясет возмущение. Я иду дальше, и думаю: «Почему не вмешалась, не защитила? Я же не трусиха. Боюсь быть осмеянной наглой буфетчицей, не хочу ублажать ее самолюбия или стыжусь того, что она меня все равно не послушает? Я знаю, что не имею права ей врезать? Раньше я бы все равно полезла на рожон, как говорит бабушка. Почему же теперь не лезу? Я же должна была кричать, требовать…. Ненавижу наглость, подлость!… Обижать маленьких!?…Гнать в шею надо таких буфетчиц…. Дрянь….
Представила себя на месте девочки и еще больше задохнулась жалостью к ней. Полились слезы. Машинально сламываю ветку дуба, тереблю ее в руках, нещадно хлещу себя ею по ногам.
Явилась неожиданная грустная мысль, что за последнее время я сама стала похожей на эту тихоню. Боязнь поступить не так, как требуют родители, не так как ведут себя нормальные, домашние дети сделала меня нерешительной, неуверенной. Мать за каждую ошибку долбит….
Иду дальше. После дождя в колеях грязи по колено. Но я осторожно пробираюсь по тропе, которая вьется между деревьями на обочине дороги. Гляжу, впереди меня посреди огромной лужи стоит маленькая бабуся и недоуменно озирается.
– Грузовик проклятый всю грязь под ноги подкатил, – сердито бормочет она, грозя клюкой невидимому виновнику ее беды.
Резиновые сапоги у бабуси увязли. Она пытается их вытащить. Но только тощие ноги в рваных овечьих носках вылезают из сапог. Грязь сантиметров десять не доходит до верха голенищ. Увидев меня, старушка оживилась:
– Деточка, помоги выбраться.
– Я в новых ботинках. Меня родители будут ругать, – поспешно отказываю я.
– Сил нет. Сапоги присосало. Не выберусь сама, – стонет старушка.
Что делать? Сделала два шага к ней. Липкая черная грязь наплыла на коричневые, блестящие от крема ботинки. Отпрянула назад.
А если бы моя бабушка здесь оказалась? Пока я нерешительно переминалась, бабусядосадливо тормошила икорила меня:
– Вечереет уж. Так и бросишь старуху? Чему тебя в школе учили?
– Я хочу помочь, но честное слово дала, что ботинки не запачкаю, – оправдывалась я смущенно.
Старушка рассердилась:
– Ботинки ей жалко! Гадкая девчонка!
«Хочет, чтобы помогла, а сама ругает», – обиделась я про себя, придумывая как выручить старуху. Догадалась! Разулась, чулки положила в ботинки, повесила авоську с продуктами на сук и пошлепала по липкому, холодному киселю. Бабуся судорожно вцепилась в меня. Пришлось руками вытаскивать ее из грязи за сапоги. Оказавшись на твердой тропинке, бабка не поблагодарила меня, напротив, довольно бесцеремонно оттолкнула и, не оборачиваясь, неожиданно быстро для своего возраста, потопала к селу, шамкая и крестясь на ходу.
«Ледащая старуха попалась! Уморительная история! Посчитала, что бог ее вытащил из грязи… Видно похвала, как премия. Дадут – хорошо, а нет, и так обойдусь»,– хмыкнула я, и помчалась к реке, что была в метрах ста. Спустилась под мост. Вода прозрачная ледяная тяжелая. Смыла грязь с красных, как гусиные лапки, ног, обулась и вприпрыжку, чтобы согреться, побежала домой, старательно обходя глубокие лужи.
НЕЛЯ
Закончились уроки. Одеваемся. Вешалка тут же, в конце комнаты. Очень удобно. В класс заглянул шестиклассник Вовка Шаповалин и злорадно засмеялся:
– Ха! А у вашего Кольки чулки шелковые!
Я увидела Колю, сидящего за партой, и зло крикнула не званному гостю:
– Мозги включи, чучело!
– Завели десять детей при отце-пьянице, а теперь нищету разводят, – продолжал Вовка дурашливо.
– Хотел бы я посмотреть, сколько у тебя было бы братьев и сестер, если бы не погиб твой…
Коля не закончил фразу и со слезами на глазах выскочил в коридор.
– Получил? Поумнел? – сердито набросилась на Вовку Валя Кискина.
Тот заморгал белесыми ресницами и вышел из класса. Остальные, молча переживали мимолетную перепалку. Я собрала портфель и направилась домой.
Странная в этом году осень: зеленые дубы, желтые березы и снег. Ракиты до земли опустили увядшие обмороженные кудри. Оттаявшие листья липы мягкие, липкие. Косой холодный ветер жестко сечет по лицу колючками, сердито размахивает ветвями деревьев, свистит в ушах. Кутаюсь в пальто, прикрываю ладонями уши и, пригнувшись, иду по неуютному царству, где обитают только злые волшебники.
Соседка третьеклассница Неля догнала и обняла меня сзади. Я сразу согрелась. Неля рассмеялась:
– Представляешь, иду и думаю: вот заблужусь в вихрях снега, улечу с ними далеко-далеко в небо, и так здорово мне там будет! Стану я маленькой, но самой яркой звездочкой! А если до смерти замерзну, то моя душа полетит в рай. Дети всегда в рай попадают. Сначала размечталась, а потом родителей пожалела, и все мои фантазии разлетелись. Пойдем ко мне?
– Мне нельзя без разрешения, – промолвила я упавшим голосом.
– Да ладно тебе. Не узнают, – беззаботно засмеялась Неля.
– А что дома скажу? – испуганно возразила я.
– В школьном дворе гуляла, – предложила простейший вариант обмана соседка.
– Нет. После уроков я сразу должна домой идти. Не слушать родителей, как плыть против течения. Занесет куда не надо. Так бабушка сказала.
– Неужто, ты всегда такая послушная? – удивленно воскликнула Неля.
– Нет. Раньше я любила гулять и мечтать одна. Но здесь меня быстро стреножили. Шагу без разрешения не дают ступить.
– Почему?
– Не знаю. Может потому, что отец был военным? И мать у нас очень строгая. Но занудство у меня с раннего детства. Я всегда была слишком правильная в серьезных делах.
– Надо быть свойской.