Лето было в разгаре, и кусты ломились от ягод. Когда Утренняя Звезда собирала ягоды, её укусил шершень. Она негромко вскрикнула, и я припоминаю теперь, все мы подумали, что это плохое предзнаменование. Одна из пожилых женщин сказала, что шершень ревновал её и хотел испортить её красоту в день свадьбы.
Никто тогда не знал, что этот укус будет фатальным для Утренней Звезды. Она была тем несчастливым человеком, которых белые люди называют аллергиками: она не переносила яда пчёл и шершней и через полчаса умерла. Ничего нельзя было сделать. Мазь из трав, которой мы обычно пользуемся для заживления укусов, помогла не больше, чем повязка смертельно раненному. Это была страшная трагедия.
Когда мой брат, а он гулял в лесу по традиции — так делали все женихи накануне свадьбы — вернулся, она уже была мертва. Я никогда не забуду, что тогда произошло. Прежде чем он понял, что случилось, он услышал причитания её матери. Он прорвался сквозь круг женщин и увидел свою невесту бездыханной. Долго молчал, не в силах поверить в то, что случилось, а затем испустил страшный крик отчаяния и боли. Он упал на колени, взял её на руки и зарыдал. Слезы ручьями текли по лицу брата, все тело его сотрясалось.
Когда мы похоронили Утреннюю Звезду, лицо брата стало как маска — непроницаемым и не выражающим никаких эмоций. Он был таким же холодным и бесчувственным, как камень; люди говорили, что это оттого, что его сердце разбито. Сразу после похорон он ушёл из деревни и пропадал месяц. Он сказал, что будет бродить по миру тридцать дней и тридцать ночей, пока не отыщет средство, которое поможет ему воссоединиться с Утренней Звездой. Он имел в виду не самоубийство, которое в нашем племени считалось страшным грехом, а способ вернуть её в том или ином обличье или самому посетить Страну Духов. Мы слышали много рассказов о людях, которые совершили такой переход, их тела оставались в этом мире, в то время как сами они соединялись со своими любимыми за его пределами. Я тоже слышала о таких случаях, но никогда не встречала человека, который испытал бы что-либо подобное.
Я была очень опечалена, потому что любила брага и сочувствовала ему, но я понимала также, что если смерть невесты сделает его набожным человеком, значит, она умерла не напрасно. Я считала дни и ночи, дожидаясь возвращения брата и молясь, чтобы он обрёл покой, но когда он вернулся, его лицо было таким мрачным, что стало ясно: скорбь непокинула его.
«Я был далеко от вас эти тридцать дней, — рассказал он, — и я говорил всё время с той, которой нет сейчас среди нас. Я ел только то, что мог найти на земле или поймать в реке. Я не ел мясо животных и не пил ничего, кроме воды. Я спал под звёздным небом, в холод и дождь, и я молился, чтобы кто-нибудь помог мне найти ключ к двери, отделяющей мир живых от мира мёртвых. Иногда мне казалось, что я почти у цели, но ключ снова ускользал от меня, словно вода в камышовую трубку, и все начинало казаться бессмысленным. Больше я не могу. Я буду ждать, молиться и надеяться».
Брат жил с нами, как прежде, но теперь он был спокойным и смиренным. Никто не слышал от него дерзкого слова, он не совершал чего-либо недоброго, но никогда не улыбался. Он ждал.
Однажды ночью я проснулась рано, ещё до рассвета, и не могла больше уснуть. Я тихо соскользнула с постели, чтобы не разбудить спящих сестёр, и отодвинула занавес на окне. Луна серебрила гладь озера, так что оно казалось огромным зеркалом. Было полнолуние, но луна уже бледнела, ибо наступали предрассветные часы. Некоторое время я молча смотрела, зачарованная картиной ночного покоя, и потом увидела одинокую фигуру моего брата, стоящего на коленях на берегу озера и казавшегося изваянным из серебра. Он застыл, как камень, над водной гладью, будто в ожидании чего-то.
Я не знала, сколько времени он стоял так.
После той ночи я часто просыпалась и, подойдя к окну, всегда видела силуэт брата, застывшего над водой. Меня охватывало странное возбуждение, и казалось, что его бдения должны скоро закончиться. Должно же быть вознаграждено такое упорство!
Наступило новолуние по прошествии месяца после первого случая. Я снова проснулась перед рассветом и подошла к окну. Мой брат, как всегда, сидел у воды, но поверхность озера в этот раз вовсе не была гладкой. Олень, одинокий и бледный в свете новой луны, плыл к берегу. Я не удивилась — олени часто плавают на маленькие островки по озёрам — но мой брат весь напрягся и подался всем телом в сторону оленя. Вот он подплывает все ближе и ближе, и я увидела, что это невероятно красивая и изящная белая олениха. Она стояла в воде, серебряные ручьи стекали с её гладких боков, она повернула маленькую голову на длинной гибкой шее, и большие тёмные глаза устремились прямо на брата. Он застыл, подался к оленихе и вдруг упал лицом вниз, будто потерял сознание. Я была напугана, но что-то подсказывало мне, что не следует подходить к нему. Когда я снова взглянула в окно, олениха исчезла. Меня охватило страшное изнеможение, и я уснула прямо у окна, проснувшись только с первыми лучами солнца.
На следующий день мой брат изменился. Он трепетал от возбуждения, когда наступил вечер; он, казалось, никак не мог дождаться ночи. Печаль исчезла с его лица, но глаза оставались непроницаемыми и отрешёнными.
Ещё два раза белая олениха подплывала к берегу, и оба раза мой брат падал без чувств. Я всегда просыпалась вовремя, как будто мне было суждено наблюдать за духами брата и оленихи. На третью ночь олениха подошла ближе обычного, и в её глазах, которые я могла чётко видеть, несмотря на тусклый свет луны, была огромная человеческая тоска. Брат встал с земли, словно во сне, и последовал за ней. Он ступил в воду, бесшумно переставляя ноги, сначала по колено, потом вода дошла до бёдер, до груди. Олениха поплыла по направлению к маленькому островку посередине озера, и мой брат неотступно плыл за ней. Потом облако закрыло луну, и озеро погрузилось во тьму, но я чувствовала их во тьме ночи и радовалась чему-то, чему не находила объяснения. Когда луна выглянула из своего облачного гнезда, я увидела уже далеко, возле самого острова, двух оленей. Это были знакомая мне белая олениха и тёмный самец. Теперь они гордо плыли рядом, и маленькая изящная головка оленихи покачивал рядом с увенчанной рогами могучей головой самца. Я смотрела на них, пока они не скрылись из виду, но остров был далеко, и луна тускнела, и я снова заснула у окна.
Все это долгое лето мой брат по ночам превращался в оленя. Последние следы тоски исчезли с его лица, и люди отмечали с удивлением, что его глаза сияют счастьем. Ему предложили снова жениться, но он только улыбнулся и сказал: «У меня есть жена». Некоторые считали его сумасшедшим, другие святым, но только я знала, что он говорит правду. Ночами я созерцала костёр, который согревал их на далёком маленьком острове, и поняла, что они принимают человеческое обличье, когда достигают своего святилища. Я видела их плывущих вместе по глади озера, но знала, что не должна никогда, никогда следить за ними и ступать на их остров. Я поняла, что только сила их любви и вера позволяют им обретать друг друга в промежутке вечности между жизнью и смертью.
Счастливое для моего брата лето подходило к концу, и он чувствовал это. Однажды ночью, уже перед осенью, белая олениха не пришла на обычное место, и брат просидел на берегу в одиночестве всю ночь. Я тогда не заснула, как обычно, а продолжала бодрствовать вместе с ним, хотя он и не знал этого.